Ода к восьми кошкам... Питер Пиндар

ОДА К ВОСЬМИ КОШКАМ
ИСРАЭЛЯ МЕНДЕСА, ЕВРЕЯ

Питер Пиндар (Джон Уолкот) (1738-1819)

Сцена: улица в провинциальном городке. Время – полночь.
Поэт в ночной рубашке у окна своей спальни.

О, вы, сладчайшие мурлыки Исраэля Мендеса,
     Своими нежными роточками от уха и до уха
Просторы все вы заливаете потоками мелоса,
     Бессонного беднягу замирив в ночи усладой слуха.

Подумать только! Отходя ко сну, уже успев снять брюки,
Я, зачарованный, смотрю на ваши клоунские трюки:
     Прыжки, ползки, подкрадыванья, визги-вопли визави,
Шипенье, фырканье, царапанье, изогнутые спины,
Распушены хвосты, торчком усы, ужимки арлекина –
     Поэзия любви - восторженно-возвышенной любви.

Их чудные глаза крыжовником округло зеленеют,
Под стать – их бешеный любовный стон всё громче, не слабеет,
     В любовно-нежной ярости безжалостно друг друга рвут!
И ни один проказник в шалости их треснуть не посмеет,
Дворняга ли, мастиф свирепый, видя их, остолбенеет.
     И весь подлунный мир, мне мнится, создан для таких минут.

Сладчайшие мурлыки, кто, зачем навяжет вам обузы? –
     Как нашим праотцам, праматерям, основой служит вера,
Чужды вам матримониальные оковы, цепи, узы,
     Ложь, ханжеские брачные услуги - мерзкая химера.
Всегда свободны вы, свободны ваши ветреные связи,
Легко встречаетесь, на миг сливаясь в радостном экстазе.

Увы, вас не влекут, вам не нужны творения прогресса:
     Ни ложка, ни шампур, ни сковородка, плошка ли, кастрюлька;
Ни олово, ни медь, ни бронза, ни латунь и ни железо;
     Ни нянечки с подгузниками и ни колыбелька-люлька –
Качать-баюкать отпрысков своих, отчаянно орущих
(Качают же младенцев-христиан, в подлунном мире сущих!)

     Самцы, вам не нужны юристы с адвокатской канителью
     Пред тем, как лечь в кровать и насладиться тёплою постелью,
Выслушивая сплетни и мольбы о деньгах «на булавки»;
     Спасибо небесам, вам нечего бояться рогоносцев,
     Терзающих своей настырностью с эпохи крестоносцев,
А то – с времён Адама, изводящих, словно бородавки.

     Не надо вам в колледжах изучать изящные манеры;
     Не надо бриться, мыться, пудриться и краситься без меры;
Пижама не нужна и никакой проблемы с раздеваньем,
     Когда отходите ко сну в уютном тихом уголочке,
     Обняв друг дружку нежно и свернувшись в шерстяном клубочке,
Во славу небесам, мурлыкая с любовным ликованьем.

     Мой Бог! Вы, сладкозвучные пушистые комочки шерсти!
     Как можете вы резво и проворно на задок присесть и
Мгновенно влезть на крышу дома, после – на трубу камина,
     А там, глядишь, сквозь дымоход скатиться сказочным чертёнком,
     В порыве страсти изливаясь в звуке, мелодично-тонком
И пылком – к Мисс Грималкин – в сладостном призыве сарацина.

Услужливая и отнюдь не недоступна, Мисс Грималкин,
Любовному призыву вняв, враз встрепенулась – ёлки-палки! –
     Тотчас отринула хандру, её терзавшую доныне.
Смотри-ка! Вот уже она, впитавшая любовь с рожденья,
Взлетела с живостью шута (О, где вы, признаки старенья?!) –
     Туда, к нему. Долой печаль! Долой тоскливое унынье!

Адью! Прощайте, сладкозвучные мурлыки Исраэля,
     Проныры и губители мышей! – Старею. Стынут члены.
Не думаю, что вы б хотели знать, мяуки-менестрели,
     Как велико моё желанье быть из вашего колена.

27.02.12


AN ODE TO EIGHT CATS BELONGING
TO ISRAEL MENDEZ, A JEW

Peter Pindar (John Wolcot) (1738-1819)

Scene, the Street in the Country Town. The Time, Midnight –
The Poet at his Chamber Window, in his Shirt.

Singers of Israel, O ye singers sweet,
     Who, with your gentle mouths from ear to ear,
Pour forth rich symphonies from street to street,
     And so the sleepless wretch the night endear!

Lo! in my shirt, on you these eyes I fix,
Admiring much the quaintness of your tricks:
     Your frisking, crawlings, squalls, I much approve:
Your spittings, pawings, high-rais’d rumps,
Swell’d tails, and merry-andrew jumps,
     With the minstrelsy of rapt’rous love.

How sweetly roll your gooseb’rry eyes,
As loud you tune your am’rous cries,
     And, loving, scratch each other black and blue!
No boys in wantonness now bang your backs;
No curs, nor fiercer mastiffs, tear your flax;
     But all the moon-light world seems made for you.

Singers of Israel, ye no persons want
     To tie the matrimonial cord;
Ye call the matrimonial service, cant –
     Like our first parents, take each other’s word:
On no one ceremony pleas’d to fix –
To jump not even o’er two sticks.

You want no furniture, alas!
     Spit, spoon, dish, frying-pan, nor ladle;
No iron, pewter, copper, tin, nor brass;
     No nurses, wet not dry, nor cradle,
(Which custom, for our Christian babes, enjoins)
To rock the staring offspring of your loins.

     Nor of the lawyers have you need,
     Ye males, before you seek your bed,
To settle pin-money on Madam:
     No fears of cuckoldom, heav’n bless ye,
     Are ever harbour’d to distress ye,
Tormenting people, since the days of Adam.

     No schools ye want for fine behaving;
     No powdering, painting, washing, shaving;
No nightcaps snug – no trouble in undressing
     Before ye seek your strawy nest,
     Pleas’d in each other’s arms to rest,
To feast on luscious Love, Heav’n’s greatest blessing.

     Good gods! ye sweet love-chanting rams!
     How nimble are ye with your hams
To mount a house, to scale a chimney-top;
     And, peeping down that chimney’s hole,
     Pour, in a tuneful cry, th’ impassion’d soul,
Inviting Miss Grimalkin to come up:

Who, sweet obliging female, far from coy,
Answers your invitation note with joy;
     And, scorning ‘midst the ashes more to mope,
Lo! borne on Love’s all-daring wing,
She mounteth with a pickle-herring spring,
     Without th’assistance of a rope.

Dear mousing tribe, my limbs are waxing cold –
     Singers of Israel sweet, adieu, adieu!
I do suppose you need not now be told
     How much I wish that I was one of you.