Вместо реквиема

Моей бабушке Юлии Дмитриевне

I.

Я не успела, не успела…
Тоска такая – не стерпеть.
Я пол-России облетела,
Чтоб не успеть.

Аэропорты и вокзалы,
Я, поклонявшаяся вам –
Своим единственным богам,
Анафему на вас призвала.

Когда узнала, как она
Шептала сдавленно: «Марина…»
Но хрип сирены авариен –
И я одна, одна, одна.

И вся любовь моя – враньё,
Казавшаяся всем скупою…
Скажи, кому теперь открою
Всю щедрость тайную её?

Скажи, к кому теперь пойду?..
Я так спешила, так спешила,
Чтобы безмолвная могила
Меня сразила на лету.

II.

Но вот стихи мои, родная,
Которые ты так ждала…
Из Барнаула для тебя я
С алтайским мёдом их везла.

А вот ещё, и вот, и это…
Кому везла, зачем везла?
Ведь оборвалось моё лето
В июле –
Одиннадцатого числа.

Но я не знала...
От причала
Наш теплоходик отходил
И по Оби себе поплыл,
А кровь моя во мне молчала.

И лишь потом на грани риска
Я всё надеялась успеть,
Но самолёт в Новосибирске
С рассветом только смог взлететь.

Лишь из Свердловска, чуть живой,
Я добралась в вагоне общем.
Ну вот и встретились с тобой…
Молчи, кладбищенская роща!

III.

Я обессиленно присяду
На одинокую скамью –
Мою последнюю отраду
И боль безмерную мою.
В твои посмертные черты
Мне не дала судьба вглядеться,
Чтоб в памяти осталась ты
Такой, какой я знала с детства.
И всё мне кажется теперь,
Что где-то ты ещё живая…
Сейчас открою только дверь –
А там…
О, Господи, какая…
Там гробовая тишина
За этой беспощадной дверью,
Как будто поклялась она
Меня заставить в то поверить,
Что ты уж больше никогда
На голос мой не отзовёшься
И сквозь очки не рассмеёшься,
И будет так теперь всегда.

IV.

Но нет, постой, моя родная,
К чертям загробное нытьё!
Я фотографии листаю,
А с них глядит лицо твоё…

Но, может быть, моё?.. Ведь тот же
И в нём славянских глаз разлёт,
И поразительно похожи
В нём на твои – и лоб, и рот.

Как будто мастер величайший
Напастью странной занемог
И создал два лица, да сам же
Их различить потом не смог.

Вот ты, вот я... А между нами –
Моими первыми шагами
И сединой твоих волос –
Полвека целых улеглось.

V.

А родом ты была из Тулы,
Из служащих, что победней,
Где был извечен запах тухлый
Позавчерашних кислых щей.

Клопов, хозяйственного мыла,
Долгов, учебников, детей…
Но нищета тебя учила
По хрестоматии своей.

И всё ж тебе давали силы
Дороги, вёрсты, поезда,
Где в третьем классе вся Россия
Была представлена тогда.

Когда ж империи Российской
Предрешена была судьба,
Ты первою из гимназисток
Надела кумачовый бант.

Хоть твой протест, смешной по-детски,
Не причинил ни капли зла,
Но новой родине советской
И ты служила, как могла.

Потом война, тоска, разруха
И пятилеток горький труд…
А вскоре мать твою, старуху,
И мужа ночью заберут.

Челябинск обезлюдит сразу,
Но беспощаден стук ногой…
И страх в душе, и ум за разум,
И спящий сын, как неживой.

Но только чёрный полушалок
Не греет белой головы –
По всей России от Урала
Летят депеши до Москвы.

Ведь сын твой завтра взрослым станет,
И что тогда?.. Ведь сын врага?..
И, словно маузер, рука
Возьмёт перо: «Товарищ, Сталин…»

И слёзы градом потекут,
В косые превращаясь строчки…
Ты веришь – там тебя поймут
И потому не ставишь точки.

А, может, там ещё одну
Вину отыщут в том же роде?..
Но поздно, милая, уходит
Твой сын из школы на войну.

Он пишет письма, что уже
Идут бои под Сталинградом…
И так пустынно на душе,
Хотя бы кто-нибудь был рядом.

Одно спасение – работа...
Эвакуированных, страсть!
Им крышу дать – твоя забота,
И хлеба хоть разочек всласть.

И каждый день тех дел до чёрта,
Когда там думать о себе…
Но тянет с поезда девчонка
Ручонки тощие к тебе.

И плачет: «Мама…», – и картавит,
И смотрит, как зверёк больной…
И пишешь ты на фронт: «С сестрой
Хочу, сынок, тебя поздравить.

Три года доченьке… Вот хлеба
До лета хватит нам едва ль…»
Но в мае солнце, как медаль,
Сияет на груди у неба.

И сын твой, хоть на костылях,
Но всё-таки живым вернулся…
От счастья бы не задохнуться,
А остальное – боль и прах.

VI.

Все беды родины осилив,
Ты не озлобилась душой.
Простая женщина России,
Позволь склониться пред тобой!
Как перед тайною великой
Бесхитростного ремесла,
Что в единенье многоликом
От рабства родину спасла.
Позволь воздать ничтожной платой,
Поняв всем русским естеством,
Что простота дороже злата,
Когда она не воровство.
Прости, что это  всё при жизни
Я не смогла тебе сказать,
Чтобы теперь в бесплодной тризне
Над свежим холмиком стоять.
Но если ты далёко где-то
И все слова мои зазря…
То пусть услышит их вот эта,
Родная русская земля.