Улыба Грустинишна. 2. Домовиха

               
Не было у нее ничего: ни рта, ни глаз, ни шеи, ни уха, ни рук, ни ног, а был у нее только дом, потому как была она Домовихой. Не домовым, домовиком, домовичком, а просто  Домовихой. Женщиной при доме. А потому и представлялось ей то ли во сне,
то ли в мечтах заоблачных своя золотоволосость и длинноногость, шея лебяжья, талия муравьиная, прелестные округлости и мелькание рыженьких мотыльков-ресничек, из-под
которых глядят на непонятный мир наивные голубые глазки.
 Чудом чудилось ей, уже не молодой, но и не старухе, а средних лет даме собственная материализация из пространства однокомнатной квартирки на первом этаже: как будто из частичек пыли, – Господи, да откуда пыль-то! – восклицает хозяйка Анечка, протирая по второму разу специальным дорогим импортным средством новенький телевизор и бабушкин трельяж – из кружевных кухонных занавесок и темно-синих фиалок на окне, из мягких Анечкиных домашних туфелек с помпонами и из золотистой коробочки с розовой пудрой вдруг появляется ОНА, в первые минуты существования – полупрозрачная дымка,                розовато-голубоватая взвесь, затем все более осязаемая и теплеющая, вдруг начинает петь Анечкиным голосом, шлепает ее помпончиками и кружится, кружится по комнатке, завивая за собой прохладный ветерок, отчего спящая хозяйка начинает хмуриться и кутаться в одеяло… Ей-то, Анечке, все принцы снятся, пусть и в тридцать пять, а все равно снятся, и нет у этих принцев ни реальных фамилий и отчеств, а есть только золотое содержание их благородных сердец да безбрежная широта отважных душ, живут они не в реальном городе, а в мире Аничкиных снов, и еще на полках библиотек, в одной из которых и работает Анечка – сидит, клеит, подшивает зачитанные пенсионерами детективы и любовные романы о неземных красавцах и красавицах. А ее замужние библиотечные подруги ворчат:
- Тебе бы, Анька, не здесь сидеть, а при мужике и детях быть горластой хозяйкой большой кухни, где все парится и жарится и трое малышей-крепышей ждут своей каши.
Но Анечка только ахает, не таким представляет она свое семейное счастье. Да и какие дети в наше-то время! И потому десять лет для Анечки есть только одно: работа – дом, дом – работа. А для личной жизни есть сны, в которых она летает вместе с полупрозрачными принцами, и недовольно поджимает губки, уже готовые было подарить пылкий поцелуй какому-нибудь Вольдемару,  растаявшему вместе с белым конем из-за Домовихиных пируэтов. Ах, как бы хотелось приятной во всех отношениях библиотекарше найти дверцу в прекрасный мир своих снов, где бы она пировала вместе со своими бестелесыми принцами, сделаться и самой такой же призрачной и невесомой, отдать кому-нибудь свою плоть и кровь взамен ирреального существования…                Но наступает утро. Тает жизнелюбивая Домовиха и просыпается Анечка, возвратившаяся из далеких путешествий по иным мирам.