Моя Прекрасная Леди

Прошёл почти год, а я...а я всё не могу поверить в то, что тебя больше нет. Так странно, тебя всегда было много в моей жизни, даже слишком, а теперь нет совсем.
Прошёл почти год, а я...а я всё никак не могу спокойно засыпать. Ты снишься мне так часто, так часто, что можно сойти с ума. Наверное потому, что ты где-то есть и тоже думаешь обо мне, скучаешь, а может...может это я никак не могу отпустить тебя, Моя Прекрасная Леди.
Ты балы настоящей Женщиной. Ты была настоящим Другом. Ты была...Настоящей...ты была...
В твоей квартире ещё сохранился твой запах, твоя аккуратно заправленная кровать, сложенные стройными стопочками вещи, маленькие подушечки с душистыми травами между накрахмаленными простынями, твои шикарные платья, твои туфли на шпильках и...косметика, косметика, косметика, бесконечные баночки с кремами, батареи помад и духов.
Прошёл почти год, а я...а я всё думаю, что подарить тебе в твой день рождения, родная. Мы родились почти в один день, я ношу твоё имя, и даже отчество, как это ни удивительно, но как хорошо, что я не ношу твой характер, твой крутой и противоречивый нрав, от которого страдали многие, включая саму тебя. Несмотря на это, ты была моим лучшим другом. Ты умела хранить мои тайны, ты знала то, о чём не знала ни мама, ни подруги. Ты гадала мне на картах, давала советы и так любила ругнуться бранным словцом в адрес своего нового кавалера. Моя авантюристка, ты проворачивала такие комбинации, что позавидовал бы легендарный Остап. Ты рассказывала мне о своих невероятных планах, а я…я порой сдавала тебя «с потрохами». Нет, не из вредности, просто хотела уберечь тебя, остановит поток твоей неуёмной энергии. Но ты мои тайны никогда не выдавала.  Настоящий партизан , ты всегда говорила, что даже под пытками, ничего не расскажешь родителям, что унесёшь наши секреты в могилу, и ... унесла.
Прошёл почти год. Но лишь сейчас я осознала, что ты действительно ушла. Ушла навсегда. Я далеко. И мне казалось, что ты по-прежнему дома, сидишь у зеркала за 600 километров от меня в маске из огурцов, в ванной набирается вода, а из старенького кассетного магнитофончика доносятся твои любимые слова «за глаза твои карие, за ресницы шикарные, за осиную талию и улыбку усталую…».  Что своё утро ты по-прежнему начинаешь с зарядки и массажа для разглаживания морщин. С каждым приездом, я всегда приходила в опустевшую квартиру, опускалась в кресло и не могла надышаться ароматом твоих духов, твоих вещей, который по необъяснимым причинам всё ещё царит в твоём доме. Я представляла, что ты просто уехала в санаторий, или ушла на танцы для тех, кому за…, о, это событие ты не могла пропустить ни при каких обстоятельствах.
А теперь, да теперь, почему-то именно сегодня, я вдруг поняла, что тебя больше нет, и больше никогда уже не будет.
Когда у тебя случился первый инсульт, ты была одна, как всегда собиралась на танцы.
Я примчалась в больницу первым автобусом. Я была в панике, боялась не успеть. Нагрубила тебе накануне. Думала, это твои очередные капризы, сводившие с ума всех, кто тебя знал. Решила, что опять давишь на жалость, манипулируешь. А ты на самом деле чувствовала, что как раньше уже никогда не будет. Ты лежала на белой постели без подушки, и всё время повторяла «спокойно, командир, мы на земле». Я взяла тебя за руку, ты меня узнала.
Дальше, долгие дни лечения и реабилитации. Мы с мамой не отходили от тебя ни на шаг. Кашки, памперсы, уколы, занятия. За 2 месяца мы поставили тебя на ноги. Ты разговаривала, почти как раньше, даже «гнула» любимые маты. Только немножко медленно, и всё рвалась на танцы. Я учила тебя писать. И ты по-детски коряво и старательно выводила наше имя С-в-е-т-л-а-н-а.
Таблетки по часам, контроль за давлением, казалось, самое страшное позади. Но ровно через два месяца, в тот же день шестого числа, ты вдруг замолчала. Мы говорили с тобой о политике и смотрели телевизор. И вдруг ты затихла. Я подошла к тебе и ледяная волна ужаса окатила меня до кончиков пальцев. Ты смотрела в одну точку не шевелясь и не моргая. Я так и не осмелилась пощупать пульс…через мгновение ты вдруг вернулась к жизни, но уже не та. Ты издавал какие-то звуки едва ли похожие на слова, размахивала руками и пыталась встать, но тело больше не слушалось тебя. Второй инсульт, таков был вердикт.
На этот раз мы не отдали тебя в больницу. Врач и медсёстры приходили домой. Ты стала агрессивной, как загнанный зверёк, ты плохо понимала речь и совсем не понятно говорила, звуки, мычание. Порой мы сами кололи тебе уколы, я ставила капельницы. Мы по очереди ночевали с тобой, это было так страшно…я ложилась на стульях возле тебя, чтоб не дать тебе встать и упасть, ты сопротивлялась, не хотела спать, и тогда я брала тебя за руку и начинала петь твои любимые романсы. Ты затихала словно по волшебству и слушая, засыпала. Ты улыбалась. Иногда ты тихонечко подпевала на понятном лишь тебе языке, но всегда попадала в ноты.
Ты превратилась в настоящего ребёнка. Ты прошла все стадии детства. Постепенно ты выросла из памперсов и научилась ходить на горшок, ты училась ходить, на дрожащих ножках в смешных колготочках с цветами. Ты прятала под подушку таблетки, хитрила и смешно надувала губы. Ты не хотела заниматься и тренироваться, и чтобы к тебе больше не приставали начинала по-детски хныкать. Ты просыпалась так рано, с восходом солнца, открывала шторы во всём доме и словно ребёнок приходила и ложилась ко мне в постель. Тебе было скучно. Когда я или мама уходили на работу, а ты оставалась с сиделкой, то всегда провожала нас стоя у окна, и неловко махая рукой. И всегда встречала…Увидев меня в окошко, ты тут же, шатаясь спешила к двери и радовалась.
Ты никого не хотела рядом с собой и ссорилась с сиделками. Нам приходилось водить тебя к себе домой каждый день, чередоваться и вечером отводить обратно. Ни на секунду ты не оставалась одна.
Полноценная речь так и не вернулась к тебе. Но первые раздельные сова которые ты произносила без ошибок, были конечно же твои любимы маты. Здесь ты не могла ошибиться. Потом я научила тебя повторять за собой два слова. Из всех полезных ты почему –то могла повторить только «мышка» и «домик». Но я так этому радовалась. Однажды, я играла тебе на гитаре «Катюшу», и вдруг ты начала петь. Ты спела почти весь первый куплет. И слова были правильные, только с каким-то смешным акцентом «Расцвьетали яблоньи и грущи, поплыльи, тумани над рьекой. Вихдила на бьерег Катьюша, на високий берьег на кртой…» Я начала заниматься с тобой песнями. Но в обычной речи твои умения по-прежнему не находили отображения. Ты смешно назвала нас модернизируя слова на свой лад. Многие из них повторялись, и мы даже начали потихоньку учить твой язык, порой обращаясь на нём друг к другу. Ты хорошо ела, смеялась. Хитрила, чтобы не спать в обед.
Знаешь, благодаря тебе я поняла, что настоящая женщина в любой ситуации остаётся женщиной. Тебя не возможно было вывести из дома, не накрасив губы, уложить спать, не намазв лицо и руки кремом. Ты усердно показывала на отросшие корни. И могла довести любого до нервного срыва, пока голова не будет покрашена в модный цвет. Ты научилась говорить многие слова, и почему-то обращалась ко всем на Вы и исключительно по-украински, хотя раньше никогда не использовала этот язык. Ты смотрела телевизор и возмущённо комментировала события. Ты часто использовала слово руба. Так и не догадавшись о его значении, мы стали называть так тебя. Конечно сначала ты возмущалась и крутила пальцем у виска, а потом даже стала отзываться и посмеиваться.
Так из Светланы Андреевны ты превратилась в Рубу.
Ты по-прежнему не давала поцеловать или обнять тебя, чтобы не испортить макияж и причёску. Проходя мимо зеркала, надолго задерживалась у него. Однажды я так спешила на работу. Что не намазала тебя дневным кремом, включила телевизор и оставила на пару часов. А когда вернулась, меня встретила ты, вся измазанная зубной пастой.
Как-то раз, чтобы тебе не было скучно, я дала тебе своего игрушечного зайца. Как же ты радовалась. Обнимая его. «Зайка, настоящий!», совершенно чётко произнесла ты.
Потом я уехала и ты осталась с мамой. Кризис миновал, ты «выросла», стала дольше спать и охотно оставалась одна днём. Но вечером ты ни на шаг не отпускала её от себя и так и не научилась ночевать одна.
Мама всегда давала нам поговорить и ты смешно лопотала в трубку, я делала вид, что понимаю. В конце ты всегда говорила л-ю-б-л-ю.
Когда я приехала, ты была безумно рада. Я оставалась с тобой а ночь, чтобы дать маме отдохнуть. До утра прислушивалась к звукам и твоему дыханию. Только бы оно было. Перед отъездом я пришла к тебе. Вы гуляли на улице с сиделкой, которую ты к счастью полюбила. Ты была в смешном беретике и пальтишке, ты так походила на большого ребёнка. Посидев с тобой на лавочке, я почему-то никак не могла уйти, да и ты не хотела меня отпускать. Мы долго просидели, держась за руки. Я пообещала, тебе, что в следующий раз, объязательно поведу тебя на танцы. Ты долго махала мне в след рукой. А я оглядывалась, пока не перестала видеть тебя.
Я вернулась на работу и жизнь пошла своим чередом. Спустя 2 недели один звонок перевернул всё. Тебя не стало. Третий инсульт и ты так и не пришла в себя. Почему не сказали? Почему не дали попрощаться с живой? Взять за руку, прижаться к тебе, погладить твои рыжие волосы? Не знали, сколько это продлиться, не хотели мучить. Пожалели. Врачи сказали, что это конец. Но родители продолжали накачивать тебя самыми дорогими лекарствами. Я кинулась на первый поезд, я просто обезумела от горя. Нет, не бабушку, не 70ти летнюю старушку, я потеряла, лучшего друга, родного, любимого друга. Я плакала всю дорогу, а люди смотрели на меня с тошнотворным сочувствием. Тебя забрали в морг. А я ничего не понимая судорожно думала, кто намажет тебя кремом перед сном и посидит с тобой пока ты не уснёшь. Тысячи мыслей проносились в голове. Сотни обидных фраз некогда сказанных тебе, как ты в разговорах о смерти всегда беспокоилась лишь о том, как ты будешь выглядеть и какой тебя все увидят. Удивительно. Мы сделали всё, чтобы ты была самой красивой. С трудом помню этот день. Как в бреду, как во сне. Я думала, что не выдержу. Я должна была быть сильной. Чтобы поддержать маму.
 Я подъезжала со священником к подъезду и не могла заставить себя посмотреть в твою сторону. Но, когда я увидела тебя…я больше не плакала…потому что ты улыбалась…нет я не сошла с ума, ты улыбалась. Как же ты была прекрасна. Ты больше не была Рубой, куда девалось, то детское выражение лица. Красивая, спокойная, молодая женщина. В розовом костюме, идеально подкрашенная, блестящая, кокетливо склонив голову на бок. Вся в цветах. Ярко светило солнце, играя на блёстками на твоём лице. Никто не плакал. Все стояли в изумлении, настолько ты была великолепна. Совсем не страшно было подойти и поцеловать тебя на прощанье… ты улыбалась. Когда мы приехали на кладбище, я не знала, что будет с нами, когда тебя начнут опускать вниз. Но внезапно. Солнце засветило ещё ярче, оно просто ослепило всех своим светом. Из остановившейся неподалёку машины громко заиграла весёлая музыка. А потом твои любимые слова «За глаза твои карие, за улыбку усталую». Ты ушла с музыкой, которую так любила. Чудо.
Через несколько месяцев твой…наш день рождения. Я куплю твои цветы и самый лучший крем. Приду в твою квартиру и оставлю на зеркале. Нет, я не буду плакать, моя родная, вечно молодая бабушка. Я продолжаю любить тебя и помнить, что массаж для разглаживания морщин и маска из огурцов и бананов это очень важно )) Хотя, ты знаешь «бабушка», это не самое подходящее слово для такой женщины. И я верю, что уходя из твоей квартиры, непременно увижу, как ты машешь мне в след рукой из окна. Я помню о тебе Моя Прекрасная Леди …