Становление 3. Нина. Последний дюйм

СТАНОВЛЕНИЕ
Рассказ третий
Н  и  н  а
Последний дюйм

                I
           Она была красива своей кавказской совершенно непередаваемой красотой, очень красива. Настолько красива, что на неё не просто обращали внимание – перед ней готовы были падать на колени. И делать ради неё глупости. Например, подойти к преподавателю и нахально спросить, почему он не аттестовал Нину Чапаури с первого раза. Как это сделал Анзор, главный инженер СМУ при их комбинате, тридцатипятилетний мужик, явно за сессию соскучившийся по женскому обществу. Или подчистую обрезать на институтской клумбе сногсшибательные ярко-бардовые розы и преподнести ей, просто так, в знак внимания, как это сделал староста их группы Мишка, тоже вполне сформировавшийся мужик лет двадцати восьми. Или среди ночи разругаться на улице с милицейским патрулём на выходе из пивбара, где они просидели до закрытия, и когда милицейские орлы прихватили уже её под руки для доставки в отделение, а Анзор с Виталием задержались, чтобы рассчитаться за пиво и шашлыки. И отбить её у них, как это сделал совсем ещё сырой двадцатидвухлетний Борька. Или, глянув в её сторону, просто выпрыгнуть из окна третьего этажа, где располагалась их аудитория, пока Борька спорил с таким же балбесом Серёгой на предмет возможности этого.
           Для Виталия выпрыгнуть с этажа не составляло особого труда. Когда-то ещё в юности, в школьные времена, он собирался стать планеристом и лётчиком, ходил в аэроклуб, готовился летать, учился прыгать с парашютом и даже имел три прыжка. И забросил занятия только потому, что на лето, когда они уже закончили теоретический курс и предполётную подготовку, взял и уехал работать в экспедицию.
           Так что, даже несмотря на то, что с тех времён прошло пятнадцать лет и он здорово погрузнел к тридцати двум годам, прыгнуть с семи-восьмиметровой высоты для него особого труда не составляло. Кроме того, у него был разряд по альпинизму, высоты он не боялся абсолютно, а как парашютист, приземлялся очень правильно, и тот прыжок обошёлся без неприятных для него последствий.
           А насчёт приятных…
           Нина к нему, отряхивающемуся после своего подвига, прибежала первой и расцеловала на глазах умирающих от зависти сокурсников.
           Она была иногородней, работала на комбинате цветных металлов в СМУ под непосредственным началом Анзора, в центр приезжала, в основном, по работе, или, как сейчас, на сессию.
           Они всей дружной компанией заканчивали заочное отделение стройфака Политехнического института, все, кроме Виталия и Серёги были иногородними и на время сессии снимали углы в частных домах на Шанхае вокруг института.
           За последние полтора года, на пятом-шестом курсах они очень сдружились. С Анзором Виталий познакомился на первой же установочной лекции вначале пятого курса, на котором они болтались уже третий год. Лекция была такая же, как за два предыдущих года, Виталий оказался по соседству с Анзором, в перерыве первой пары они переговорили пять минут и сбежали в соседний парк, в котором было три пивбара, подавали шашлыки и можно было отлично провести время.
           Оказалось, что у них обоих ещё с третьего курса болтался хвост по контрошке по геодезии, договорились назавтра встретиться и сдавать вместе.
           Перед сдачей они с полчаса посидели в аудитории, ожидая преподавателя, и Виталий, геодезию знавший отлично, даром что ещё в школьные времена с рейкой бегал, разжевал Анзору, где и что, и тот сдал зачёт на отлично. После этого он проникся к Виталию безграничным уважением и, если в день знакомства в пивбаре рассчитывались оба, то дальше совсем не бедный Анзор все эти заботы взял на себя. Не шибко богатый в то время Виталий – он уже несколько лет, пока заканчивал институт, сидел на голой зарплате и весь заработок отдавал в семью – против такой постановки вопроса сильно не возражал. В благодарность за это, да и просто по широте душевной, он помогал Анзору разбираться в курсовых, во время сессии на зачёты и экзамены они старались ходить вместе, и так поддерживая друг друга, свалили пятый курс. 
           В середине курса к ним присоединился Мишка, живой, весёлый разухабистый парень, отличный анекдотчик и просто рассказчик. Он был из того же городка, что и Анзор, случилось так, что на сессию они ехали вместе, сняли одну на двоих комнатушку, и Виталию добавилось забот тащить ещё одного вечного студента.
           Борька и Сергей были просто пристяжными, толку от них было немного, но, как сказал тот же Мишка, деньгами соривший не меньше Анзора, за водкой во время их холостяцких пирушек на Анзоровской с Мишкой явке тоже кто-то должен был бегать. Учились они через пень-колоду, Виталий, свои знания и умения в себе не державший, делился и с ними.
           С Ниной получилось гораздо более романтично. Виталий сдавал хвост за четвёртый курс по строительной механике и пока готовился, к нему за стол подсела эта красавица. Конечно, он замечал её на лекциях, но близко знаком не был. Она подняла на него свои чёрные, как два уголька, глаза в обрамлении забора из ресниц, положила перед ним свой билет и сказала:
        – У меня вот тут не получается! – в билет она ещё даже не заглядывала. Виталий глянул одним глазом, быстро набросал на листке схемку и передал ей. Она ответила первой. Преподаватель, молодой человек, младше Виталия, мусолил её не меньше получаса, глядя на неё масляными глазками, пока Виталий не обозлился и не постучал по столу карандашом: хватит, мол, уже, я тоже готов!
           Нину преподаватель отпустил, а Виталия гонял по-чёрному, чтобы впредь не лез, куда не следует. Сначала разозлённый халдей хотел его просто выгнать, но Виталий пообещал рассказать о его художествах в деканате.
        – Нас двое! – заявил он, – девушка подтвердит, будут последствия!
           Последствий преподаватель не хотел, но Виталия гонял не меньше двадцати минут. Предмет Виталий знал великолепно, и тому ничего не оставалось, как вывести ему «хорошо». Оценка Виталия не интересовала. Он всегда говорил, что у заочников есть только две оценки: "сдал" и "не сдал".
           Нина дождалась его в коридоре, и когда он вышел, бросилась ему на шею. Это было довольно потешно: она была сантиметров на пять выше него и висела, поджав ноги. За этим и застал их шедший по коридору Анзор.
        – Нинель?! – развёл он руки, – Что я вижу? Неприступная царица Тамара в объятиях Соловья-Разбойника!
        – Царица Тамара никогда не была неприступной! – парировала Нина, – Это замок у неё неприступным был. И не я в объятиях у Соловья, а он у меня! Знаешь, Анзорчик, как он меня выручил?!
        – Как, и тебя тоже? – восхитился Анзор, – Гигант, а?!
        – Я же строймех шестой раз сдавать пришла! Этот гад, – она показала на дверь аудитории, – мне сказал, что пока я с ним в кафе не пойду со всеми последствиями, он меня не отпустит!
           Анзор с Виталием возмутились. Анзор вообще разбушевался.
        – Что же ты раньше молчала! Хочешь, его из института выставят? Хочешь?
           Преподаватель в это время вышел из аудитории и слова его услышал. Он побледнел, потом покраснел. Как относятся в деканате к Анзору, главинжу такого СМУ, он знал.
           Виталий похлопал его по плечу: – Анзор, дружище! Не забывай, тебе ещё тоже строймех сдавать!
        – Да?! – Анзор увидел преподавателя, – Я сейчас! 
           Он подхватил растерявшегося халдея под руку и утащил его обратно в аудиторию.
        – Меня Виталием зовут, – представился наконец Виталий.
        – А я – Нина!
        – Да я уже понял. Царица Тамара.
        – Может, ты меня уже в кафе пригласишь, Соловей-Разбойник? Твой подвиг отметим!
        – Со всеми вытекающими? – засмеялся Виталий.
        – А это обязательно? Ты настоящий разбойник? – она тоже рассмеялась.   
        – Давай Анзора подождём, – сказал он и на её вопросительный взгляд добавил, – Ты знаешь, что-то Муромские гости задержались, я ещё не успел никого ограбить! – он вывернул карманы, – Да и целомудрие твоё не пострадает!
           Анзор вышел через несколько минут.
        – Строймех, говоришь, сдавать надо? – он потряс зачёткой у Виталия под носом, – Нинка, давай мы тебя ещё на препода по металлоконструкциям натравим?!

                II
           Компанией училось веселее. Подстёгивая и подтягивая друг друга, они сваливали предмет за предметом. Выйдя после очередного зачёта или экзамена, Виталий с Ниной, обычно отстреливающиеся первыми, бежали в парковый пивбар заказывать столик, закуски и пиво. Через час-полтора подтягивались остальные и, по меткому Мишкиному замечанию, выдавливали промежуточные знания, чтобы к следующему экзамену готовиться со стерильными мозгами. Застолье затягивалось до глубокой ночи. Нередко Виталий звонил домой и объявлял жене, что сегодня не приедет. Лида, его жена, ворчала, но терпела. Сама она закончила институт с его помощью, тот же стройфак, ещё два года назад, всю специфику их заочной жизни знала не понаслышке и ждала только, чтобы это всё скорее закончилось.
           Часто они собирались заниматься у Виталия на квартире. У него было много места – две комнаты, большая кухня, терраса, не то, что на их временных пристанищах. В основном на этом настаивала Нина – конечно, от его жилья тоже было недалеко до парковых соблазнов, пивбаров хватало и здесь, но у него сама обстановка располагала к занятиям.
           Лида такие занятия даже поощряла. Прежде всего, муж не болтался неизвестно где. А потом, в их компании была весьма разумная женщина, причём, всего одна. Она, по Лидиным понятиям, служила хорошим тормозом для вечного желания мужиков отвлечься от основного назначения их сборов.
           В такие дни она забирала двухлетнего Шурку, их с Виталием первенца, и уходила ночевать к матери, жившей неподалёку.
           Окончание пятого курса отметили с большой помпой. Анзор, Виталий и Нина впервые за годы учёбы перешли на следующий курс без хвостов, у Мишки два хвоста оставалось, но это для заочника практически ничего не значило. Борька с Серёгой тоже отстали не безнадёжно – осенью вполне по силам было подтянуться.
           От учебного отпуска оставалось ещё три дня, Мишка предложил провести их в горах, в загородном домике его тётки, приютившемся на окраине небольшого шахтёрского пригорного посёлка. Виталий тут же сказал, что один не поедет. Лида его после родов в горы ещё не выбиралась, а ведь была туристка-альпинистка, каких поискать. Анзор тут же парировал:
        – С нами поедет! Что мы, Лидку твою не знаем? Не помешает!            

                IV
           Виталий организовал микроавтобус "РАФ", Мишка с Виталием весь следующий день гонялись по базарам, запасались провизией. Поехали вдевятером: Анзор с Мишкой, Виталий с Лидой и двухлетним Шуркой, Нина и Серёга, за которым увязалась сестрёнка Маринка, девятнадцатилетняя прелестница, сразу же всех очаровавшая.
        – Слушай, а! – с нарочитым кавказским акцентом восклицал Анзор, – ты как мог такой бриллиант прятать?! Вах!
           Мишка вскидывал небу руки, Виталий закатывал глаза и хватался за сердце, Нина с Лидой смеялись – Ну, распустили хвосты! – а Серёга делано пугался: – Ну, вы, кобели старые! Закройте ваши беспутные глаза и не смущайте девочку!
           Маринка, привыкшая, что на неё постоянно пялятся, особо не смущалась, на шутки мужиков отвечала достойно, и в чёрных глазах её резвились бесенята.
           Девятым был добрый знакомый Виталия, шофёр Федя.
           Отъехали к концу дня. Федя вспомнил молодость, их развесёлые выезды в горы с институтской туркомпанией, и минуты через две после отъезда задумчиво произнёс: – Что-то совсем скучно с вами! Тихо как-то!
           Виталий расчехлил старую добрую гитару, взглянул на Лиду: – Вспомним, что ли?
           Она подмигнула ему и они, как в юности, рванули "Бабку-Любку", она за бабку, он за деда. Компания развеселилась, повторы дружно орали все, больше всех веселился Шурка. Он выскочил в проход, приплясывал, приседая, шлёпался на попу, тут же вскакивал, визжал громче всех, орал "Ба-ка", "Лю-ка!" и, в конце концов, от переизбытка чувств описался.
           "Бабку-Любку" пришлось прекратить, Лида кинулась переодевать сына. Виталий запел один, горные, задушевные.
           Маринка слушала, раскрыв рот – многие песни она слышала впервые. Нина улыбалась удивительной своей улыбкой, светлой и почти влюблённой – такую Виталину ипостась она тоже узнала только теперь. Лида смотрела на них и покачивала головой: когда-то и она влюбилась в него без памяти и держала это глубоко внутри. Долгих шесть с половиной лет они были просто друзьями, пока она не смогла обуздать этого гуляку-гусара и неисправимого кобеля – от подруг в своё время она наслушалась такого, что никаким Дон-Жуанам не снилось!
           Компания размякла. Федя расчувствовался до слёз: – Ох, и давно я с вами, ребята, не ездил! Сейчас таких нет!
           Анзор достал бутылку, разлил в маленькие стаканчики из походного набора, выпили с удовольствием. Разлили по второй. Лида, было, возмутилась: – Оставьте на горы, на три дня едем!
           Мишка с Анзором тут же полезли в карманы, достали по толстой пачке червонцев: – Кончится, сгоняем, еще возьмём! Вон, Серега сбегает! Серёга, если очень надо, посреди полярной ночи, в тундре, за полтыщи километров от жилья найдёт!
        – Зачем Серёгу мучить?! – Федя хлопнул по рулю, – танк под задницей! Любой сельмаг в любое время суток штурмом возьмём!
           Приехали ещё засветло. Пока женщины располагали всех по трём комнатам, мужики взялись готовить шашлыки – мясо было замариновано заранее, всё получилось очень быстро. И выпить-то всего одну успели, это на пятерых-то!
           Ужинали весело, Анзор выдавал витиеватые многозначные кавказские тосты, Мишка доводил до коликов анекдотами, Виталий рассказывал весёлые истории из экспедиционной и студенческой жизни. Шурку уложили спать и до утра сидели у костра, пекли картошку, пели под гитару, вспоминали шутейные случаи из жизни. Особенно смачно рассказывал Федя. Он помнил великое множество прибауток, видел в жизни много – шоферил уже лет двадцать пять и пересказывал всё очень интересно.
        – Слушайте! – перекрикивал он галдящих компаньонов, – Слушайте, я сейчас такое расскажу! Возил я как-то в горы их компанию, – он показал на Лиду с Виталием, – Так вот, в первую ночь это было! У него, – кивок в сторону Виталия, – друг один есть, Колькой его зовут. Он, Колька этот, ухлёстывал тогда за Галкой, подругой своей. Ну, вы знаете! – снова кивок в сторону Виталия с Лидой, – Так вот. В этот раз он перебрал лишку и Галка его выставила. Ну, то есть, выгнала из палатки. Я уже засыпать начинал, слышу, Колька сидит на воздухе и кому-то на жизнь жалуется! Время – четвёртый час ночи. Уже даже Виталька с Валькой угомонились, гитары зачехлили и спать завалились. С кем же он так душевно разговаривает, думаю, да ещё и выпить предлагает. "Пей, мол, дружище! Один ты, друг, у меня остался. Галка выкобенивается, Виталька бросил, кроме тебя и выпить не с кем!" А тот, видно, морду воротит, уж больно его Колька уговаривает. Выглянул я из палатки, и что, вы думаете, я вижу?
           Виталий довольно заржал, Лида тоже захихикала. Они эту историю хорошо помнили. Лида тогда тоже долго не могла уснуть – Колька мешал. Она тоже выглянула из палатки и тут же подняла Виталия с Валькой.
        – И что же я, думаете вы, вижу? – Федя выдержал драматическую паузу, – Сидит наш Николай на камешке, бутылку с кружкой в руках держит и кружкой тычет в ишачью морду: – Пей, дружище! – А ишак тоже выкобенивается, морду воротит – бормотуха ему не нравится, видите ли!
           Посмеялись. Виталий перехватил инициативу и тоже рассказал случай из жизни.
        – Слушайте. Есть у меня друг, Алька. Вон она знает, – он тоже кивнул в сторону Лиды, – Да и ты, Федя, тоже. Лет восемь назад это было. Были мы в то время на полевых работах, жили в одной комнате в доме при экспедиции.
           Да. Но не в этом дело. Пацаны мы ещё были. Нахальные.
           Работал в то время начальником параллельной партии Лев Семёныч, человек не бедный. И купил он себе "Запорожец", тогда только-только девятьсот шестьдесят восьмые появились. И, понятное дело, приехал в экспедицию похвастать приобретением. А охранник на воротах в то время старый татарин был. Мы его Арапом звали, уж больно на портрет Ганнибала, Пушкинского деда, похож был. Вредный мужик был, въедливый. Так вот. Больно нам с Алькой Львиная щенячья радость надоела: ко всем лезет, пристаёт – посмотри, какая вещь! А что там смотреть – машина, как машина! Ездить надо, а не хвастаться! Подошли мы с Алькой к Арапу и говорим: – Ты Льва Семёныча машину видел? Он хочет новый движок со склада увезти. Без документов. Уезжать будет, ты проверь. У него сзади в багажнике движок лежать будет. Пока Рубеныч не разрешит, ты его не выпускай!
           Рубеныч у нас начальником экспедиции был. Так вот. Собрался Лев Семеныч уезжать. А на воротах его Арап тормозит: – Открывай багажник. Что за движок? Где документ? Выгружай!
           Лев в амбицию: – Как выгружай?! Родной же движок, без него машина не поедет!
           А тот: – Знать ничего не знаю! Или документ давай, или выгружай, к чёртовой матери!
           Пол экспедиции собралось, ржут все. Лев бегает вокруг машины, ругается, а сделать ничего не может. Пока сам Рубеныч не вышел и письменное добро на вывоз не дал, так и не выпускал. Лев это разрешение до сих пор на работе в рамке под стеклом держит!

                V
           Утром Виталий поднялся первым. Перехватил пятьдесят грамм на похмелку, закусил куском вчерашней курицы с недоубранного с ночи стола, и спустился к речке – дом с участком стоял по-над обрывом, внизу текла небольшая горная речушка. Он постоял на берегу, не спеша разделся, выбрал место поглубже и с маху плюхнулся в воду. Мазохизма из поёживаний и медленного опускания в ледяную воду он не признавал. Побултыхался минут пять – кто другой в такой воде и минуты не выдержал бы! – вылез, растёрся жёстким вафельным полотенцем и принялся за работу. Нашёл в речке щель поуже, где вода бурлила между двумя огромными валунами, подкатил с берега здоровенный каменюку и перекрыл самую щель. Потом камнями поменьше с берега и дна закидал щель совсем.
           Когда над обрывам появились Лида с Шуркой на руках и Нина, речка была перекрыта, над плотиной уже налилось небольшое озерце шесть на двадцать метров, глубиной по грудь, а Виталий отгораживал прибрежную лагунку для Шурки по его росточку – глубиной с четверть метра. Увидев их, он залез на валун над плотиной и нырнул.
           Шурка затеребил мать: – Папой! Купаса!
        – Сынуля, холодно! – Лида даже поёжилась.
        – Папой купаса! – не терпящим возражения тоном потребовал Шурка.
        – Во! Гнатюк второй! – Лида засмеялась, а Виталий крикнул снизу: – Давай, давай! Пусть закаляется!
           Через минуту Шурка, отчаянно визжа, плескался в приготовленной для него ванночке. Лида с Ниной только поёживались. Виталий поплескался с сыном пару минут и сказал: – Вы тут за ним последите, а я пойду маринку половлю.
           Женщины переглянулись и затряслись от смеха: с обрыва к ним спускалась только что поднявшаяся Марина.
           На обед Анзор затеял плов. Мужики во главе с ним крутились вокруг казана, обжаривали мясо с морковью и луком. Собственно, готовил только Анзор, остальные давали ненужные советы и помогали прикончить початую ещё утром бутылку. Женщин усадили перебирать рис.
           Виталий на площадке перед домом играл с сыном. Шурка разбегался, прыгал, не добежав до него с пол метра, Виталий подхватывал его за руку и ногу и кружил, как самолёт.
           Нина наблюдала за ними, потом вздохнула и сказала: – Счастливая ты, Лидка. А вот у нас ничего не получается. Я уже проверялась, у меня всё в порядке. А Вартана разве заставишь?! Что ты! Он же мужик, это же позор для него, идти проверяться!
        – А мой ходил! – Лида засмеялась, – Потом, правда, выяснилось, что я уже на втором месяце была, он, как узнал, ругался так. Лучше не слышать! У нас тоже сначала ничего не получалось. Я после свадьбы перепредохранялась, надо было институт закончить. А потом оказалось, что таблетки слишком долго действуют. Так он проверяться безропотно пошёл.
        – Да. – Нина снова вздохнула, – Мне бы такого где найти. Вартанчик, он хороший. И люблю я его. Только ни рыба, ни мясо. И детей у нас нет. И не будет, наверное.
        – С другим заведи! – Лида посмотрела на неё с жалостью, – Если от своего нет, так от другого заимей. А свой, он с радостью примет.
        – Легко сказать, от другого! От паразита какого не хочется. А порядочных мужиков на это уговоришь разве? Вот твоего, так ни за что не уговоришь!
        – Нечто пробовала уже? – Лида рассмеялась.
        – Да нет! Что ты! – Нина даже испугалась: Виталия подставит ни за что, – Просто это же чувствуется сразу!
        – Вам, наверное, очень хорошо с ним, – встряла Марина, – Такой простой! И весёлый. И работящий – все остальные дрыхли ещё, а он вон какую плотину соорудил. И для сына запруду сделал, не забыл. И рыбок наловил. Руками! Другие так и не умеют даже! Я смотрела! Он под камень поднырнёт, одни ноги торчат! И не вылазит столько, аж страшно становится! А потом вынырнет, а в руках маринка! Штук пятнадцать так вытащил!
           Лида засмеялась: – Да, по Маринкам он мастер! – потом пожала плечами: – А хорошо? Наверное хорошо. Не чувствую я, что он меня любит очень. Сына любит. Это видно. А меня… Не чувствую. У него до меня большая любовь была. Несчастная. Вот я и не чувствую. И непредсказуемый он совершенно, никогда не знаешь, чего от него ждать.
        – Э-э-э! – Нина махнула рукой, – Бабы сами не знают, чего хотят. Женился он на тебе? На тебе! Других рядом не было, что ли?
        – Ну да, как не было! Как вороны, вокруг крутились! Чуть зазевалась бы, и увели бы только так!
        – Вот видишь?! А выбрал тебя. Не ворон твоих, а тебя. Не любил бы – не выбрал!
        – А вы его не ревнуете? – Марина засмотрелась на их игру: теперь Шурка убегал и прятался, Виталий делал вид, что не может найти его. – Наверное, на него и сейчас многие не просто смотрят.
        – Ты знаешь, Мариночка, он после свадьбы мне никаких поводов не давал. Я ему верю. А раз верю, то откуда ревности взяться?!
        – А до свадьбы?
        – У-у-у-у! Мне подруги все уши про него прожужжали! И с той у него было, и с другой было, и с третьей! Мы ведь шесть с половиной лет до свадьбы дружили.
        – А сам он, что, тоже рассказывал? Про них?
        – Ну, что ты! Он в этом надёжный. Пытать будешь – не дождёшься!
        – А я бы хотела, чтобы у меня такой муж был. Весёлый, общительный. И непредсказуемый. Разве это плохо?
        – Ой, Мариночка, иногда это очень хорошо! Вон, мы как-то из театра возвращались. С друзьями большой компанией. Все наши близкие друзья со своими жёнами были. Так он в самом центре под носом у милиции с клумбы огромную розу срезал и мне отдал. Ещё и руку поцеловал! Бабоньки полопались от зависти!
        – Ну вот! А вы говорите, не любит!
        – Да, Лидка! Придётся мне его у тебя позаимствовать! Во временное пользование. Для продолжения рода Чапаури.
           Лида снова засмеялась: – Попробуй!
        – А не взбесишься потом? Если узнаешь? – казалось, Нина говорит на полном серьёзе.
        – Попробуй, попробуй! А мне ничего не рассказывай! И беситься мне не от чего будет!
        – А что, сама не поймёшь разве? Я так, наверное, сразу поняла бы!
        – Ага! По нему поймёшь, как же! Тот ещё артист! Он в институтском драмкружке таких любовников играл! Бабы рыдали! Вот такими слезами! – она показала два сжатых кулака.
           Они с Ниной засмеялись – от такого зарыдаешь!
           Маринка смотрела на них круглыми глазами – не понимала, шутят они, или Лида всерьёз готова поделиться мужем.

                VI
           Шестой курс заканчивали год в год. Для Виталия это был рекорд – даже после первого курса у него оставалось два хвоста. Несмотря на постоянные пьянки во время сессии, они настолько помогали друг другу, что не дали отстать даже Серёге, к тому времени женившемуся и пребывавшему в медовом месяце. На госэкзамен перед защитой диплома вышли дружно и сдали его все. Впереди было три месяца на подготовку и защита. После четырнадцати лет учёбы для Виталия это уже была почти формальность. Конечно, диплом тоже надо было сделать, но что значат какие-то пятнадцать – двадцать листов чертежей и шестьдесят страниц расчётов и писанины по сравнению с огромными трудами над курсовыми и контрольными?!
          Сдачу госэкзамена отмечали всей группой в кафе. После незабвенного первого курса это был, пожалуй, единственный случай, когда смогла собраться вся группа. Да и то, две только что родившие мамаши на банкет не остались. Так что и сейчас собрались все только условно.
           Виталий, как один из самых активных в группе, и, к тому же, приближённый к старосте, был, естественно, среди организаторов. Кафе выбрал Анзор, оно находилось поблизости от института. Кроме того, оказалось, что завзалом в кафе работает старая знакомая Виталия Людмила, Люська, которая небезуспешно охмуряла его тринадцать лет назад, когда он проводил отпуск на курорте в горах, а она официанткой проходила там практику.
           Пару дней Виталий с Мишкой и Серёгой носились по магазинам и базарам, заготавливали сырьё под закуски. Собирали всё это на квартире у Виталия – это было надёжнее, чем отвезти сразу в кафе. Лида ворчала: – Все готовятся, а ты, как Фигаро, по магазинам мотаешься! Завалишь Гос, будет тебе защита!
           Виталий посмеивался, научный коммунизм был не тем предметом, который можно было завалить. Тем более, они уже сдавали его на четвёртом курсе.
           Утром в день сдачи Виталий подогнал того же Федю, и всё заготовленное переправили на кафевскую кухню. С поварихами и официантками они с Мишкой успели перезнакомиться, встречали их, как своих. Да и командовала всем этим Люська. Так что, никаких проблем с церемонией не ожидалось.
           На экзамене ещё перед обедом Нина отстрелялась первой, за ней – Виталий, третьим – Мишка. Втроём они отправились проверять готовность. Часам к шести должна была появиться вся группа.
           На банкет не жалились, собрали по двадцать рублей, получилась солидная сумма – восемьсот рублей, за такие деньги Лида с Виталием пять лет назад свадьбу сыграли! Заплатили в кафе только за зал и за вино, да и то не за всё, так получалось дешевле.
           На такие средства выпивки и закуски было море с островами – неделю гулять можно было.
           Народ подходил группами по три, по четыре человека, оккупировали всё кафе, заглядывали на кухню, маясь в ожидании. Мишка галантно знакомил всех с официантками, шеф-поваром и прочим кафевским персоналом, Виталий с Ниной стояли в сторонке и болтали с Людмилой – до начала банкета та была не особо занята.
           Наконец часам к пяти собрались все, расселись, во главе усадили декана и экзаменаторов. Для них припасли бутылку "Наполеона" какого-то древнего разлива, Виталий возмутился было, чего добро переводить! Но его усовестили: тебе что, нашей родной не хватит? Пусть лакают, удивляются.
           Декан произнёс тост в том смысле, что здесь экзамен они сдали, но главные экзамены у них впереди, в жизни, когда они начнут трудиться на благо и т.д. Он уже разговелся и, видимо, совсем забыл, что перед ним заочники, которые давно уже на это благо трудятся.
           Компания была разношёрстая, многие друг друга не знали, по заочной специфике сталкивались только на установочных лекциях. Говорить о надоевшей учёбе никому не хотелось, а других общих тем пока не находилось. Нина сидела довольно далеко от Виталия с Анзором, рядом с Серёгой и откровенно скучала.
           К пятому-шестому тосту физиономии зарумянились, народ оттаял от прошедшего экзамена, в зале стало шумно. Виталий поднялся, подошёл к Людмиле: – Слушай, Люська, тут музычку какую организовать нельзя? Мы, как-то об этом не подумали.
        – А меня пригласишь? – она хитро посмотрела на него.
        – Ё-моё! Взрослая женщина, мать семейства! И сама – сама! – в руки чёрта лезет!
        – На первый! – игнорировала Людмила чёрта, – иначе скучайте тут!
           Она исчезла на пару минут, из динамиков от эстрады полилась музыка. Виталий подал ей руку: – Посмотрим, посмотрим, чему ты в городе за пятнадцать лет научилась?!
        – А что, я плохо танцевала?
        – Вообще!
        – Что вообще?
        – Да вообще не танцевала! Топталась на месте! Деревня!
        – Ох, и комплиментики у тебя! Заслушаешься!
           Танцевала она очень даже неплохо. Годы в городе не прошли даром. Когда они познакомились, она, простая девчонка из рабочего посёлка, танцевать не умела. С кем ей было учиться? Виталий покачал головой: – Молодец!
        – Стараемся! Слушай, Калиостро! Хочешь, я тебе ближайшее будущее предскажу? – графом Калиостро Виталий представился ей тринадцать лет назад, когда поразил её воображение тем, что отгадал её имя.
        – А ты что, в цыганки подалась?
        – А вот что я тебе предскажу. Ты сегодня домой не попадёшь.
        – Ого! Уж не цыганка какая меня уведёт?!
        – Размечтался! Я думаю, на тебя есть сегодня другие претендентки!
        – С чего ты взяла?
        – Не знаю. Так звёзды показывают. Обернись.
           Виталий обернулся к столу. Нина смотрела на них, качала головой и, увидев, что он обернулся, погрозила пальчиком. Он засмеялся.
        – Ну, золотце, это же Нинка! Подруга жены!
        – Вот, вот! Ближайшая, да?

                VII
           Банкет был в разгаре. Декана проводили, народ почувствовал себя свободнее. Да и выпили уже солидно. Общих тостов не произносили, пили группками в своих углах стола, танцевали всё время. Женщин было меньше, так что мужики вполне могли пропустить по рюмочке в перерывах между танцами. Нине вообще не давали сесть на место. Она слегка захмелела, веселилась от души, как будто сбросила какой-то уж слишком тяжёлый груз с плеч. Виталий тоже покружился с ней пару танцев – больше соперники не позволили. А потом её пригласил захмелевший совсем аспирант, помогавший сегодня принимать экзамен, Валерий Васильевич. И в танце начал зажимать, двигая к дверям раздаточной. Не желая поднимать шум и портить всем настроение, она позвала Виталия – он танцевал рядом. Тот сразу врубился, извинился перед сокурсницей Наденькой, с которой танцевал, подошёл к ним:
        – Валерий Васильевич, можно вас?
           Нина тут же оттолкнула его и убежала в сторону кухни.
        – Да, Гнатюк? Вы что-то хотели? – раздосадованный аспирант встал в позу.
        – Простите, вам что-то Анзор сказать хотел! – Виталий обошёл его и направился вслед за Ниной.
        – Люська, – перехватил он идущую в зал Людмилу, – тут есть комната какая-нибудь отдельная?
        – С кроватью? – съехидничала та.
        – Да брось ты! Нине плохо!
        – На! – она сунула ему ключи, – мой кабинет, второй слева. Там диван есть, пусть отлежится.
           Нину он нашёл в конце коридора. Она стояла, отвернувшись к окну. Виталий положил ей руку на плечо, она повернулась – её трясло, глаза её были полны слёз.
        – Ну, что ты, девочка, – он взял её под руку, – зачем ты так? Пойдём.
           Он открыл дверь, усадил её на диван, сел рядом: – Ну, что случилось? Перебрал мужик, с кем не бывает? Всё же кончилось уже. Кончилось!
           И тогда она разрыдалась, чисто по-женски, безудержно, отчаянно. Захлёбываясь слезами, она говорила, говорила и никак не могла выговориться. И как тяжело учиться такой красивой женщине, через какие унижения проходить, какие пошлости выслушивать, какие гадкие предложения получать на каждом шагу. И как трудно убедить мужа, что, несмотря на всё это, она остаётся чистой и верной ему. И как ей хочется детей, а муж, после службы в химических войсках, детей иметь не может. И потому боится, что она от него уйдёт. А она готова на всё, только чтобы семью сохранить. И ещё про тысячу своих женских болячек, которые копились долгие годы и поделится которыми ей было просто не с кем.
           Когда они вышли, половины народа уже не было. Среди зала танцевали две пары. Гуляющие сели в небольшую кучку на одном конце стола, Анзор пьяно произносил очередной тост.
        – Я тебя сегодня никуда не отпущу! – Нина взяла руки Виталия в свои, – Идём. Ты проводишь меня. И потом я тебя никуда не отпущу!
        – Ты думаешь, я такой свободный человек? – Виталий невесело засмеялся, – меня ведь тоже дома ждут.
        – Лидка? Знаешь, ты жену каждый день видишь. И каждую ночь тоже! А я завтра уеду. Месяца на два уеду. Диплом делать. К мужу на комбинат. А мне от всей этой грязи очиститься надо!
        – Ты выбираешь очень интересный способ очищения – методом вытеснения, – Виталий усмехнулся, – Тебе это не кажется немного странным? Пожалуй, твой благоверный не очень бы это одобрил!
        – Не кажется! Совсем не кажется! И не надо мне моим Вартанчиком пенять. Я же про Лидку ничего не говорю!
        – А ты не боишься со мной испачкаться ещё больше? Ведь, наверное, если я останусь, то тоже не смогу быть… уж слишком равнодушным!
        – Я тоже не буду равнодушной! И ничего я не боюсь. Ты – чистый! Я тебя почти два года знаю! Ты ни разу даже не посмотрел на меня, как эти…
        – С откровенной похотью? Ты меня плохо знаешь! Это у меня на лице похоти не было! Ты бы пониже посмотрела!
        – Пошляк! И не ври, пожалуйста! Женщина же всегда чувствует! Даже когда и не смотрят вроде. А уж посмотрят… Иной так глянет – хуже, чем облапает! Ты так никогда не смотрел!
        – Слушай! – Виталий почесал затылок, – Ведь если я даже ни разу не посмотрел на тебя, как положено… В смысле, как эти, ты от меня чего ждёшь-то?
        – А теперь ещё и дурак! Нет, ты у меня дождёшься! Ты вообще знаешь, что такое – настоящая грузинская женщина? А?
        – Царица Тамара?! Поимеет мужика – и в пропасть! Ты меня тоже в пропасть сбросишь?
        – Короче! Если ты сейчас не останешься, я не знаю, что я с собой сделаю!
        – Интересно, и что же ты сделаешь?
        – Под троллейбус брошусь!
        – Да, это серьёзно! Ты на часы-то, вообще, смотришь? Троллейбуса ждать до утра не устанешь?
        – Ничего, подожду! А ты потом моё бездыханное, растерзанное окровавленное тело целовать будешь и плакать вот такими слезами! – она показала два сжатых вместе кулака.
        – Ну что с этой бабой сделаешь? А кто перед Лидкой отвечать будет?
        – Не бойся! Я отвечу! Я так отвечу, что она меня потом на руках носить будет!
        – Да? А меня?
        – Слушай, это твои заботы, да! – она схватила его под руку и потащила к своему обиталищу.
           Насчет Лиды Виталий врал – она сама посоветовала ему заночевать у Анзора. Тратиться на такси, да и ехать после банкета через весь город?! Зачем, если есть возможность обойтись?

                VIII
           В конце восемьдесят четвёртого года Виталий летел в командировку в столицу. Рейс был дневной, детишки бегали по салону, усидеть на месте четыре с половиной часа им было трудно. На одного мальчугана Виталий обратил внимание – тот был чем-то похож на его Шурку и Лёньку. Только помладше Шурки и постарше Лёньки, годков трёх, может чуть больше. Малыш расшалился и пассажиры стали шикать на него.
        – Виталик! – раздался сзади строгий голос, – Ну-ка перестань сейчас же! Беги сюда!
           Виталий дёрнулся, как от удара током и обернулся. На три кресла позади него по другому борту самолёта у окна стояла Нина и глядела на этого малыша. Как загипнотизированный, Виталий поднялся, перехватил мальчугана в проходе, взял на руки – тот совсем не сопротивлялся – и пошёл назад.
           У прохода рядом с Ниной сидела девушка.
        – Вы не возражаете, если мы с вами поменяемся местами? – предложил ей Виталий, – Там немножко ближе к пилотам и стюардессы лучше обслуживают.
           Девушка удивилась, но видя мужчину с ребёнком на руках, возражать не стала, молча поднялась и пересела на освободившееся кресло. Нина застыла мраморной статуей и смотрела на него, как смотрят на приведение.
           Виталий сел рядом, посадил маленького Витальку на колени, посмотрел на неё над очками и произнёс:
        – Ну, царица, колись, откуда у тебя такое чудо!
           Она без сил опустилась в своё кресло: – Ты!? Живой!
        – Так, – Виталий улыбнулся, – У мамы горло перехватило, комок застрял! Ну-ка, тёзка, – он встряхнул мальчишку, – давай маму проглотить заставим. Ну-ка, дружно: проглоти! Ну?! Про-гло-ти!
        – Про-гло-ти! Пло-гло-ти! – просканировали они вместе. Малыш потянулся к матери: – Дядя весёлый!
           Нина пришла в себя.
        – Господи, Виталька! Откуда ты?! Мне Лида сказала, что тебя нет уже! Совсем! Господи, живой! Виталик, сынок, ты знаешь, кто это? Это же твой…
           Виталий остановил её: – Нинка, ты сумасшедшая! А как же Вартанчик? Он знает? У него же бесплодие!
        – Вартанчик в нём души не чает! А бесплодие… Он всё знает. И тебя видел. И на фотке, и в живую, помнишь, мы как-то в универмаге встретились? Он тебя видел. Я ему всё рассказала. Он сначала переживал, а потом успокоился. И даже сына разрешил Виталькой назвать. И любит его.
        – Господи, Нинка, какая же ты сумасшедшая! А что же молчала-то?
        – Э-э! Ну тебя, ещё глупостей каких наделал бы! Что, я тебя не знаю, что ли? А что у тебя с Лидой? Почему она так?
        – Я не живу с ней… Пока не живу. Временно. А так… Значит, похоронила она меня. Для себя.
        – Дурак ты, оказывается. Такая женщина! Ты, вообще, знаешь, что она мне добро на тебя дала? В шутку, правда. Представляешь, как она в тебя верит! Ты ей что, изменил? С кем?
        – Да нет, тут другое! Долго рассказывать. А как это, добро дала? Что-то новое! Я знаю её доброту, но чтобы до такого!..
           Нина рассмеялась: – Не бери в голову! – и со смешками пересказала их разговор в горах, – Я же вам звонила, ты в экспедиции был! Она меня так поздравляла!
           Виталий почесал затылок: – А я-то думаю, что это она на меня так подозрительно смотрела года три с половиной назад?! А оно вон как!
           Они говорили и не могли наговориться. Малыш заснул и Виталий покачивал его с нежностью. Она смотрела на них, отца и сына, и качала головой: – Господи, что же твоей мадам в тебе не хватает?..
           В столичном аэропорту он поднял Витальку высоко над собой, подкинул: – Летай высоко, сынок!
           А потом опустил, взял Нину за руки: – Можно, я буду навещать вас? Тебя и Витальку. Я часто бываю у вас в городе. Вартанчик не будет против?
           Она улыбнулась: – Вартанчик не будет против. Я его подготовлю, ты меня знаешь!


                Декабрь 2010 г.