Achtung whiskas! все кошки умрут.. 6 декабря

http://www.proza.ru/2011/06/20/207

Achtung whiskas! все кошки умрут.. 6 декабря
Спасите Ваших Кошек
                6 декабря

Утром Степана не оказалось на своем привычном месте – его постелька была пуста. У меня екнуло сердце, уж не наступило ли то, чего мы все так боялись, но чего ожидали и что было уже неотвратимо. Мое сердце сжало удушье, но скрепя его, я отправился искать Степу по квартире. Он лежал под окном рядом с любимым своим креслом, и я не понял – обезболивал ли он себя холодком пола или у него уже не было сил взобраться на кресло. Впоследствии стало ясно – второе предположение оказалось более верным.

Я подошел к бедному старичку, говоря ему всякие ласковые слова, и заметил, как у меня, при этом сильно просел голос от печали и жалости. И Степа услышал меня, но отозвался лишь поворотом головы. Он с трудом поднялся и, шатаясь, побрел на кухню. Теперь он шел не так, как обычно - хвост пистолетом, оборачиваясь на меня, поднимая голову и заглядывая в глаза. Теперь же он шел понуро, не поднимая головы, словно на автомате - как плохо заведенная машина, у которой вот-вот закончится завод - зрачки его были расширены и он на меня не смотрел, вообще никуда не смотрел, они застыли в одном положении и, казалось,  уже покрываются посмертной поволокой. Теперь он стал ходить так…

Я пошел вслед за ним. Там Степа остановился у чеплашки с водой, как бы, в некотором раздумье. Я заметил, что вода со вчерашнего вечера оказалась нетронутой. Затем Степа понюхал эту воду, облизнул губы сухим язычком, словно прошелся по ним наждачкой, отвернулся от чашки, но пить не стал и отвернулся. Теперь он уже не будет пить никогда…

Я это понял – понял также, что до КОНЦА осталось совсем немного, и у меня колючим холодом замурашило спину. Степан же устало тут же улегся на пол. Не грохнулся по-моледцки на бок, как обычно, трясь головой и губами о коврик, принимая разные уморительные позы, чтобы привлечь к себе внимание и как-то понравиться, и не завертелся на спине, подставляя гладить животик, а именно лег, обессиленный этим, из комнаты в кухню, переходом.

Я погладил малыша по брюшку, и он жалобно мякнул, слабеньким, едва слышным голоском, словно на что-то жалуясь. Наверное, ему было больно. Действительно, больно. Ведь боль Степа терпеть умел, и терпел ее молча, без жалоб, если она, конечно, исходила от меня или Лоры, а не от кого-то постороннего. Но даже и в этом случае он бы не жаловался, а нападал, шипел бы и вакал на обидчика. Вообще-то, мы с женой Степу никогда особо не обижали, а если и наказывали за какие-то шалости, то без злобы и, не причиняя ему боли, разве только если это выходило случайно.

Вот, например, на той же кухне, бывало, готовишь ему еду, пока он нежится, валяясь на полу в предвкушении пищи, и не обращаешь внимания под ноги, зная, где лежит Степа и не боясь на него наступить. А Степан, тем временем, возьмет да и переменит позу, и тут нечаянно наступишь ему, к примеру, на кончик хвоста. Хорошо, если топчешься без тапок, тогда сразу почувствуешь это и отдернешь ногу. А в тапках – можно ничего не ощутить, не обратить на это никакого внимания и продолжать стоять на его хвосте. А Степан молча терпит, и терпит так, бывает, довольно долго, видно, полагая, что его за что-то наказывают по заслугам, хотя и не совсем понятно каким, и теперь надо терпеть. И уже когда мои сто с лишним килограммов окончательно доконают его, он, наконец, вакнет и вскочит, пытаясь выдернуть из-под тапка хвост. Конечно, сразу же освободишь его хвостик и ну его ласкать и извиняться. И тогда Степа великодушно прощает, а в знак этого прощения начинает тереться мордочкой о виновную ногу или подставлять, слегка выгибая, спину, чтобы гладили, и только ноющий кончик хвостика нервно подрагивает, стряхивая сумасшедшую боль.

А как бы вы себя почувствовали, если бы вам, например, лось, за неимением у вас хвоста, наступил копытом, например, на ступню? – мало не покажется!

Конечно, если нечаянно наступишь ему на лапу или середину хвоста, то это чувствуется сразу, моментально убираешь ногу, и тогда бедняге долго терпеть не приходится. Хорошо, что Степан был крупный и крепкий кот, и я за все долгие годы нашей совместной жизни не сломал ему ни лапу, ни покалечил и хвост.

Но, бывало, Степа попадал под мой пресс и худшим образом. Например, случалось, в темноте сядешь на кровать или диван, а он там лежит, в ус не дует, не ожидая от меня такого выверта. В этом случае, подо мной мог оказаться, как он целиком, так и отдельная какая-то часть его тела – например, голова. Тогда тут же моментально вскочишь и кланяешься ему с извинениями, голубишь бедолагу - поздно, конечно, но лучше поздно, чем никогда, главное, дать понять смышленому коту, что я его не умышленно едва не угробил. Степе, само собой, ужасно больно, но он опять терпит, даже не пикнет, и милостиво все прощает, лишь хвост автоматически продолжает возмущаться.

А вы бы простили любимому бегемоту, если бы он, вдруг, сел вам  на голову до растрескивания черепушки?

Ясное дело, что в природе дикому коту никто не только на голову не сядет, но и близко подойти не сумеет, без того, чтобы не обратить на себя внимание. Да что в природе – к дворовым и даже домашним кошкам незаметно никто не подступится. А Степа, надо же, так опростоволосивался! Но этому было свое объяснение – он рос в холе, любви, неге и полной безопасности, не так как некоторые домашние коты, которых пинками помыкают по поводу и без. Вот и случались, порой, с ним такие оказии, за которые  иному беспризорному коту было бы стыдно.

Разумеется, кроме своих любимых кресла и постельки, Степа мог спать в самых неожиданных местах. Например, где-нибудь на стиральной машине, на которой лежало чистое белье – ох и любил он валяться на свежевыстиранных вещичках! – или, еще хлеще - на гладильной доске, оставленной Лорой без присмотра, с теми же только что отстиранными вещами, на коврах и ковриках, раскиданных по квартире, на диване или на наших кроватях. Причем, спал Степа в самых замысловатых позах, порой вызывая умиление, особенно у Лоры. Например, на спине, откинув хвост и подняв какую-нибудь одну переднюю лапу, которая оставалась вытянутой после его потягушек, будто голосовал за что-то. Или сам, вытянувшись всеми лапами и всем телом, лежа на боку. Либо калачиком, прикрыв нос пушистым хвостом, мордочкой на лапах, да и мало ли как еще - в основном, как я заметил, все зависело от комнатной температуры.

Особо он любил спать где-либо на верхотуре – на полке коридорной стенки, куда ему под голову мы, по собственной инициативе, подкладывали что-нибудь мягкое, или на шифоньере. Причем, на верх он просился сам – подойдет и начинает мякать, посматривая то на меня, то на верх шкафа. Поднимешь его туда, но не успеешь руки убрать, как он цап их легонечко, не оцарапывая, коготками. Так Степан требовал от кого-либо из нас, чтобы тот не уходил сразу, а сначала поиграл бы с ним в охотника - которым, ясное дело, оказывался Степан – и жертву, коей назначалось быть кому-либо из нас с Лорой. Это он нам так сам показал, когда его посадили на стенку в первый раз – сначала слегка цапнул лапкой, а когда на это никто не обратил внимания, но потом проходил мимо, то он старался этой  самой лапкой, со своей верхотуры, его задеть, вроде как ловил.

И мы поняли, чего он от нас добивается и стали потрафлять ему – наматывали на руку тряпку или брали деревянную палочку и ширк-ширк ею перед ним, а он ее – цап-царап, кусь-кусь. Короче, шурудили ею снизу, давая возможность иногда схватить для полного удовлетворения его охотничьего инстинкта. И только «наохотившись» таким вот образом, Степа успокаивался, укладывался поудобней и потом засыпал. Видимо, сказывались древние природные привычки предков – спать на деревьях для безопасности или караулить добычу оттуда сверху.

Понятно, что выспавшись, он мягким, жалостливым голоском призывал нас, чтобы его спустили наземь – прыгать просто так с двухметровой высоты он не рисковал.

Теперь Степе ни на какую верхотуру больше не надо…



Судари и сударыни!
Стою с протянутой рукой – подайте, котов ради, баллов!


© Copyright: Спасите Ваших Кошек, 2011
Свидетельство о публикации №21106200207