Пир стервятников

Пир стервятников
1.
Узнал один монах,
Что высоко в горах
Есть, стеблем не высок,
Оранжевый цветок,
Когда его сорвать,
То можно загадать
Желание одно,
И сбудется оно.
Нашел легенды эти
Он, видно, в Интернете,
А может в старой книге
Случайно прочитал,
А может настоятель
Ему о том сказал.
Монах не долго думал,
Нехитрый скарб собрал,
И, помолившись скоро,
Пошел с баулом в горы,
В надежде, что найдет
Цветок волшебный тот.
2.
От края до края на весь горизонт
Раскинулись горы широко,
По горной тропинке упрямо идет
Усталый монах одиноко,
Уж кончился хлеб, на исходе вода,
И ноги идут ели-ели,
Но нет, не пугает упрямца беда,
И твердо он движется к цели.
Судьба помогала монаху в пути,
Когда он сквозь лес пробирался,
И там где ему приходилось пройти,
Ни волк ни медведь не встречался,
Но только любимцев своих каждый день
Судьба беспощадно меняет,
И видит монах, чья-то черная тень
По склону зловеще сползает.
Нет, это не призрака видят глаза,
Летает над скалами птица,
Широким крылом раскроив небеса,
Голодный стервятник кружится.
Монах изможденный на камень присел
И молвил стервятнику слово:
«Зачем, черный птах, ты ко мне прилетел?
Твое появленье не ново,
Но жив, и не думаю я умирать,
Идти уж не долго осталось,
Придется, стервятник, тебе обождать,
Пока меня свалит усталость.
А если цветок я волшебный найду,
Тебе пировать не придется,
Мгновенно свою я исполню мечту,
И в всюду добро разольется,
Настанет всеобщий безвременный рай,
Великое благо настанет,
Тогда, птица смерти, где хочешь летай,
Но падали больше не станет!»
Стервятник в монаха воткнул черный взгляд,
Но понял, что путник живучий,
И, бросив его, полетел наугад,
Надеясь на нюх и на случай.
Монах еще долго по склону бродил,
Пока не устал совершенно,
И диво-цветок, засыпая, решил
Он завтра найти непременно.
3.
Ободранный, грязный, с густой бородой,
И в стоптанных башмаках,
Питаясь кореньями лишь да травой,
Бродил горемыка монах.
Прошел очень много он разных дорог,
Немало увидел в пути,
Но лишь вожделенный волшебный цветок,
Не смог бедный инок найти.
И вот у вершины, где только снега,
Укутавшись, он задремал,
И странного видел во сне старика,
Возникшего прямо из скал.
Старик, столь седой, словно древние льды,
Все молча смотрел в небеса,
А после, как будто напившись воды,
Закрыл голубые глаза,
И тихо спросил: «Ты святой человек?»
Монах отвечал: «Вовсе нет…»
«А знаешь, кто создал и пламя, и снег?»
«Лишь Бог мог создать этот свет».
«Зачем ты пустился в ненужный поход?»
«Лишь чтобы добро воссоздать».
«Глупец! Догадайся, что нужно вперед
Добро на себе испытать!»
Так рявкнул старик, как смола почернел,
И тут же рассыпался в прах.
Проснувшись в испуге, монах оробел,
Почувствовав что-то в руках.
О диво! Меж пальцев замерзших сиял
Тот самый оранжевый цвет,
Который наш путник так долго искал,
Приняв сто лишений и бед.
Так что же осталось? Привстал наш герой,
Холодные губы размял,
И, перекрестившись свободной рукой,
Тихонько, но властно сказал:
«Хочу, чтоб исчез страшный Каина грех,
Чтоб больше убийствам не быть,
Желаю везде, навсегда и для всех
Я новый закон сотворить,
Хочу одного у цветка лишь просить,
Всю душу в желанье вложив,
Чтоб жизни никто не посмел бы лишить
Любого другого, кто жив».
Так молвил монах, облегчено вздохнул
И стал собираться домой,
Довольный, что рай он на землю вернул
Такой невысокой ценой.
4.
Сбылась мечта упрямого монаха,
Убийств не стало, меньше стало зла,
И не испытывал никто уж страха,
Увидев нарезного пасть ствола,
Никто не мог пронзить кинжалом спину,
Война исчезла, всякий танк умолк,
Не зарывал никто под дерном мину,
В надежде подорвать враждебный полк.
Вдруг стали люди все добры и чутки,
И стали все животные добры,
Лиса и волк не ели больше утки,
Не подгрызали больше ствол бобры,
Ни львы, ни тигры не вели охоты,
И мух паук не трогал ни один,
Акулы рыб не ели, кашалоты
Кальмаров не искали из глубин.
Любовь к живому стала вездесущей,
Над всем довлел неписанный закон,
Которому, как и любой живущий,
И сам монах был тоже подчинен.
Но звери, что живое только ели,
Свой голод утолить уж не могли,
И через две неполные недели
Покрыли трупы светлый лик земли.
От голода десятки погибали
Волков и лис, и ястребов, и сов,
И, разлагаясь медленно, лежали
Тела когда-то царствующих львов.
И с каждым днем все больше мертвых было,
По всей земле стоял ужасный смрад,
Да черви выползали из могилы,
Чтоб совершить свой траурный обряд.
Ни стебелька уже сорвать не смея,
Питаясь лишь опавшим и гнилым,
Почувствовал монах, в ногах слабея,
Болезнь и голод взяли верх над ним,
Он пал безвольно прямо на дороге,
Взглянул туманным взором в небеса
И, вдруг, увидел на последнем вздохе
Знакомые и страшные глаза.
Над свежим телом мертвого героя
Стервятник тот же медленно кружил,
Которому недавно под горою
Уверенно скиталец говорил,
В мечтах рисуя красочно картину,
Что зла не будет, раем станет мир…
И рай пришел… для евших мертвечину,
Настал великий падальщиков пир.
Смеялась над погибшими врагами
Гиена, и злорадно выл койот,
И радостно кружился над полями
Стервятников и грифов черный сброд.
Величественных львов, в тени уснувших,
Бояться больше не было нужды,
От них остались лишь немые туши,
Гора протухшей царственной еды.
И падальщики долго пировали,
Обгладывая кости на обед,
Жестокой эре смерти и печали
Казалось ни конца, ни края нет…
5.
Не то из скал, не то из облаков
Возник старик с густою бородой,
Как будто хмурый зимний день суров
Спустился он тропинкою крутой,
Гниющего монаха отыскал,
Отдавшего свой беспокойный дух,
Цветок волшебный у него забрал
И удалился, размышляя вслух:
«Как быть должно, чему не должно быть,
Сего не можно дураку решать,
И чем слова немые говорить,
Не лучше ли порою промолчать».

28.08.2008 – 23.06.2009 г.
© Кривец Сергей