Северная страна

ОТ АВТОРА

В книгу  эссе «Северная страна» вошли произведения, написанные в разные годы.  Объединенные  глубокой философичностью, романтическим пафосом,  высоким нравственным чувством,  они образуют  особое  художественное пространство, в центре которого – красота и мощь человеческого духа, вера в высокое эволюционное  предназначение человека. Отличительная особенность авторского стиля –  яркая метафоричность, придающая книге цельность и  выразительность.

Скажи мне, где ты стоишь, скажи мне, не чужды ли тебе воля и сила. Ведь я не зову тебя показать слабому, что ты сильный. Я зову тебя сражаться один на один с собственными границами! С собственной силой зову я тебя бороться. Вперед, товарищ, холодные дали ждут твоей власти над ними. Пусть остаются другие в городах, пусть пока не поймут они, что  прекрасного в рвущемся из  рук горизонте, пусть предпочтут его свободе  –  ограниченность бетонных улиц. Это ничего. Это – пока. Все равно – рано или поздно – все придут сюда,  где лучшие дали откроются им.

                Алексей Индриков, 2008


ПЕРВЫЙ МАРШ

Зимний свет падал сквозь дымку облаков. В такой день хорошо мечтать о далеких странах в кругу преданных товарищей. В таком кругу не страшно вообразить себя кем угодно.  Взглянешь  в окно – солнце пробирается сквозь   замерзшие ветви березы  и ледяной узор  на стекле –  как сквозь память веков.  И тогда нельзя не увидеть, как  оживают во льдах  бесстрашные воины,  как сражаются  они за свои замки, как в высоких горах растут неприступные вершины. И облака летят свободно, едва касаясь света.
И тогда  в  твоей душе засверкают заснеженные дали…
И в такой час  нельзя оставаться дома. Воля к воздуху, свободе и холодному ветру, к горячей крови внутри –  зовет  отправиться туда, где сила мысли превращается в силу тела, туда, где  победы души и разума ведут к вершинам настоящим, стоящим высоко над долиной…

В такой день, как сегодня, тело требовало, чтобы ему дали холодного свежего  воздуха и пути, чтобы оно еще раз почувствовало, что душа в нем находится не зря. И в такой день знать, что есть те, кто готов идти за тобой к вершинам, – самый главный шаг к  победе.

Я пробегаю сквозь дом.  Как надоел я его стенам, как не терпится им, чтобы я отправился вдаль и  потом рассказал всем  о  сияющей дороге в Северную страну.
Я оглядываю  свою комнату. На  полках стоит техника, на стенах висят карты всей земли. И нет такого уголка мира в моей комнате, который бы спрятался от меня, который бы не оказался здесь.
Мир, выросший  в детской комнате и рвущийся теперь наружу, зовет  окрепшую душу на поединок.
Зовет меня мой  орел, которого я нарисовал еще в детстве, рисунок висит высоко, над всеми картами,  над всею сушею и водой. Этот орел  летел рядом со мной, когда я со всей  своей эскадрильей врезался в упругое небо над всеми океанами сразу, он сидел на броне моих танков, когда  они  рыхлили пески всех пустынь и карабкались по крутым склонам глубоких оврагов. Я нарисовал ему вместо крыльев – острые мечи, каждое крыло –  десять  стальных лучей, и теперь полет, и взгляд, и весь вид величественной птицы стали для меня одной обоюдоострой волей к свободе, силе и правде!  Этот орел,  который  венчает  мою комнату,  –  хранит мой дух и  дух тех, кто смотрит без страха в любую  даль и высоту, – от всего того, что делает из человека единицу населения.  Мимо таких крыльев-мечей не пройти никакой лжи.

Я быстро нахожу  куртку. У меня мало зимней одежды,  в основном она осенняя. Но сейчас на улице не так холодно, да еще внутри тепло. Этого хватит, чтобы не замерзнуть. Если с нами в пути будет дух победы, то лучше всякой одежды будет нас согревать стремление к вершинам.

Зима в нашей стране бывает суровой до середины января, и надо успеть насладиться свежим ветром, небом, слегка подернутым дымкой, и  морозным дыханием. Потом воздух  перекрасится в весенние цвета, и будет смущать   неожиданный союз – мороз под сорок и  небо, сшитое из ярко-голубых тканей весеннего океана.
Но сейчас небо было еще зимним. И это радовало дух особенно… Снег под ногами скрипел так, словно тысячи ладоней и криков собрались на одной площади и звали того, кто шел по этому снегу, – скорее и быстрее загореться снежным огнем, слиться с солнцем и рассыпающимся на кристаллы воздухом.

В северных странах передвигаться на лыжах – это смысл передвижения вообще. Надевая лыжи, мы словно вступаем в союз со снегом, а не ломаем его неуклюжими пробоинами. И когда снег становится нашим товарищем, нет помощника вернее и преданнее. Тогда снег несет нас над километрами замерзшей суши. Достаточно одного взмаха руки, как её сила взывает к жизни всю мощь снега –  как будто тысячи и тысячи крохотных рук передают тебя с места на место – так складываются километры скорости, силы и ощущения своей непобедимости.

Путь начинается теперь. Интересно, что только на морозе можно узнать, сколько тепла есть в тебе и тех, кто рядом. Северное небо и его мудрое сияющее око не обмануть. Чуть не хватило тепла… и снег запрячет это подальше от истории.  Мороз также и дает каждому знать, сколько он может сам тепла дать –  иногда больше, чем думал!

Я оглянулся на свой дом, на поле, небо. Когда-нибудь я уеду отсюда, когда-нибудь даль поглотит всё, что мы создавали веками упорного труда, волей памяти! Да даже если и не уеду – все равно. Даль – это сила, перед которой осыпаются века. И чем быстрее я пролетаю мимо своего дома, тем быстрее он срывается с места и несется прочь от меня.

Первые метры пути даются легко,  вначале я должен собрать товарищей, чтобы не быть одному в пути и чтобы не мешали толпы собственных мыслей!
 Но пока я один рассекаю застывший воздух и застывший свет морозного солнца, сотни сомнений устремляются ко мне в голову. Я думаю об эволюции, её смысле и значении. Много раз мне говорили те, кто не видит солнце и сияющую даль горизонтов, что думать – это по меньшей мере бесполезно. Много раз говорили они мне и всем нашим товарищам, что жить надо, как и спать, – просто и без хлопот. А сами в это время неустанно заботились о том, чтобы кто-то о них не сказал, что они начали думать.
 Эта сложная фраза появилась у меня в голове как раз тогда, когда я поднимался в гору, когда снег всеми силами толкал меня выше и выше. Люди всего мира понимают меня в глубине души, ведь то, о чем я говорю им, разговаривая  с собой, – это и им всего нужнее, и главное – совершенно не чуждо. В детстве в школе я никогда не проходил мимо одинокого, оставленного всеми, «последнего человека», который вроде бы и не был в одиночестве, но знал, что его окружают не те, с кем бы хотела жить его душа. Я давал ему руку и просто звал его смотреть на небо. Там не нужно видеть окна и шторы на них, там не нужно видеть железную дорогу для самолетов. В небе – мы! Небо настолько огромное, что вся воля и сила человека помещаются в нем без остатка. И потому те, кто смотрят в небо одной  душой,  никогда не станут его делить. Они единой целью поднимут небо на плечи и понесут его к вершине.

Пока я говорил это про себя, дорога, круто взявшая вверх, вдруг стала сопротивляться моим движениям. Но именно этого и хотел я. В северных странах крутые склоны и горы – это залог развития воли и силы. Лишь сражаясь в горах с собой, выходят на их вершины – настоящими воинами! И те, кто силен лишь рядом со слабыми, бегут из северных стран. Но тот, кто хочет сказать истории мира, что родился не зря, – зовет в горы также и противника, чтобы, сражаясь с двумя сразу, выйти победителем –  или пасть на суровых склонах, чтобы весной прорасти сквозь кремень  и гранит  прекрасным цветком.

Но вот  склон преодолен. И я посмотрел вокруг и увидел лежащую внизу долину, как весь груз – преодоленного!

Я прошел километр пути по снежному полю. Снег радостно толкал меня, словно требуя скорейшего броска на восток. Но я пока шел на запад, к  дому моих товарищей, потому что  должен был спасти их из закатной мглы и  повести  к рассвету.
До места, где живут  мои товарищи, теперь совсем не  далеко. Теперь дорога будет ровной. Товарищи еще не знают, что скоро их спящий дух потревожит мой призыв – встать и пронестись над километрами пути. Но я уже предчувствовал их радость. Потому что звать человека нужно только туда, откуда он выйдет полный сил и радости, но не полный злобы и самодовольства.

Оставалось не более ста метров, и я шел и думал о человеке. Самодовольство убивает его. Только когда он обрел себя ради блага всех – тогда он достоин того, чтобы на нем не завершилась эволюция.
Еще я думал, что в детстве нам  лгали, нам жестоко лгали, говоря, что у каждого должно быть все свое – карандаш, пряник, яблоко…
Нас учили  соглашаться с учителями и взрослыми. Нас учили в школе не давать списывать уроки, нас учили не отдавать яблоко из ранца, а съесть самому. Но я и мои товарищи – хоть мы и обзавелись всем своим, но нам не жалко  этого и для других; я раздавал тетради со своими уроками налево и направо  и даже делал многое за других, но теперь у меня стало еще больше, чего я могу отдать.
Я  отдал все  яблоки и ничего не ел шесть уроков подряд, но теперь я сыт в стране голодных!

В оставшиеся секунды я уже быстро мчался, товарищи собрались быстро, и вот, наконец, мы – теперь уже все вместе  – понеслись  по морозному снегу туда, где солнце светило  над бесконечностью горизонта.

Одно дело, когда ты сам стремишься преодолеть горы и равнины, но еще лучше, когда все больше и больше горящих идеей огненных душ вместе с тобой идут растапливать лед бесконечной дали. Мы съезжали по крутому склону… Ветер гнал нас вниз.  Буранный вихрь мчался перед нами, стремясь опередить нашу  волю к дали!  Скорость слилась в сердце с желанием постичь силу высоты, ощутить её мощь, преодолеть ее  власть –  спустившись  по   самой крутизне.

Спускаться с горы нужно всегда лишь для того, чтобы потом удариться всей  мощью скорости – в непроходимые снега.
Я понял это, когда мои лыжи  воткнулись в огромный рыхлый сугроб у подножия склона. Нельзя быть высокомерным с вершинами, нельзя думать, что раз познав наслаждение, будешь вечным  его  любимцем. И  пока  я откапывал лыжи, я понял еще одну мудрость нашей северной страны   –   предостерегающей  от  опьянения  легкой победой.

Солнце перебралось через тучу и осветило наш путь ярко-белым светом. Ехать сейчас  стало заметно сложнее, зато удалось освоить  другой вид передвижения. Теперь приходилось не просто катиться, но и прокладывать лыжню для своих товарищей. В пути опасно оставить товарища без поддержки, опасно не проложить для него лыжни. Иначе он может повернуть назад  и будет рыхлить уже пройденное, не узнав грядущего.
Чтобы солнце не вернулось на восход, не изведав вина заката, чтобы дух не ушел из тела раньше, чем увидит величие своего бытия, –  ради этого сердце в северной стране, словно свеча среди снега, горит и прожигает путь к восхождению.


МОМЕНТ ВЫБОРА

В снегу, который ни разу не оскверняли неуклюжие следы человека нездешнего,  очень легко понять, насколько сильна в человеке северном – воля к радости и гордости за девственность его родных просторов. Наши поля умеют открывать человеку вместе со своими просторами – и простор его души. И чем дальше идешь – тем более  поражают  расстояния, которые перед бесконечностью дали кажутся не такими уж близкими, как раньше.
Еще когда я был маленьким –  смотреть на  гору, к которой мы сейчас отправились, –  было настоящей идеей. Эта гора, созданная из мела древними временами, сияла своим белым ликом во все дни моего детства. И не было такого утра, и не было такого дня, чтобы я не смотрел на её   далекое  сияние и не думал, как я пойду  к ней. Я знал, что когда-нибудь  взгляну   в ее ослепительный лик не из окна своей комнаты, а стоя  прямо перед нею. Но именно теперь, когда мы вязли в снегу, она стояла еще дальше и смотрела на нас своими склонами.
 
Снег под ногами становился все более рыхлым. И солнце на небе дуло во все легкие, небеса дышали морозом. Здесь, в северной стране, пройдя  сквозь толщу снега, слова и мысли становятся свободными и, не спрашивая даже строгих стражей разума,  пролетают над тесными для них законами и правилами и становятся высокими облаками, одетыми в белое сияние солнечного мороза.
Ради свободы и величия  мысли живут наши заснеженные  просторы. Вот почему там, в других землях, где  нет снежных долин и высоких гор, – боятся отпускать с цепи диких лебедей и мудрых орлов!  Им негде парить! Их крылья разобьются о близкие стены –  или  запутаются в сладких виноградных листьях. Вот почему там, где мороз не оживляет сердца, нет и тепла в душе.

Мы шли все дальше и дальше. Нам предстояло покрыть  километры  заснеженной долины. Конечной целью нашего пути стал – горизонт.  Да. Только наш северный горизонт, который заканчивается там, где спит огромная птица уснувшего на зиму леса, имеет смелость подпирать небо, обозначая завершение, причем откровенно победоносное, любого дерзкого начинания.

Мы шли все дальше и дальше, и после длинного участка пути, покрытого легкой дымкой  поземки, мы вдруг оказались на широкой твердой дороге, идущей неизвестно откуда и куда. Мы остановились отдышаться. Дойти до дороги оказалось нелегко. Неразъезженный снег едва держал на своей спине шаги идущих, но,  проваливаясь почти по пояс, мы  боролись с белым божеством и его неуверенностью. Там, где нет твердого покрова, трудно бывает идти, но если ты сумеешь выйти оттуда, где нет твердого покрова,  – ты выйдешь победителем.
 Края дороги были завалены массивными снежными комьями. Еще до нас по засыпанному снегом полю прошлись стальные мускулы техники. Они пробили путь там, где случай, стечение обстоятельств не велели ему быть, но где мощь  и сила, и непреодолимое желание нацеленного разума – поняли, что здесь они не уступят сами себе! Не бойтесь ходить там, где не видна дорога. Лишь там  пролегает путь –  для достойных большого пути. Для многих из тех, кого не может пробудить даже солнце, кто погребен под толщей пластика и пыли, дорога  – это начало пути к горизонту.

Трудно бывает дойти до дороги, но еще труднее – решить, в  какую  сторону дальше  и с кем – идти. Для нас этот вопрос решился еще давно, когда солнце свежо дохнуло на нас,  и  когда в наших легких забилась воля к походу, к маршу! Путь по неизведанным снегам – это дорога победителей, это смысл заложенного в каждом – бессмертия!

Когда мы, подавая друг другу руки, преодолевали камни и смерзшиеся комья снега,  даль отодвинулась еще, но оказалась не менее прекрасной, чем в тот миг, что позвала нас!  Когда, оказавшись перед выбором, мы не испугались его, даль подарила нам новые силы!
Не заметить момента выбора – вот признак здорового сердца. Нацеленный сердцем разум не размышляет и не раздумывает. Верное направление его жизни для него слишком очевидно, и кощунственным является даже сама мысль о сомнении! Поэтому мы повернули туда, где  далекая вершина парила над белым океаном бесконечных снегов, и солнце венчало своей верностью наше непреодолимое намерение!

Мы вместе словно сорвались с цепи вязких снегов,  рванувшись по широкой, как  истина, дороге. Заветная цель будила в каждом  дух здорового соревнования. Когда-то я читал у Ницше в его трудах по греческой философии, что соревновательность для грека была смыслом существования. Причем, эта соревновательность носила совершенно честный и открытый характер, она шла от сердца и хотела лишь одного – справедливой славы для города, в котором жил  олимпиец!
Мы тоже соревновались в скорости. Вырываясь вперед, каждый из нас отнюдь не хотел поражения товарища, напротив, свое достижение он отдавал ему на службу, в помощь его духу, чтобы и он достиг того же, если не больше!
Я подумал о том, что та великая греческая соревновательность не имеет ничего общего с нынешней жидкой и хлипкой завистью. Собьется  с пути  то общество, в котором  стимулом для работы становится зависть! Лишь стремление к возвышенному  развитию, стоящему над низменными чувствами, может быть воплощенной мечтой  свободных людей. Когда-то   книги и идеи великого философа Ницше  определили направление моих размышлений. Но ради Ницше мы поставили перед собой цель – не красть его мысли, не быть его детьми, но быть его соперниками, приложить его волю – к своей борьбе, к своему пути. И цель наша, как у древнего эллина, –  быть над великим философом, превзойти его самого, его идеи –  немедленным воплощением задуманного! И лишь освещая себя чувством свободного  соревнования, можно достичь вершины – и не важно чего, горы или духа.

Дойти до дороги –  это самое малое, что  нужно успеть сделать в жизни. Но еще необходимо выбрать правильное направление.
Не боясь ветра, который несся на крыльях солнечного сияния, не уступая морозу, согревавшему  наш северный огонь в  сердце, мы отпустили дорогу и шагнули вновь в снежную  долину, которая упиралась там, очень далеко, очень-очень далеко – в белую гору, в горизонт, уже ждавший нашей воли!

Мы шли не столько быстро, сколько уверенно. Прекрасное северное небо сияло над нами.   Снег под ногами разлетался в стороны, рассыпаясь по застывшим ботинкам искрами. Здесь, в тишине, в этой снежной бесконечности,  впервые я ощутил, насколько я  горжусь тем, что весь мой мир не умещается даже в эту бесконечную степь. Я понял, как я люблю эту даль,  полную  снежных искр, и эти проросшие сквозь снег сухие травы – пальцы нашей земли.
Но мир мой – это и мир наш, мир всех тех, кто идет сквозь мороз и снега к вершине, мир свободных ветров и белых солнц. Здесь, среди тишины и безмолвия, нельзя промолчать о том, что идет от сердца, потому что здесь нельзя обидеть истиной. Здесь красота и небо, свет и сила, душа и серпик взошедшей днем луны –  все молчит так, что я слышу голоса еще таких далеких, но неумолимо грядущих вслед за нами восторженных людей. Людей, которые осознали неповторимое значение общего дела в мире!

 Мы с товарищами шли уже долго, но думали о тех, кто остался там, далеко, в одиночестве и среди сотен одиноких. Северная земля – земля вольных звезд. Здесь одиночества не бывает! Здесь  геройски павшие –  не спят, а живут незримо в облаках, собирая в них свет и рисуя в небе – замки и горы, волшебные страны. Живопись  облаками – это наша северная земля!

Далеко впереди величественные очертания горы возносились все выше. Свет разгоревшегося солнца  спадал, подобно потокам  огненной воды, с плеч этой красавицы. И в этом огненном потоке она стояла, подставив спину и плечи одухотворенному  свету, идущему из облаков.
 Это была – наша вершина, и мы шли к ней. Её волосы-ветви мягко колыхались от морозного дыхания снежной долины! Горизонт обнимал её, словно отец, оберегая  её до нашего прихода! Когда мы заявили свою волю к маршу –  мы выбрали её в свои невесты. Эта гора –  наша победа.  Мы, дети Севера,  выбрали себе в невесты – победу, гору, вершину! И это означает, что тот путь, который проделываем мы сквозь снега, станет  идеей для миллионов ангелов истории! Небеса признали нашу волю к победе! Они постелили нам под ноги свои трудности, чтобы  мы –  прямо по ним и только по ним –   проложили путь к восхождению!
Но как же  высока ответственность, которая теперь выросла среди наших сердец.  Ответственность за выбранную нами супругу подгоняет теперь стремление к вершине и величественно восходит на наши знамена!  Она в каждой клетке тела, которая дышит  совестью исторического решения!
В иных сердцах – страх… Зачем же вы плавили наш северный снег?
В сердцах оставшихся под покровом пыли – зависть…  Зачем же вы посыпали наш искрящийся лед своим мокрым  песком? Вы боялись поскользнуться, но теперь  вы и вовсе засыпали путь!
Сотни средних… бойтесь гнева нескольких высоких! Рожденный высоким оскорбляется низкими дверями! Рожденный далеким стыдится коротких тропинок! Наш путь по снежной долине – это карта, по которой  ВСЕ могут пойти к вершине.
В снегах живет огонь! Вы хотите счастья? Значит,  ЭТО нужно сказать! Вы хотите мира – скажите об ЭТОМ! Вы не слышите друг друга, но мы вас УСЛЫШИМ! Придите в страну Севера. Путь по снегу закаляет, мы взойдем на вершину вместе. Даже если вы теперь спите и не видите пока дали – мы уже взяли и вас вместе с собой! И теперь падать – слишком просто для вас. И уже неинтересно –  даже красиво скатиться! Но  поистине драгоценно – стоять, обнявшись с возлюбленной на  достигнутой навсегда вершине! И в  ее волосах и в свете восходящего солнца – вечно пылать сердцем, достигшим предела! Северная страна –  прекрасна.


ИДТИ ДАЛЬШЕ

До горы еще оставалось несколько километров, мы встретились с огромным котлованом.  Котлован лежал одиноко и пустынно среди горящих над ним небес.  Казалось, ветер никогда не летал сквозь него,  высокие земляные насыпи впились в его края. Из него вырвали его душу – землю, и котлован тяготился пустотой. И насыпи по краям были словно длинные когти, которыми бездушная яма царапала остальной мир в поисках украденной  сущности!
Мы подошли к самому краю, заглядывая в огромное пространство пустоты.
Неожиданно снег стал прилипать к ногам, мы остановились и  посмотрели вниз, на одинокое и покинутое  дно. Оно было как  обычное снежное поле, только  ниже горизонта.
Не стать котлованом, удержать в себе сущность –  так думает каждый, кто стоит на краю котлована! Если все время думать только о пустоте, то пустота может нагрянуть внутрь. Я поднялся  на самый высокий край обрыва и смотрел, как   солнечный свет проваливается в  запорошенный снегом проем в земле. Я видел и чувствовал глубинное дыхание оврага.
Ветер, привязанный ко дну котлована проросшими сквозь снег травами, кричал и выл навстречу нам. Пустота говорила к нам его голосом. Ветер устал быть на привязи, но он выл и кричал о том, что нельзя отпускать землю от себя. Если есть что-то, из чего состоит твоя сущность, это нельзя отдавать даже тем, у кого этого нет. Потому что, оставшись котлованом, можно по-прежнему видеть на небе свет солнца и укрываться на ночь падающим снегом, но уже нельзя видеть даль и ее горы. И так гора может ускользнуть прямо из-под ног.
Идти дальше – вот  о  чем кричал нам ветер, привязанный ко дну котлована.

Мы на минуту застыли на  краю высокого обрыва, переводя дух, готовясь  еще к одному рывку к цели и  двинулись дальше, чтобы вновь и вновь растить на благодатной почве сердца – цветущие снега и огненные мысли. Мы рванулись к дали, поднимаясь на холмы, ощущая величие лежащей перед нами неохватности. Путь, ради которого душа хочет жить, лежит там, где преодоление звучит в одной тональности со свершением.
Бесстрашие идущих ввысь поднимает с ровного поля снежные лавины, и те охраняют  их во время похода. Лавины встают над миром, облака взвиваются от земли до неба,   тают на солнце,  и мы вдыхаем их! Их свет высоко над нами, но живет лишь внутри нас! Здесь не мир сказки –  так жизнь цветет над замерзшими травами, здесь нет места выдумке –  так правда оживает в глазах видящего восхождение. Здесь под ногами – послушные равнины, но здесь и стоящие на страже духа – неизведанные глубины снегов.

Еще  дальше от котлована устремились мы, потому что белая вершина уже занимала полнеба. И уже невозможно было направиться куда-либо еще. Впереди у нас было не меньше километра заснеженного поля, но оно  прогибалось перед величием горы. Я подумал о том, что однажды великий писатель Гессе писал о горе Фальдум, но  великий философ Ницше – жил среди гор! Гессе мечтал о горе, его мечта была красива, но осталась мечтой. Ницше сумел окрылить мечту так, что она вознесла его на самую вершину, и теперь оттуда вечный философ смотрит на мир глазами орла. В его помыслах нет смятения, и он  не тоскует ни о чем. Только  глубоко в своей бесконечной душе он, может быть,  хочет, чтобы его Заратустра еще раз спустился к людям.

Когда идешь сквозь снега к вершине, разум обновляется ежесекундно. Товарищи, что идут с тобой,  помогают каждый раз возвращаться к исходной точке правды. В спорах с теми, чей образ мыслей вырвался из оков жалкости и низменности, закаляются идеи прежние и рождаются идеи новые.
В то время, пока солнце в небе плавит из облаков причудливые флаги и когда снег под ногами поет песни преодолению, нет  лучшей возможности, чем здесь, среди вольных стихий,  раз и навсегда расставить по местам перевернутые цивилизацией ценности и значения.
Так же, как в небо упираются вершины сосен,  как вышина упирается в землю,  сильны противоречия между нашим согласием – и равнодушием и одиночеством оставшихся позади.
 Во все время пути мы ни разу  не впустили в свои разговоры ни одного слова из их жизни, мы не согласились с тем маленьким человечком, который ненавидит даль за её свободу. Оставшиеся внизу, поглощенные слепотой и неведением горизонта, они не понимают то, чего никогда не чувствовали. Но горизонт живет внутри каждого, каждый может обрести его вместе с далью и ее противостоянием земли и неба.

Мы шли все выше и выше, начинался подъем. Самые важные слова говорят люди, когда подъем увлекает их. Одни бросают все и не решаются начать подъем, произнося слова слабости и побега. Другие молчат, выражая всем видом согласие и верность зовущей вершине. Третьи благодарят судьбу за великий дар и устремляются ввысь, четвертые поют песни восходу и восхождению. Если бы с нами шел кто-то из тех, кого мы оставили спать и смотреть дурманные сны, вызванные духотой в пластмассовой комнате, то он тут же бежал бы от нас. Его уши не приняли бы наших слов о смысле бытия и  жизненного пути.
Но вы – те, кто идет с нами.
Вы те, кого мы несем в еще сонных постелях к вершине, чтобы весь мир   нашими сердцами   почувствовал обретение достигнутой высоты.
Наш идеал – гора мечты, обретенная силой высокого разума и воли. Парить над миром было бы слишком мало теперь, теперь было бы достаточным подтянуть за собой и целые города!

Каждый миг подъема дает  возможность  ощутить, как действуют в единстве  мысли  и тело.  Мы поднялись еще выше. Подъем делался с каждым новым мигом все более крутым. Мы перешли с легкого бега на равномерный шаг.
Я шел и думал о том, что   истина крепче всего привязывается к человеку, когда он годами, методично и победоносно защищает её место под солнцем бытия. Мои товарищи запели старую песню о сражающихся во льдах. Как нельзя вовремя она зазвучала над белой тишиной, и я услышал, как  благодатная тишина подхватила ее. Перед  восхождением на  вершину хорошая песня о мужестве и преданности  сближает нас сердцами  с красавицей мечтой.

Перед самым подъемом  мы остановились. Даль притихла. Её не беспокоили ни огни  городов, ни чьи-то мысли. Вся территория нашей победы над снежными километрами лежала теперь распростертой перед нами. Где теперь прежние сомнения? Теперь есть миг счастья, который можно заслужить, лишь  преодолев собственную неуверенность.
 Внизу лежал весь путь преодоления, а уже в недалекой вышине парила заветная вершина. Она была теперь близка как никогда. Близка настолько, что теперь я мог наконец видеть то место, откуда  вечерами на мое окно всходила луна, куда опускалась в летний дождь  радуга, куда я смотрел во все дни моего детства,  мечтая пойти туда с верными товарищами.
Я подумал о том, что пришло время, когда воля к таланту станет определяющей в стремлении к самореализации. Пришло время, когда все невыдающееся уйдет, а все, почитающее талант, – станет выдающимся! Покорять вершины – должно стать профессией! Задача новых поколений – поднять на свои знамена  великую профессию покорения вершин!

Талант – в каждом! Одинаково важно прийти к таланту  как через уважение к нему в другом, так и через самореализацию! Такой смысл бытия, может быть, покажется слишком заоблачным для тех, кто не находит в себе сил вырезать из грубого куска первозданности – новую и величественную скульптуру. Новое  человечество обретает теперь уникальное свойство делать из каждого, кто родится в нем,  – неповторимые образцы, носителей нового понимания мироздания! Здесь, рядом с вершиной, это не кажется мечтой, здесь талант преодоления обретает каждый, увидевший в глазах товарища  отражение высокого сияния.


СЕВЕРНАЯ СТРАНА

Наш подъем продолжился сразу после небольшого отдыха, когда вновь ветры оживили в нас волю обрести власть над движением! Мы двинулись к подножию горы.   Снег сверкал на солнце, лежал ровной насыпью и уже готов был стать дорогой, ведущей напрямую к самой вершине горы. Но мы решили оставить легкий путь,  потому что любое простое решение сложной задачи не воспитывает качеств духа, необходимых в северной стране. Мы пошли в обход, чуть дальше,  через заснеженные  сосны, скрывающие первозданность вечной горы.
Сосны возносились над нами, упираясь в небо, и на их могучих плечах гора держала свои снега и держалась сама, чтобы не скатиться в равнину.

Мы подошли к горе еще на несколько десятков метров, чтобы  увидеть всю ее,  но понадобился еще час пути по глубокому снегу, чтобы  она открылась нам –  летящая над миром и равниной  в вечных небесах, защищенная от праздного взгляда облаками и глубокими оврагами  – гора, из-за которой появляется каждый день наше солнце.
И  мы стояли уже у её подножия.

Где-то здесь, каждый  день, на восходе, горящими и раскаленными звездами поджигают золотую смолу на высоких стволах, и   под пение птиц огненные  капли скатываются в горящий шар, и он взбирается по выступам и веткам, чтобы, оттолкнувшись от вершины горы, взлететь в неохватное небо. Свет и огонь от неба разносятся повсюду и  воспламеняют   снега, и они горят в нашей северной стране ярко, как само солнце.

Мы двинулись дальше стремительно. Теперь мы дышали одним воздухом с  горой, и  этот воздух наполнял наше стремление к высоте и жизни. Здесь, среди тишины и снега, цвели даже замерзшие цветы.  Мы  проваливались  по пояс в снег, но шли наверх, потому что, увидев хотя бы раз вершину,  нельзя идти иначе.
Я подумал о том, насколько далек был Булгаков от понимания настоящей высоты, если считал, что романом про Мастера и Маргариту сможет увлечь нас своей романтикой подвала и безысходного греха. Безысходный грех не достигает вершины победоносного стремления, а значит здесь нечем искушать, потому что ни один искуситель не дойдет до того места, где само искушение – сгорает от близости к солнцу. И тогда лживые вопросы бытия теряют свою обманчивую многозначность, превращаясь в горсть обугленных огненным ветром истории клочков. О них не помнят те, кто мыслит себя единым целым с вершиной, их опровергают словом – достижение! Их не замечают на дороге вечности. И там, где самопожертвование правит силой воли и волей к восходу, угнетенные подвалами и прикованные к ним грехами – лишь молча взирают на недостижимое для них! Кипящая смола устремленного к вершине разума отгоняет лукавый дух от просветляющегося лика грядущей истории!

Гора теперь стояла близкая и сверкающая.  Миг настал. Миг, ради которого мысли и шаги сражались с ветром, ради которого жизнь живет даже в засохших стеблях и пробивается  сквозь толщу замерзшего снега, мы  поднимались  выше шаг за шагом. Все труднее было  держаться ровно и прямо, потому что склон  вырастал,  делался круче и вместе с нами  рвался все выше.
Я смотрел в глаза товарищей и видел в них, что  облака бежали уже почти над головой,  вершина сияла и притягивала к себе  воздухом высоты. Лучи морозного  белого солнца пили этот воздух. Победа сверкала на самой вершине, снежные искры  прыгали с  одной ветки на другую,  прятались в облаках. Настоящие друзья были со мной в этот час. И я не вычитал о них в книге, я воспитал их в своем сердце! Я был и для них – тоже другом. Мы вместе дошли туда, где росли далекие сосны, где вырастала навстречу нашим шагам сияющая гора, где жила моя мечта. Простые слова, из которых повседневная реальность уже выжала все смыслы, здесь вновь воскресли. Восхождение началось…

Мы рвались к самому верху, преодолевая глубокие снега, вытаскивая лыжи из огромных сугробов, подавая друг другу руки. Дух вершины не предполагает отступлений! Подъем принес нашему пути еще большую отточенность и понятность. Быстрые шаги встречали достойное сопротивление невидимых стражей горы! Вот о чем мечтает свободный разум, когда рвется наверх! Он ждет неба, которое помогает ему, а не убегает с закатом за горизонт, он жаждет воздуха противостояния, который не дает сердцу умереть! Быстрое дыхание, взгляд наверх, сердце, полное  жизни! Это высокая поэзия восхождения, а не рифмы душных подвалов. На вершине не может настигнуть и предать слабость. Она отстала еще там, внизу. И даже  тот, кто не мог внизу  поднять легкий рюкзак, здесь держит на плечах крылья горизонта.
Нужна воля к победе над случаем, нужно, чтобы слово рождалось – в преодолении. И не каждая бумага еще выдержит такое слово. И потому мы пишем летопись этого восхождения – прямыми перьями лыжных следов, и ставим твердые  точки точными касаниями  палок! И все это – под куполом неба – на холстах снегов! Нам есть на чем написать нашу северную страну!

Но чем выше мы взбирались, тем меньше слов нужно было для того, чтобы выразить то, что душа собрала для этого похода! Для настоящего чувства у души есть всего два-три слова, зато их ценность и красота превосходят тысячи томов прежних мыслей. Эти слова даже не могут вместиться в буквы и звуки. Их слышат  восходящие звезды и высокие сосны,  освещенные  морозным  солнцем.
Все ближе и ближе был самый верх. Мы подходили неизбежно. Внезапная  крутизна стала перед нами. Решение пришло само собой. Мы сняли лыжи и, проваливаясь по колено в снег, устремились туда, где прямо за крутизной начиналось  неохватное небо.  Мы заживо шли прямо в  небо!  Мы  подошли к границе земли и небес, и это  стало возможным благодаря нашему внутреннему, несгибаемому стремлению, благодаря нацеленному разуму, благодаря осознанию значения – любого непреклонного желания! Мы узнали, что тот, кто прикасался хоть раз к чему-то действительно значительному и сильному, никогда не подчинится  изменчивой природе случайности.

Мы  продолжали взбираться. Оставалось не более десяти метров по крутому склону. Опираясь на палки и лыжи, которые держали в руках,  друг за другом мы  забрались на самую высокую точку, которая не могла быть ничем иным, кроме как – Вершиной!
Солнце! Твое сияние мне стало знакомо еще больше! И даже твой холодный отблеск на снегу кажется мне теперь горячим и полным любви. Я бы никогда не хотел тебя покинуть!
Мы стояли здесь, смотря на пройденный путь, и перед  нами  лежала  на сверкающем полотне дали – летопись нашего преодоления! Мы  ощутили здесь восход воли и закат прошлых невзгод! Ради таких  вершин живут сотни молодых гор, и их подземные соки питают новые поколения высоких сосен! Мы ощутили здесь силу, которая не заканчивается, потому что её источник – это сердце, горящее в белых снегах Северной страны. Чистые снега держат в постоянной строгости и свежести и наши души! И тот, кому не хочется быть в вечном сумраке, не хочется духоты  подвалов, тот неизбежно  пройдет по следам тех, кто видел сияние вершины. И те, кто пришел за нами по нашему следу, достигли вершины раньше других, те, кто прокладывал свою лыжню, забрались выше первых! Но их спор вряд ли станет раздором, потому что в руках каждого взошедшего не заканчиваются силы, потому что в руках каждого идущего, но не спящего – его судьба и судьба миллионов пробуждающихся!
Если пробуждение просыпается внутри тебя поздней ночью, когда сон летит прочь, и тьма исчезает, возвращая разуму ясность, то это значит только одно – история началась! И в такой час нельзя не проснуться, нельзя не встать и не подойти к окну – и увидеть вдали ослепительную вершину. И в такой миг, когда пробуждение касается души, больше нет стен и окон. Потолки растворяются, а пол сверкает белизной. Сияние неба пробирается сквозь пряди облаков, и ночные птицы начинают  рассветную песню.

Здесь, на вершине, мы видим тебя, пробуждающегося. И сколько бы ни было сказано слов тебе, ты уже не захочешь слышать ничего, кроме внутреннего голоса, будоражащего твою сущность. Ты забываешь о невзгодах, ты забываешь о надменном самодовольстве, иллюзия вечного счастья и безмятежности пролетают за один миг. Ты выбираешь жизнь ради её первозданного смысла, ради её первоначального предназначения –  ради дороги к сияющей дали! Ты понимаешь, что тебе, в миг твоего зарождения,   было даровано – не остаться среди уснувших, даже не бродить среди спящих, тебе было даровано через любовь твоих родителей – обрести счастье в обществе пламенных душ и солнечных подвигов! Через преданность твоей матери – твоему отцу, через свершения твоего отца во имя твоей матери – тебе переданы безграничные просторы нетронутой летописи истории! И также огонь для того, чтобы выдержать ее суровые истины!

 Северная долина! Мы прошли тебя из края в край. Мы достигли твоей вершины. Мы дышали воздухом  твоих сосен и смотрели вниз, любуясь высотой. Мы смотрели, как здесь тихо растут молодые деревья, дыша сиянием вечного солнца и огненного рассвета! Мы вернулись домой в тот день. И вечерний свет домашних окон приютил ночную даль. Но только  до  самого рассвета в душе мы видели – сверкающий взгляд прекрасной вечности! И мы стояли, обнявшись с ней, вдыхая чудный аромат  Северной Родины!

2005 г.



РОЖДЕННЫЕ
НА РАССВЕТЕ

ЭССЕ О СЛОВЕ


МЫ ГОВОРИМ

Я буду говорить голосом быстро шагающих ног. Голосом мужественного сапога по горячей от солнца дороге. Может быть, те, кто понимают только такой язык, – услышат нас. К ним  мы обращаемся и говорим – это МЫ так хотим!
Обидно и больно бывает тому, кто, принося в мир солнечный свет, получает от жизни в подарок комок плесени. И много уже нас – так «одаренных» низшими.
Но мы говорим! Мы говорим, чтобы солнце светило  всем, кто поднимает его по утрам. И земля,  всегда нагревавшаяся от солнечного света,  – теперь  горяча от быстрых шагов, потому что мы говорим! За нами развевается небо, мы несем его над собой сами, крепко держа  древко в руках, и мы  точно знаем, для чего МЫ ГОВОРИМ!


ТОСКА

Тоска стоит над миром. Над землей расползается туман, он скрыл все истины. Больше нет наших гор, лесов, неба. На туманных волнах плавают темные лодки.
Ради тумана растили мы своих детей? Мы растили их ради рассветного огня! Но сколько бы ни ходил я по своей душе – только туман. Сотни факелов светлых мыслей сжег я в этой темноте, но темнота только злее выдыхала… туманы.
Голоса слышу я среди мглы, и помню их, и  узнаю. Это все те же голоса последней истины. Я знаю, что надо идти, но вокруг меня самая высокая стена – выбор. За годы я сжег тысячи разных дорог, но под пепелищами находил еще несколько новых. Я взывал к небу, солнцу, вселенной. Ночная птица прокричала, что пока я выбираю – кто-то может выбрать наш мир! А тогда  нас затянет в вечный выбор – последнюю заповедь дьявола! И выбранная кем-то наша земля станет частью чьего-то выбора, станет обугленной дорогой для наших умирающих душ.
Тоска встает над миром…
Прекратить выбирать!
Как – прекратить выбирать? Как же мы найдем…?
        Все, хватит! Дайте нам другую тоску – Страсть и Искание. Страстное искание, искание страсти – то состояние, которым я хочу заменить   нескончаемый  выбор.
Пока нас не выбрали, пока мы не часть, –  хватит выбирать. Солнце никогда не выбирает, где ему всходить.  Но везде, где бы оно ни взошло, оно –  СОЛНЦЕ! Везде, где оно всходит,  тысячи дорог освещены   солнцем. Пусть дорог  будет  хоть миллион – они видны, пока  есть солнце, зайдет солнце –  и нам будет все равно, есть ли они вообще.
Говорить так, чтобы воспламенялись леса в рассветном огне, делать так, чтобы скалы завидовали  прочности сделанного, кричать так, чтобы осыпались звезды, выбирать так, чтобы исключить выбор.
Быстрым шагом по туманной дороге идут сегодня тысячи тоскующих, но теперь даже туман не узнает, о чем они тоскуют!


ПУТЬ ВЫСШИХ

Как часто посещают меня жестокие мысли о роковом самоопределении нашей судьбы. Кто бы мог дать ей лучшей стали, чем наши души? Кто бы мог выплавить лучший сплав, чем сплав слова и мысли, высоких действий и высоких порывов.
…У высших одна дорога – высшая. И где бы она ни лежала,  она лежит на ВЫСОТЕ! И где бы мы ни проложили высшую дорогу, она всегда будет так высока, что будет видна лишь под светом рождающихся звезд! Я желаю, чтобы ваши мысли были полны рождающихся звезд, чтобы ваши дороги наполнились для вас бесконечными ветрами.
Высшие дороги пересекаются только с теми, что еще  выше, не пугайтесь, если ураган будет срывать с неба  звезды, и  падающие звезды разобьют вдребезги ваши мысли. Есть такие мысли, которые всей своей высшей волей не желают быть словом, они так высоки, что хотят, чтобы их слышали только разрывающиеся вселенные, разрывающиеся от безысходного понимания земных истин!
Из таких мыслей разгораются рассветы!
Как часто ветры вырывали у меня самые высокие мысли. Как часто потом видел я свои мысли на обгоревших облаках, на опавших листьях! Я радовался, что мои мысли не ушли! И пусть ветра нещадно треплют волосы ваших самых сокровенных желаний, потому что ветры хотят носить лишь высшие желания!
На разных дорогах сеял я тысячи истин – выросли пышные розы, а я хотел, чтобы вырастали солнца. И только когда опали последние  лепестки, я увидел, что тысячи солнц взошли в наших душах.
…Еще лежат на дорогах мира старые рубины умерших закатов, когда-то они горели, источая тысячи великих стремлений, и где-то в глубине забытых кристаллов слышно гулкое падение высоких звезд.
Ради вас, Высшие, ради ваших дорог!


СЛОВО В ЛУННОЙ ТЕНИ

На земле больше нет солнца, пустынные шары замерли в моей  вселенной. Но только ты оставалась со мной. В твоих руках я чувствовал  сердца всех земных добродетелей. Они горели солнечным огнем, который создан, чтобы сжигать только настоящие  сердца.
Твоей тени смеют касаться только бездонные взгляды звезд. Твоя тень слишком добра, все,  кто оказываются в ней,  – не хотят её покидать  и становятся её частью! Поэтому, когда случается лунное затмение, я знаю, что это… твоя тень, вместившая ВСЕ!
Но на моей груди Знак Солнца –  потому  я не смог тебя любить. Разве Солнце может любить? Любовь – слишком выдуманное чувство.  Солнце Рождает, Растит и Сжигает. Что любовь перед счастьем… гореть вместе с тобой – от солнца!
Я касаюсь твоих плеч, горы были на них. Но горы сами будут нести тебя… над собой. Тысячи цветов к твоему пути – ничтожно мало, по-человечески мало! Сейчас мы подойдем к лесу, и я скажу: «Вот мой букет»! Даже на Млечном пути не растут такие цветы!
Но я чувствую неистовое жжение. В твоих глазах  скоро засияет утро – это солнце восходит из-за моего сердца! Я и сам  вижу эту зарю – в первый раз! Ты показала мне её! Теперь разве мне нужна любовь? Что любовь перед радостью такого рассвета?
Все океаны теперь спокойны – ты смотришь на них! Всей своей гладью они забрали твое отражение, и в его темных глубинах теперь живет  легенда –  о моем солнце!
Но где спрятать мне тебя? Даже забытые боги пришли смотреть на твое сердце. Боги любят бессмертные сердца и видят только такие, но в первый раз они увидели свое бессмертие в человеческом сердце!
Рассвет  приближается. Скоро великий голос Первого земного урагана, того, что  высек из Старой Вселенной наши земные звезды, что видел первый рассвет на земле,  – начнет двигать старые планеты и  жечь их лица.
А вчера он сказал мне, что снова загорелось солнце!


ГОЛОС ПОСЛЕДНЕГО ВЕТРА

Встать! Встать, когда звучат голоса земных ветров! Даже луна замирает в торжественном молчании, в такой миг даже тучи остерегаются касаться её лица. И от этого незаметного движения рождаются земные ветра.
Тысячи перерожденных,  пересохших душ ждали последнего ветра земли, чтобы на его свежих холодных потоках подняться  до лунных высот. Также ждали они его и для того, чтобы наконец узнать, куда же дует последний ветер земли. Многим даже не пришло в голову, что земные ветры дуют –  высоко, потому  мелкие  чувства и мысли обречены лишь на вечный  сквозняк, пробирающийся по самому низу жилищ.
 А теперь повис штиль! Слышны все голоса, но нет в них – одного голоса. Штиль – знамение последнего земного ветра!
По далеким просторам небес ходят наши мысли. Мысль, освобожденная таким действием, – прекрасна!
Так освободился и последний ветер. Кто-то подумал о высоком – и все пришло в движение!  Но кто бы мог узнать, что это было за движение? Может, родилась новая Вселенная, или кто-то взглядом  вернул на небо падающую звезду?
Встать! Теперь гремит гимн земных ветров – над нами пролетает последний земной ветер. В одном дыхании всего высшего –  сливаются лучшие наши мысли!


САГА О ПРОБУЖДЕНИИ

 «Вокруг Него одного стояли сотни вооруженных палачей, но… тряслись их руки! Потому что Его взгляд заставлял звезды падать и глубоко ранить любые души. Ни одна совесть не могла быть спокойна, когда Он смотрел на небо! Никто не мог приказать палачам ударить Его, и только самым ураганным ветрам было позволено тогда унести  Его душу. Тысячи сильных стояли перед Ним одним и не смели дышать Его воздухом и прятали свои вздохи под потевшей от страха одеждой!»

Так я говорю к тем, кто решил, что спим мы! Так говорю я тому, кто решил уже свернуть свое знамя! Так я говорю и хочу, чтобы эти слова услышали даже самые мелкие ручьи и… поняли, что нужно течь туда, где из многих мелких источников стекаются вечно бушующие океаны. Идут уже к нам Высшие, но хочу, чтобы ВСЕ бросили все то, что препятствует становлению в душе –  высоты, которая видна только из глубокой вселенной! Да, ВСЕ нужны мне, потому что теперь только, когда пробудились мы, вижу я, что ВСЕ способны на ВЫСОТУ!  Пусть каждый –  на свою собственную, но на ПОДЪЕМ! Земля родила нас всех – Высшими!
Уныние раньше владело нашими зверями! Ибо увидели они землю – без человека! То существо, что его  лицемерно подменяло, – не хотело признать в себе – высоту земного! Это существо погрязло в инстинктах, оно забыло, что инстинкты даны ему для того, чтобы –  решать самому! Тот, кто служит инстинкту, – предает все земное, тот, кто живет с инстинктами, – достоин великого звания Зверя, но тот, кто правит инстинктами –  дерзко становится в ряды Высших!
Но сегодня уже стоял я на берегу нашего океана! Он не подчиняется ни луне, ни ветрам, ни людям! Но таким его создали мы сами!  Из тысяч разных глубин сложился он, но горжусь я, что могу погрузить на его дно  любую мысль, и оттого океан будет еще глубже! Даже капля воды делает его глубже – на одну каплю! И еще горжусь я, что впадают в него все реки и моря мира – потому никто не может проплыть мимо нас! И так мы заставляем Вселенную всходить над нами!
«Его слова сегодня звучали над горами и морями! Тысячи решительных ног шли на эти слова. Бесконечная высота неба плыла над ним, унося и звезды, и мысли, ах, как трагически много общего между звездами и Его мыслями»!
Так я говорю к тем, кто решил, что спим мы! Так говорю я тому, кто решил уже свернуть свое знамя!


ПРАВО ЖИТЬ

Кто-то кричал о праве жить, пришло время сжечь все слова и оставить только взгляд неба на свою зарю. Жизнь достойна неба, даже если там два раза в сутки льется кровь!
Когда-то  над миром неслись белые строки высших произведений, теперь лишь – плач  по исчезнувшему солнцу.
Свежие, еще не высохшие строки плывут по небу теперь, еще не   видим мы их, потому что позволяем судьбе править нами.
Кому нужна судьба без прав! Однажды Великий Образ пришел ко мне, он требовал жизни в моей плоти, но –  не имеющий права жить не может давать жизни другим! И тогда разжег я костер на ваших сердцах слезами вселенской любви!
Однажды испугавшись себя, больше не станешь храбрым в себе! И тогда чистый лист твоего права жить – становится черновиком  скитаний души. О, друзья, не позволяйте судьбе чертить в своей душе. Разве мало тех, кто до сих пор думает, что на его душе рисунки света, когда там лишь чертежи чьих-то жизней.
О, как не нравится мне моя идея – писать вам о дыхании предначертаний! И поистине, братья, не черный, а серый цвет не терплю я! Лучше пусть весь мир станет черным, и солнце взойдет из могил, чем все станет серым.  Ах, как  чувствую я тогда лишение права жить – и  только узкие путы судьбы, такие узкие, что даже боги уходят из своих храмов.
Но не с серыми реками пришел я к вам сегодня. Я пришел с потоком сияющих слов. Слово мое разожжет луну, чтобы шли вы по черному безразличному небу –  с настоящим факелом свободы и права жить!
Кто сегодня хочет жить по своему собственному праву? «Мы!» –  скажут люди. «ВСЕ!»  –  скажем мы! И в этом будет воля Высших!


РОЖДЕННЫЕ НА РАССВЕТЕ

Еще вчера ждал я ветра – не пришел он! Еще вчера ждал я славы – не пришла она! Еще сегодня я подожду  рассвета! Сотни камней лежат в моих морях, как измучена морская гладь таким бременем. Но здесь и всюду не хочу более я говорить о смерти и боли, ибо сегодня я услышал слово на рассвете.
Долго уже  лежит  моя душа на дне мироздания – измучена она глубиной. Много раз начинал я  разжигать  новые  рассветы, но гасли они – ветер моей судьбы разносил уголья по всему свету, так что я собирал себя… по всей вселенной.
От пыли, наполнившей меня, проснулся мой разум! Клубы сиреневых облаков разверзлись подо мной! И первым  ко  мне говорил голос скал. «Смотри, –  сказал он. – Хочешь стать ветром –  но только горы смогут принять твое дыхание! Сможешь ли ты жить высоко? Сможешь ли ты хотеть только высокого»?
И молчал я. Что мог я ответить, глубинный – самому высокому ветру! Только мысли, путавшиеся у меня под ногами, мешали ступать вверх к горам. Отчаяние овладело мною. Тысячи и тысячи разных слов, как ветки в непроходимых дебрях,  хлестали мое лицо. Слезы каменно-твердых надежд навернулись на глаза и упали холмами тревог! Никогда еще не был я так мертв.
Но рассвет начал говорить!
Ждал я таких рассветов. Кровь выступила на руках солнечных лучей – так желали они дарить, ах, как и я хотел коснуться этих рук. Но ветки умерших садов рвали одежду, резали своими высохшими руками новорожденные души моих идей. Но шел я, спотыкаясь и падая! Многие смеялись над этими моими  кувырками, разве не смешно соблюдение правил врага!
Но там, где увидел я рассвет, были высоты, неподвластные никому. На  тех  высотах  смог  бы  я жить. Но за стремление на эту высоту были ослеплены  сотни  самых  сильных  идей,  не  боялся ли я?
Шаги, шаги ветров, шаги  смерти,  шаги  страха – нет больше вам места в моих ушах, там только слепота стремлений, за которую отдал я все свои идеи, разрушил все вечности. Ах, как мне понравился звон разбитых вечностей! Но как дрожат создатели бесконечностей при мысли о смерти! Могилы не для них – слишком глубоко там зарыта истина, оттуда не смогли бы даже расти деревья. Теперь один я – умерли старые идеи, но новые мысли горят и греют мой замерзший разум! Ах, где ты, рассвет, сколько еще ты будешь лишь отражением на стекле, такой ты слишком хрупок  для наших ног.
Но слова мои – уже не пустой звук, что-то зовет меня из моих глубин! СОЛНЦЕ говорит во мне! Теперь каждый тайфун будет останавливаться передо мной, чтобы стать высоким горным ветром, чтобы иметь право приносить мне только СВЕТ. Чтобы слышал я лишь гул сердец, изнывающих от боли жертвоприношений, чтобы искал сердце  земли –  вылить туда свои океаны слез.
Голос солнца говорил о высоких истинах, я записывал их на сердце осколком разбитой вечности. За смерть одной вселенной – жизни тысяч протуберанцев, рвущих на части тьму, – или мы зря закрутили тайфуны, или мы зря изрезали руки, поднимая солнце над миром на тугих канатах бытия?  Не зря!
Я смотрю на них, на тех, кто не упал под камнепадом собственных страхов, кто не пустил свои корни в низкой и влажной долине, кто решил, что будет расти на солнце среди огненных смерчей. Слышите,  вы, отчаявшиеся, рваные, ободранные, одинокие, жду я вас здесь, ждет вас наш природный закон, ждет вас наше солнце! Вставайте, братья,  – мы идем поднимать рассвет!


СЛОВА, ВЫСЕЧЕННЫЕ НА БЕТОНЕ

Не так давно вел я вас к победе и сказал, что смогу высечь ваши имена на постаменте под Знаком Солнца. И вот я беру в руки кирку и начинаю выдалбливать ваши имена на  памятнике Вечности.
Прошли великие минуты побед,  они прошумели в наших высоких и глубоких умах освежающим прибоем, смывающим с песка старые следы. И теперь перед нами бетонный колосс судьбы, бесформенный и угрюмый. В пасмурное, но сухое небо упирается эта глыба, облака облетают её стороной, а птицы лишь читают пронизывающими криками сложные письмена камней.
Но я хотел показать вам, братья, что можно высечь из этой глыбы огромный Знак Солнца, чтобы каждое утро класть к его основанию тысячи свободно упавших звезд, чтобы видеть его отовсюду, когда нелегко и трудно. Я хочу сказать вам,  братья, что мы заставим эту глыбу стать такой, какой мы пожелаем её увидеть. Если мы захотим, чтобы она стала стелой наших побед, она станет ею, а если захотим назвать её богом наших врагов – она станет им, и тогда мы отвесим ей хлесткую и смеющуюся пощечину. Мы посмеемся над судьбой!
Но, братья, предлагаю вам пройтись по аллеям наших сверШений и сверЖений. Я хочу, чтобы вы увидели себя властно шагающими по длинным и светлым аллеям, где стройными рядами стоят тысячи мастерски обтесанных и сияющих великолепием изящества изваяний – это наши, ваши победы. Это та самая СУДЬБА, считавшаяся каменным колоссом, та самая великая судьба, которой когда-то боялись вы и которую теперь САМИ ВАЯЕТЕ ВЫ! Разве не сможем ваять мы так же и судьбу мира, разве сможем мы теперь видеть КАМНИ и НЕ ВАЯТЬ, не создавать из тусклых обломков обелиски, со скрежетом вонзающиеся в небесные истины.
И там, в нашем сверхпобедительном прошлом, было много того, что хочется повторить сейчас, попробовать еще те камни судьбы, когда-то новые и необычные. Но сегодня нам попадается только то, из чего нельзя ваять, то, что боится раскапывающих ударов кирки, не выносит скрежета мраморного резца, не терпит каменного обращения. Из таких материалов получаются разве что тряпичные куклы, туго перемотанные истины, но можно ли сделать из гнилого тряпья  – хотя бы подобие скульптуры? Были в наших аллеях и такие изваяния.
Но сегодня мы подошли к последнему колоссу судьбы. Он  страшен, опасен, но… прячется  в  облаках – от нас. Потому что мы идем с кирками и лопатами, мы идем резать, рубить, долбить сваи старых истин, мы хотим лишь одного, все хотим построить из этой –  только  нашей по праву судьбы – еще один памятник. Но не хотим мы больше спящих красот, великих, но, увы, старых памятников. Мы хотим увидеть живую плоть в камне, мы хотим пролить под его ноги его же кровь, шелестящую  галькой  речку родниковой истины.
И вместе мы, братья, будем сиять в рассветном пламени, видя, как из-за горизонта в клубах золотого дыма рождается НАША воля, идущая, поющая, сияющая золотом и… высекающая наши имена  на голубых и бесконечно высоких сводах нашего свободного неба!


СЛОВО О НАШЕМ ДЕЛЕ 

Это была прекрасная пора! Мир жил вместе с нами, потому что он был наш, потому что так хотели мы сами! И были новые пожары на солнце, сжигавшие все, что не пряталось от его лучей, но то, что оставалось,– поистине являлось порождением солнечного света! За эти порождения сражались мы, потому что они были маленькими и беззащитными, как капли росы, умирающие вместе с падающими листьями в тишине угасающей луны.
Так тонки они были, но так высоко стремились они!
Шли мимо нас  события, и мы называли их  Временем. За это время наши дети стали смелыми и сильными и стали сами защищать нас! Они испепеляли все и вся, что мешало их священному праву жить  на просторах нашей вселенной. Костры горели по всей земле, там, где пугали нас темнотой!  Так высока была их ревность! Куда людям до такой ревности!
Но пришли и другие  – самые тяжелые –  времена: пришла пора отпустить на волю все, что мы создали. Рожденные для воли, узнавшие её вкус и запах, наши дети, окрепшие и сильные, не желали больше оставаться здесь, где им казалось теперь теснее, чем в небе. Теперь им нужно было свое небо, свои степи, новые костры во вселенной, свежие сердца. И они  долго и трагично прощались с нами,  показывали нам уже свои творенья, но слово есть слово, даже если оно о нашем деле, даже если оно принадлежит всем, кто его говорил и слышал. Слово может и должно жить само, когда оно достаточно подросло и окрепло для желаний и воли.
И теперь, друзья, когда вы держите на руках огонь свободных мыслей  и облаков, теперь – дайте им жить самим. С ПРАВОМ ЖИТЬ, с РОЖДЕНИЕМ НА РАССВЕТЕ, с ДОРОГОЙ ВЫСШИХ, с ИСТИНОЙ, с ПРОБУЖДЕНИЕМ.
И пусть  правят миром свободные ветра,  и мечты  сносят своими огненными хвостами крыши самых высоких замков, пусть звери бегут по ночным дебрям буйных лесов, но там, где прошли мы свой вселенский путь, пусть навсегда останется  слово о нашем деле!

2004 г.



ВОСХОД ЗЕМЛИ

ЭССЕ О БУДУЩЕМ

Мы взошли на гору. Небо и земля смотрят в лицо друг другу. Мы стоим над ними, на их любви, на их преданности, на их воле. Ведь еще вчера, когда солнце лежало на земле так близко, я понял, что нам нет конца! Наша жизнь – вечна!
И еще я знаю одно –  как волнуется сердце, когда оно знает о приближающемся утре. Быстрый ветер смеялся в руке моей, когда я дарил его вам. Ветер – это голос рассвета, первый крик солнечного младенца. Утро взлетает на крыльях рассвета. Рассвет и ветер –  это сила, способная дарить только жизнь – свободную, летящую к свету. Миг, когда солнце оглашает золотым криком округу, –   бесконечен. Тот,  кто  хочет жить  вечно, – живет предрассветным мигом!


ЗНАМЯ ВЕТРА

В тот час, когда никто не знал, зачем ему просыпаться завтра, не знал, на что направлять взгляд и в какую краску опускать свою душу, то всегда под рукой оказывался ветер – вечное знамя идущих к вершине. Иногда бывают трудные ночи, уже никто не помнит, почему луна светит в другое место или почему тропа начинает вести вниз. В такие ночи знамена бледнеют, словно требуют вдохнуть в них  подвиг или победу. В такие ночи идущему нужно знать, что стоит ему только позвать ветер, как он вдохновит мир на восход солнца!
Не раз видели глаза галактик, как целые эпохи застывали перед подъемом, перед новым шагом или перед новым вздохом. В такой час слепота нападает даже на пророков, и они лихорадочно хватают во тьме разные предметы. И если кому-то посчастливится схватить огонь, то своим криком он пробудит и дорогу, и небо для спящих народов. Но горе тому, кто забудет тогда позвать ветер, – огонь останется маленьким и обманет поводыря.
Чтобы зажечь себя на рассвете, небо ищет искру. Но можно ли еще высечь искру промокшими душами? Не нужно ли для этого позвать ветер и разогнать сырой туман на горизонте?
Эпохи требуют знамен с ветром, они прогоняют сонмы вымпелов и гербов, сметают в кучу обломки знаков и символов и расписывают чистые полотна облаками и звездами. И прикрепляя к штандартам рассветное небо, эпоха требует не меньшего войска и собирает в его ряды лучших художников.
Каждому в миг рождения дается в руки талант художника, но если ты забудешь позвать ветер, то на твоей картине знамена безжизненно  повиснут, а трава и деревья застынут в ожидании лучшего времени. Чтобы  время не правило твоей картиной, пусть лучше ей правит ветер.
Момент высочайшего взлета и  путь по туману требуют жажды ветра! Волшебный час дарован художнику, час, когда ветер поселяется в его холстах и начинает сдвигать с привычных мест мазки и краски. Туда, где сходятся пути непознанных вещей, с неба вдруг падает капля краски, вызывая на смертельный поединок с историей – сильного духом художника. Сотни кистей рвутся написать  касание звезды о твердь, но лишь одна изобразит точно грохот разбивающейся о холст истины! Из этой единственной  точки на свете вырастает крохотный  вихрь, а потом тайфун, разгоняющий океаны. Так на холсте появляется  ветер!
Ветер понесет тебя по всем векам, чтобы ты мог увидеть мир насквозь,  вспомнить себя до рождения – и тогда  герои твоей истории  в решающий момент сойдут с полотен и пройдут по твоим улицам. Найти краску, которая на рассвете сольется с утренними лучами, –  и  тогда ветер придет к тебе!
…Когда клочья тумана застилают  глаза, а каждый вдох и глоток воды становятся последними, вдруг на вершинах заиграют спасительные смерчи. Тропа вновь рванет ввысь, и промокшие души отдадут последнее тепло наливающемуся утренними красками подвигу! 
Смотрите, ветер встает на наши знамена!


ЗВЕЗДА

Когда в далеком космосе рождается звезда, черная мгла обступает её со всех сторон. И ей, еще маленькой, но уже сияющей  и гордой, так хочется, чтобы  далекий свет, пролетающий миллиарды  лет свою вечность, показался, словно теплая рука. Ты не одна! – это хочет услышать новая звезда.
Здравствуй, родная! Впервые вижу я тебя такой, какой не видел никогда! Сияние исходит от твоих ресниц, вечность сверкает в твоих глазах! Позволь мне просто смотреть на тебя, позволь мне ослепнуть от твоего свечения! Позволь дышать тем воздухом, что еще секунду назад пролетел мимо твоих лучей, позволь вдохнуть всей душой этот воздух… Чувство, что оживает во мне, когда смотрю я на твой свет, пугает меня своей силой, которую я не знаю, как удержать и как назвать. Но бежать от него не могу я, я хочу жить с этим чувством, чтобы оно стало в моих руках факелом,  что ведет усталые глаза к дороге истины! Благослови же меня на дальний свет! Благослови нас обоих на бессмертие …
Откуда пришла ты, моя пламенная!? Тебя вижу я в ночном небе, ты великая душа моего мира! Все вершины ведут к тебе,  и цветы мои растут к твоим ногам. И я поведу ослепительных ангелов к вершине – с твоим именем на губах.
Решимость моя светла и чиста. Никогда не видел я свою волю такой. В её спокойных водах не плавает ни одно сомнение. Но ужас охватил меня – впервые маяк мой светит сквозь глубину вод, но  не знаю я, где начнется  шторм.  Прилив начинается, и вода льется за края берегов. Бегите! Бегите все, ибо маяк все еще светит, ибо еще поднимается он со дна! Мой первый УРАГАН! Бури свои еще знал я, ветрам своим еще мог сказать я, какой камень вернуть на землю, облакам и солнцу своим мог я еще указать место битвы. Но не я уронил в мои воды этот смерч. И не я буду ему приказывать.  И потому пожалеть вас не смогу я, и не смогу уберечь вас от его свободы…
Урагана  хочет мое знамя. Хочет оно мчаться сквозь ветра на древке победоносной армии. Не хочет смотреть оно под ноги отстающих! Его дело – подставлять огненную душу под пули победы!
И утро теперь наступает для всех нас. Я выхожу из тени ночи под  прозрачным знаменем неба, и  на нем сверкает твое имя. С этим знаменем в руках всю ночь сражался я за грядущий свет! И если я не проживу день грядущий, его проживет это знамя! Я целую его краешек, потому что к нему прикасались лучи моей звезды! Живи надо мной, моя пламенная, дыши со мной одним ветром! Тебя видит мое бесстрашное восхождение!


ЧЕЛОВЕК-СОЛНЦЕ

Тень моя встала из-под кроны ночного дерева и поднялась так высоко, что зашумела вместе с вершинами берез в лунной сияющей высоте. Велика была она теперь; словно смола,  вытекла она из ствола. Как будто отточенные вечным полетом, острия звездных лучей прорезали кору дерева до самой сердцевины. И сквозь свежую и чистую каплю этой смолы  лицо луны улыбнулась моей ране, и сердце увидело ночной свет…
Кто ты, тень моего рассвета? Откуда летит твой ветер,  какой листвой шумит он? Я встаю во весь рост вместе с моим солнцем, я поворачиваю землю лицом к небесам. И пока летим мы друг над другом, ночь и день сменяются за одно мгновение, и за одно мгновение проживаю я годы и сотни жизней. Но только сильнее дышит моя земля, поднимается она всем телом к небу, ветки деревьев окунаются в  мерцание Вселенной.
Тень моя тихо скользит сквозь шорох трав. Ты помнишь, как жила ты здесь, как твоими были здесь цветы и их благоухание. До сих пор ты не можешь покинуть свой сад, и когда луна вновь восходит из  тихой травы,  ты узнаешь на её лике капли твоей росы.
Я  смотрю на тебя из-за стекла, мы в нашем старом саду, но между нами миллионы лет, отделяющие травы от звезд. Не верь тому, что ты видишь, ибо меня давно нет во мне. Я ушел встречать другой рассвет, а этот дарю тебе, чтобы ты, моя тень,  могла в нем ожить!
Прикоснись ко мне –  из меня уже бежит огонь к новому рассвету. Он зовет меня. Помню, я был ребенком, и, играя,    зажег в саду сухие ветки. Но ветки расцвели в огне, а потом я увидел, что здесь начался рассвет. А потому говорил я уже тебе об этом, что будете смотреть вы на меня, и будут мои глаза смотреть на вас, но меня не будет уже здесь. Я ушел повернуть землю обратно, я ушел, чтобы земля успела повернуться к моему рассвету, который теперь лишь начинает пылать бессмертием. А потому, тень, возьми то, что осталось от меня,  если ты мечтаешь еще один день посмотреть  моими глазами – на небо.
Но что случилось с моими глазами? Я вижу звезды там, где они еще не родились. Свет идет ко мне от небес там, где еще только предстоит взойти небу. Я стою на высоком холме и взмахиваю пламенной веткой  из моего  сада, сея по всему небу искры и миллионы новых туманностей. Так люблю я создавать вселенную. И пылающей, размером с солнце, веткой машет мое тысячелетие над моей головой и головами миллионов.
…Много лет мой ветер ждал меня возле старого холма,  много лет и ты, моя тень, ждала меня. Счастьем называл я то, что должно было прийти, но счастьем также называла ты и то, что уже безвозвратно уходило. Но ведь я – человек-солнце! И я никогда ничего не отпускаю безвозвратно. Жизнь живет в каждом моем шаге. Никогда не должен я грустить, потому что померкнет все вокруг, если солнце остынет. И потому из глаз моих  льются реки света.
Огненным вихрем привыкли дышать мои  легкие, и мое дыхание зажигает костры, пока дети ищут упавшие звезды в глубокой траве. Снова растет во мне мир, и душа моя расступается перед твоим огненным морем! Твоя вода и моя земля жаждут только света! И тогда я схожу на сушу, потому что я – человек-солнце!
Тень, взметнись к луне. Посмотри, луна  сидит на ветке с моими птицами. Она крадется по дереву, словно ручной зверек. Застынь на секунду в траве. Смотри,  луна идет к тебе. Вот она стекает по листьям, вот перебирает камешки на дороге,  вот  уже  трава в ее объятиях. Так близко подошла она к нам, что мы видим на миг все её впадины.
 Взгляни теперь, тень, скоро не увидишь ты нас больше. Поднимается ветер, небеса светлеют. Смотри, куда теперь забралась луна, она исчезает в голубом океане. Прощай, моя тень, сегодня долго смотрели мы друг на друга. Я падаю в твою душу, обними меня рукавами своих трав. И смотри в небо! Скоро там взойду я – человек-солнце!


Я ВЕРЮ В БЕССМЕРТИЕ

Гордитесь тем, что в вашей земле окна расцветают каждый день вместе с приходом утра. Гордитесь тем, что стекло – стекает к земле, полное янтарного свечения. Разве не о бессмертии говорят нам плавящиеся стекла?
Как разрешить нам этой силе жить вечно? Как наделить ею каждого, кто однажды  пил раскаленное золото прямо с неба?
Когда-то камень сковывал нас, когда-то в нем застывали наши подвиги. Но пришло время, когда каменная поступь пробудит города! Затрещат дороги от удара камня о камень! И эта поступь расколет лживые покрытия, выдав истории – её законную брусчатку! И  взгляд гранитного воина пронзит Вселенную от края до края. Потому мы верим в бессмертие  и не примем ничего, что не может вместе с нами рисовать на флагах солнце. Мы вручаем времени – винтовку, бейся с нами  или уйди, мы будем сражаться за наше солнце одни!
Но не остаемся мы  одни, встают с нами бессмертные.  Ветер рвет в клочья небо над ними, швыряя кипящее солнце из стороны в сторону, лица их сверкают за много километров, так что многие прячутся, спасаясь от наступающей грозы. Такими  становятся те, кто прошел сквозь камень. Но они нужны одиноким сражающимся, небо само взывает к ним, поднимая их из земли той же силой, что высекает солнце из сосновой тишины!
Да здравствуют бессмертные, потому что в добрый час подвиг их был защищен камнем!  А потому пуля злословия не причиняет им вреда. Они шагают, не замечая стен, угроз, предсказаний, и перед ними падает всякий некаменный! Повергают навзничь они всякого пророка, растаптывая маленькие слова, мимо всякого боящегося проходят они с гордым презрением.
На рассвете воздвигаем мы горы, вырывая благородные породы из заветных глубин, – для новых монументов!


Я  С  ТОБОЙ

Дождь падает сегодня прямо с луны, он серебряный.  Небо стало ярче, все звезды торопятся не растаять от солнца – тебе тоже надо идти, но пройдут годы, столетия, и я вернусь за тобой.
 Земля притянула меня к себе и держит крепко. Круг из сцепленных рук – это наша судьба. Да, я здесь, чтобы даже и с пустотой поделиться своим будущим! Может, тогда мы спасем пустоту от самой себя, и она найдет выход с нашим факелом в руках. Всякая пустота наполняется смыслом рядом с   пламенем.
Нескончаемое пламя бушует в руках молодости. Из огня сделано и наше время. История не побоялась доверить нам самые дорогие ей мгновения –  потому мы сделаем из них достойную вечность. Победная поступь часов и секунд заставит мир содрогнуться снова и снова. Космос взорвется общим ликованием, миллионы рук потянутся к нам. И я вижу их в наступающих веках. Они еще маленькие и держат пока только свои слезы, но разве не ради их чистоты и живет мое пламя?
Я вспомнил о  серебряном дожде с луны, о  слезах, которые падают с  небес. Там  уже дуют наши ветра, и ты прочтешь на груди северного ветра – мое имя.
…Теперь годы приходят ко мне за оружием! Я даю им штыки пробивной истины, патроны с закаленной волей, крепкие приклады незыблемых истин. Они хотят сражаться за историю! Их воля – это воля оживших горизонтов. Я даю им будущее, я наделяю смыслом  прошлое, и  оно  присылает за нами – сияющее будущее!
Иногда я боюсь падающих звезд, но чаще я поднимаю их и возвращаю на небо. Однажды упав, они никогда не покидают небосклона – так появились звезды будущего! Познавшие падение, поднятые силой огня и ветра и сияющие при всех светилах, они больше никогда не зайдут  и  не спрячутся. Я назвал их все одинаково – твоим именем. Небо для меня с тобой – навеки звездное!
 Взгляни на луга и поля, на небо и землю. В мире уже наступило утро! И солнце наших  свершений уже восходит. Оно осветит сразу обе стороны земли. И тени негде будет спрятаться, так предсказывает судьба преданных друг другу. Солнце и Луна живут на нашем небе вместе, не расстаются, и от каждого нашего шага падает сразу две тени – золотая и серебряная.
В полях,  теперь лежащих, как ладонь,  на которую сойдет поцелуй солнечного пламени, мы будем тогда бродить. И сотни звезд осветят ночь. Затихнет час, приникнет к млечному роднику луна и будет пить серебро. Но скоро горизонт распустится огненными лепестками на востоке. И начнется рождение свободного пламени. Я возьму твою руку и положу  на  неё – наше новое солнце! Пусть оно станет –  нашим общим сердцем.


ВЕЧНЫЕ ВЕТРА

Примите  волю судьбы, но не принимайте волю случая! В ветрах живут силы, которые носят над миром помыслы о свободе. Кроме ветра еще не придумали лучшего символа этому древнему знамени. И лишь в ветре живут наши летающие овраги. 
С самого края  земли ветра несут нам – волю к бескрайности. И потому моя любимая звезда та, что вращается вокруг края земли – там, за обрывом,   кипят бесконечные галактики,  выплескивая на мир полные  огнем облака.
И когда молнии встают во весь рост  над  нами, я всегда беру свои  волшебные инструменты, и ветер начинает играть на них! И тогда из стальных труб моего оргАна вылетают пламенные вихри, огненные колесницы, молниеносные воины, обагренные рассветами стяги! Я  слышу ноты  истории в вечных ветрах!
Но мало сыграть и успокоиться. Нельзя, чтобы музыка затихла, чтобы   молния упала ржавым прутом среди бескрайних полей. Бесконечно слушать  ветер должен мир, чтобы не уснуть во Вселенной, где все спящее уже несется  к черным снам…
Встряхнуть его ветром и молнией – это уже делали раньше. Играть на вечных ветрах симфонию грозовых раскатов – вот чем займутся   будущие рассветы! Чтобы мир не закончился усталыми   вечностями, чтобы он – выжил в закипающем на краю земли новом дне. Сжечь усталость, сжечь пустоту, бросить в  костер  кисти без холстов, доделать  начатое – так отнять силу у черной дыры и самому взорваться на небосклоне, залив его сиянием завтрашнего солнца!
История бросает на мой алтарь сотни усталых душ. Но судьба дает мне право наполнить их вечным ветром.
Гордость за будущее наполняет вечный ветер – потому я должен идти, чтобы не уснуть, я должен гореть, чтобы не умерли ночные бабочки вокруг меня. Сердцу, которое хоть раз вдохнуло вечность, уже не нужны мелкие  ручьи и камешки. И не нужно такому сердцу говорить о возврате к эпохам подземелий.
Кровь, в волнах которой отражаются молнии, не остановить! И не приказать ей видеть лишь тьму внутренностей! Она захочет теперь пробиться к звездным руслам, она хочет лететь с вечными ветрами, в которых гремят литавры грозовых туч!
Но всякая гроза живет ради радуги!
…Пока еще  дуют вечные ветра над нашими летающими оврагами.


В ТУМАНЕ ВЕКОВ

Иногда  выхожу я к звездам и вижу, как в тумане едва светятся вершины гор. Звезды – это вершины гор, что тянутся к земле из дальних небес. И тот, кто заберется на эти вершины, увидит землю с обеих сторон сразу! Вершины растут к земле, и по их склонам стекает небо! Когда они дотянутся до земли, вам придется перевернуть землю, чтобы острия не пронзили  насквозь  её раскаленное сердце! Сможете ли вы тогда перевернуть все, что на земле?
…Как  долго скучал я по чувству  небывалого полета, но больше я скучал по чувству неизбежного полета. Время течет слишком быстро для звезд, они едва удерживаются, чтобы не раскрутить Землю своими легкими прикосновениями,  чтобы не  запустить её странствовать среди космических льдов и огненных галактик. Тогда океанам придется отражать весь космос, но кто теперь, кроме наших океанов, выдержит это зрелище! Бесконечность отразится в них и вытеснит воду из берегов, а скалы упрутся в огненные полотна галактик!
А пока я смотрю, как звезды идут по узкой тропе к восходу. Я видел, как они, одна за другой, еще бледные, шагали друг за другом,  растянувшись на много километров. В сумраке их нельзя было отличить от простых людей, и вряд ли  бы кто заметил, проходя мимо, что встретился со звездой. Но я видел, как они дошли до горизонта и стали восходить по стволам сосен на небо, как  сияли все ярче.
Я всегда мечтал встретиться с ними, пока они на земле. Днем они уходят в леса, прячутся в родниках и смолах. И видя все это, я все же мог сказать, что звезды однажды были рядом со мной. Я смотрю на вершины, и мне хочется позвать кого-нибудь из вод родника или из  сосновых смол, чтобы этот кто-то смотрел вместе со мной туда, где вершины гор  отражаются в небе или растут из него.
… Звёздное небо над дворцом моей мечты, по краям горят чаши с пламенем, а площадь опустела. Сверхчеловек, твоя тень  все же еще витает здесь. Когда луна показывается из своего тумана, еще поднимаешь ты пылинки прошлого, прежде землю поднимал ты здесь, переворачивая горы вершинами в океаны. Так у тебя рождались острова. И теперь ты шепчешь мраморными губами героев и черными фигурами на древних вазах. Твоя тень здесь, но сам ты уже носишь на плечах небесные горы, уже звезды двигаешь ты по небосводу, ты дышишь светом, воздуха теперь мало тебе.
Тебя создали мы, не испугавшись мыслить дальше своего предела.
Мы создали для тебя вершины и дали, но ты унаследовал от нас – волю к преодолению пределов. Мы думали, что ты будешь вечно ребенком, забыв, что создавали тебя для полета сквозь любые границы. И когда я вижу, как вершины гор приближаются к земле с неба, я знаю, что это ты дал плоть отражению твоих земных свершений!
Твой гений был рожден походом эволюции в небо! Природа не ошиблась, найдя твою колыбель на пролетающей мимо Солнца Земле! Бесстрашием был наделен твой хранитель-орел, он нес твою колыбель в клюве над огненными вулканами, он нес тебя надо льдами, окутанными морозными облаками, он пронес тебя под луной, и её роковой взгляд унаследовал ты! Он принес тебя на гору, где тебя поднял на руки мраморный бог, от него унаследовал ты вечность и гордый облик совершенства!
Но и мы горды, что теперь небо приближается к нам. С каждым днем солнцу труднее держать его, когда оно хочет, усталое, прилечь за новым горизонтом. Но  если небо дотронется до земли, не станет ли этот миг началом новой мечты сверхчеловека или мечты о нем самом?
Гуляя в тумане веков, многие еще не знают, как дойти в нем до истины. И потому верим мы в историю своих вершин, и в силуэте сверхчеловека всегда восходит наша луна. Еще знаем мы, чем кончится битва героев на древней вазе, еще можем мы находить древние города и твои следы в них! И еще долго простоят стены нашей мечты.
 Но уже ждем мы приближения неба и мига соприкосновения вершин!
 

В ЛЕСАХ СЕВЕРНЫХ ГОР

Быстро убегала маленькая ложь от охотников в лесу. Но ничто не могло её спасти. Она пряталась в золотистой смоле, но  солнечные капли  слишком прозрачны, чтобы помутнеть ото лжи. И сквозь колючую проволоку еловых изгородей не могла пробраться она. Ей не оставалось ничего, кроме как быть застигнутой врасплох –  дуновением ветра от крыла бабочки.
Когда гоним ложь о нашем мире по северному лесу, то каждое дерево помогает нам – словно верный пес, цепляет оно ее за рваную одежду, звезды шлют ей презрение из самых глубин Вселенной, а с болот поднимаются туманы, чтобы сбить её с пути.
Сегодня мы ловим эту маленькую ложь, но теперь готовы встретить и армию лжи! Но выдержит ли она запах греческого, олимпийского нектара?
Да, нам говорили, чтобы мы поклонились миру, но лучше мы поклонимся пустыне.  Лучше вечно искать истины и жить этой мечтой, чем заживо похоронить душу в молчании толпы!
Не  поднять ли  солнце с запада,  чтобы разбудить нового человека?
Новый человек медленно, но верно взбирается на вершину  цивилизации. Он  был  с животными, что сами жгли свои леса, с дикими птицами, что выклёвывают мирные зеленые поля.  Но теперь он живет во взглядах миллионов,  всем своим духом он уже здесь, с нами, в нашей схватке с ложью.
Мы нашли большие следы маленькой лжи! Теперь ей не скрыться! Она  исчезнет с первыми лучами истины. Она еще пытается менять одежды, но все они уже изорваны острыми ветками и все в дырах  от взглядов звезд, а потому её маленькое кривое тельце смешно болтается в широких рукавах. Тебе бы стоило надеть твои лживые наряды, а эти, украденные с великих полотен нашей истории, тебе слишком велики…
Теперь поверить нам нужно в этот ночной бег, находим мы в нем свое прошлое и настоящее. Мы зажигаем факелы, переводя дух, мы быстрым шагом идем по расступающемуся перед нами лесу. В лесах северных гор мы настигнем любую ложь.


ХРАМ  ОГНЯ

Ночь. Тишина спала в беспечности. Луна скользила в каплях росы, а тихие насекомые мирно спали каждый под своим листом. Запахи цветущих в ночи фиалок плыли над застывшим миром. И ночные птицы смотрели друг на друга, мечтая уснуть с приходом зари. Звезды касались неба и нежно смотрели на благоухающую землю. Ни единого облачка не омрачало безупречную синь освещенного луной неба. Только вдруг бабочка почувствовала тонкий ветерок, наполненный горячим воздухом.
…Рокот раздался из оглушительной тиши. Облака понеслись над луной, грохот будоражил почву. Муравьи высунулись из своего большого дома. Птицы затаились в кустах. С оглушительным рёвом черный силуэт разорвал небо – горячим дыханием раскаленных моторов. Гигантский размах крыльев ночного огненного зверя потряс всю природу. А через секунду – еще один, два, пять, десять, двадцать.
А ветер нес от горизонта – уже новые  звуки. Земля затаилась в своих полях, а цветы закрыли свои бутоны. Грубая рука стальных гусениц схватила землю за волосы трав, и земля напряглась, как гордая испугавшаяся красавица. Но увидела гордый взгляд оттуда, с недосягаемой высоты силы и мощи.
Солнце зажглось за горами, а звезды померкли и потекли за горизонт. И вот уже сапоги взметнули старую пыль забытой дороги, и вот уже гордая речь прорезала тишь лесов и лугов. И вот уже небо осветилось, приняв на свое тело руки прожекторов. О, как скользили они, эти мужественные руки мощных лучей – по нежному платью небес, как нежно и вместе с тем неизбежно властно касались они чувственных ног небес.
Но уже  невесту  вели к алтарю – в Храм Огня. Сила, наполненная пламенем и  мощью, сила, наполненная небом и ветром, любовью и страстным порывом, – эта сила сорвала с тонких пальцев земли – обручальное кольцо прежнего отца-мужа и  растоптала его. И море пламени, собранное в стальной букет, увитый искрами и отблесками, – теперь сверкало в руках полей, оврагов, лесов.
И с тех пор все чаще и чаще летят стальные ночные птицы, они высматривают на земле свою спящую жертву, чтобы обвить её когтями смертоносного пламени. Ведь землю отняли у её владыки. Отняли  её деспота, освободили её. И земля бежала вслед за теми, кто сорвал с неё жесткий и ржавый обет.
Земля бежала через горящие леса, изорвав платье в клочья, но упорно убегая из храма мира – в Храм Победы и Огня. И ночные птицы освещали ей путь, а железные мускулы будущего раздвигали перед ней стволы деревьев.
За бегущей в ночи дочерью-женой мчался её отец-муж. Он разрывал под её ступнями дорогу, он хлестал её по щекам озер, он старался ухватить её за волосы трав. Но только пучок чертополоха остался в его дубовых руках. И дух успокоения и утешения – сгорел от бессильной ревности.
…Как велик в нас образ земли, как  сливается он с образом невесты, молодой и прекрасной, с образом вечно прекрасной – Победы. И когда мы идем по земле, мы побеждаем, потому что мы сжимаем в объятиях ту, которая никогда не стареет. Мы чувствуем запах её волос, мы прикасаемся к ней. И  мы  знаем, что там – в Храме Огня и Победы – будет вечно торжествовать наша вечная свадьба!


ЛЕГЕНДА О ВОСКРЕСШЕМ СВЕТЕ

Ночь пришла в поле. Кто-то тихо шел по нему. Заря уже утихала, и травы укрыли упавшие звезды. И рядом с их притаившимся сиянием идущий бросил  в землю семена русских городов и оставил их всходить под самыми широкими в мире небесами. Семена приникли к земле, и краснеющая луна роняла свет на молодые побеги, словно пророча для них будущее. И ветер словно напевал на гуслях полевых былинок – будет и красная слава, и красная кровь, и красная заря, и красное зарево…
Но как только вновь пришла заря, птицы,  пролетавшие высоко над полем, увидели, что побеги взошли, что белые камни встали, и выросли  белые сверкающие города.  Золото воскресло из забытых недр, и  небо  было освещено с двух сторон – солнцем и землей. Землей, на которой теперь выросли стены, валы, дома, и  рослые и сильные люди пели славу грядущим подвигам.
И птицы опустились на белоснежную руку русской женщины.
Так начиналась история света. Света, пришедшего, быть может, из далекого космоса или из отражения луны в широкой степной реке. Среди темного и холодного пространства родился огонь, но не тот, который несётся со своей сворой с высунутым языком, чтобы поглотить листву и людей. Нет, это был смелый и одинокий пламень небесной свечи, зажженной перед ликом МИРА. Огонь заметили во всех концах вселенной. Оседлые народы, кочевники, забытые в лесах племена – все заговорили о новом свете.
 И во всех племенах и народах в те светлые часы рождалась тихая, но могучая и великая легенда о грядущей Руси. Её рассказывали на ночь детям, чтобы им приснились лучшие сны, её шептали перед охотой, чтобы зверь не ушел от стрелы, её читали, как молитву, перед битвой за родную землю.
И  пламя сияло над людьми под  крыльями этой могучей легенды.
Однажды чужой сильный  народ решил принести на свою землю частичку этого пламени. И воины собрались в час восхождения молодого месяца и, освещенные его сиянием, двинулись в далекий путь. Проходили дни и недели, а кони всё шли и шли –  туда, где, скорее всего, ждет их сочная трава и прохладный ключ. Вдруг небо распростерлось над ними, и облака спустились на землю. И в ослепительном сиянии сотен радуг, в  сверкании восходившего солнца – растворилась  даль, где горизонт расцветал сотнями никогда не заходящих светил. И там открылась воинам колыбель святой легенды, и с тех пор никто не видел их. Только  легенда наполнилась былинами и сказаниями, а молодой месяц, когда он всходил в сосновой роще, мог на мгновение осветить неведомые города.
Стук топоров стал всё чаще слышен над полем. И от сверкания куполов прежде одинокий огонек – превратился в факел, освещающий целую страну. Великая радость царила над этими людьми, которые возводили белые дома, строили крепости, правили русла и водили за собой реки. И небесный свет, и свет земной – стекались в эти сияющие города. И каждый мог взять себе столько света, сколько вмещала его душа.
Но мир, рожденный во вселенской тьме,  таит ненависть ко всему греющему космос. «Если будет свет, тьма перестанет рождаться,  – говорили воины тьмы. – Мы соберем целый черный космос и потушим навсегда этот огонь». И черная мгла зашевелилась. Темные вихри и грозовые тучи устремились на молодую землю. Мрачные флаги взвились над стальными шлемами, а молнии высовывались из почерневших облаков, как языки ядовитых змей. Горизонт обступил светлое поле, и гром гремел, как шаги яростного космоса.
…Ветер поднялся, и тихое пламя свечи затрепетало. Монах, скорее же пиши свою летопись, ибо слышу я лязг мечей, слышу крики и стоны, вижу я, как огонь пляшет свой дьявольский танец на порубленном золоте, вижу, как стены  сходятся друг с другом, как люди устали держать их и падают замертво. И вопли вдов несутся по вселенной, как обезумевшие кометы, снося на своем пути миры и галактики. Неужели кончаются твои чернила, схимник, неужели теперь крови больше, чем чернил, так что можно выводить свою историю красными письменами – все с красной строки – все заглавными буквами!
Да простит нас история за погубленное святое пламя…
Птицы пролетели над полем сожженных городов. Одинокие кони стояли подле своих хозяев, одинокие вдовы шли по полю со свечами, ища тех, в ком еще теплилось то священное пламя.
И тьма бежала, волоча за собой разорванные тела черных туч, а космос осветился земным светом. Летопись теперь была завершена и лежала под лампадой молящегося схимника. Вечерняя заря окропила кровавое поле  светом двух светил – земли и неба. И кое-где уже просили пить, а кое-где просили и есть. И кто-то уже заводил песню о воинах и битве с тьмой. И огонь не жег теперь сердца, он сиял в них. И люди шли всю ночь к восходу, а когда утром птицы вновь пролетели над полем, то увидели, что города возродились в сиянии сердец победителей.
Мечи молний сверкали теперь часто в этой земле, и тьма хорошо изведала горящие земным светом русские клинки. И сотни черных галактик опустели от битв со светящейся землей. Русь, великая Русь встала одна перед всем космосом. Ибо благодать её была в самом высоком. Каждый путник мог укрыться здесь от темного дождя, каждая звезда могла отдохнуть здесь в траве и после вернуться на небо, птицы могли лететь туда и вить там гнезда, а поэт мог унести оттуда с собой хоть целое небо, потому что тому небу не было конца. И уже нельзя было  отличить – то ли небо, то ли поле.
«Не трогайте мои поля! – взывал светлыми ночами месяц. – Лишь по ним еще скользит моя тень, лишь над ними может пролететь еще моя правда, в них лишь могу закатиться я. Не трогайте мои поля! Там еще растет святая Русь!»
 …Той ночью воскрес Воин, он поднялся с земли, сел на коня. Лишь до рассвета пробудет он здесь. Но воин скакал и не мог найти своих белых городов, своих золотых куполов. «Когда я скакал здесь тысячу вечностей назад, здесь тоже было поле, и вот – опять оно. И где семена, которые я разбросал вместе со звездами? Вот лишь пустая сумка. Она пролежала здесь дольше меня». И воин яростно припустил скакуна, который, чуя близившийся рассвет, уже рвался в небо. Но только чужие города встречал воин, и люди не видели летящей в ночи тени.
 «Вот моя река, вот здесь жил я, здесь я воевал с  тьмой. Неужели семена  не взошли? Неужели правду должен был посеять я прямо на солнце?» Воин стоял лицом к восходящему светилу. Слезы текли по его лицу. И в каждой слезинке отразилась вечность, отразилось его солнце, его птицы, и слезы упали в рассветную траву.
 «Где моя Русь?» –  сказал воин, исчезая в разгорающейся тиши.
«Я здесь!» –  ответило поле, и молодые всходы зашумели в солнечном ветре.


В ОГНЕ ЗЕМЛИ

Снова и снова пролетают надо мной пробитые  облака. Тела их не выстояли против сияющей глубины неба, но с честью расстаются они с жизнью – в лучах солнца! Я  смотрю им вслед до тех пор, пока взгляд мой не налетается в бескрайних просторах!
Не раз приходилось мне выходить в даль полей, чтобы смотреть на путь ветра, и как этот путь выбирают птицы и облака. Тону я тогда в океане прошлогодней травы, но стою я долго, не зная, как расстаться с манящим мерцанием горизонта.
Я много думаю о  своей земле. Ради неё живут звезды и солнце! О ней я пою старинные песни. С ужасом закрываю я глаза… Что станет с ней, если не будет меня? Кто скажет ей, что она прекрасна? Как станут называть её? Кто станет смотреть в синеву, кто будет смеяться навстречу ветру? Мне страшно за тех, кто уснул теперь, и чтобы не уснуть самому, я подставляю ладони под ветер полей. Он спас меня ото сна,  вот почему я стою теперь здесь!
Много лет летает верный мне ангел по древним монастырям, перечитывает летописи и свитки, заглядывает под древние материи. И  немало нашел  уже он, чтобы обрести дар речи среди людей!
Но я прошу его молчать до времени – так много не могут еще услышать спящие. Огнем станет для них его пророческая речь, ибо в ней  сплавлены воедино все дали и горизонты, весь дух и смысл истории! И опасно будет слышать эту речь, нельзя будет остаться на месте. Языки станут мечами, руки будут выворачивать пласты глины, а ноги прокладывать дороги сквозь горы! На головах молодых женщин появятся черные платки, на дымящихся руинах плач их станет обжигающим – так запылают и руины! Не окажется места, куда не ступит огонь, потому что он примет на себя волю истории.
 И я ничего не смогу с собой поделать. Мне ужасно захочется обнять всех скорбящих, но кто-то должен будет вести в сражение стальных ангелов! И кто-то должен будет пробежать по лесам, чтобы разбудить всех бессловесных, чтобы со стаей диких зверей – обратить в степи уснувшие города.
Небу нужны степные дали, чтобы было где расправить свои горизонты.
Огромно будет во мне желание обнять плачущих, но только холодный взгляд брошу я на них, чтобы не лишить их права бороться за свою историю! Так дам я им простор, но из ветра и солнца придется строить им новую землю.
И вместе с  армией непобедимых ангелов мы поселимся в развалинах старой  крепости высоко в горах. С недоступной высоты станем мы смотреть, как молодые женщины сбрасывают черные платки и поднимают их, как   флаги,  над головами сражающихся.
Непобедимых воинов в сияющих доспехах вижу  теперь я в пустых   еще полях. Они спускаются по выступам туч, все чисто перед ними, все чисто и позади них. Летят  надо мной  израненные, пробитые облака. И моя даль, моя земля поет им гимн – за их честь и волю к вечному сражению!


ВОИН

Я вернулся из боя, чтобы подбросить веток в догорающий костер, чтобы взглянуть на луну, которая оставалась сторожить его святое пламя. Ночью, когда звезды награждают небеса за палящий день, я вновь сижу возле разгорающегося костра. Не пройдет и часа, как я стану мечтать о новых битвах, потому что воин не может жить без чувства взятой вершины. И за эти вершины спустилось простреленное солнце, и лучи, словно молоко, пролились из поникшего светила…
Солнце живет в моем костре, на его углях еще догорает заря. Я и костер дышим одним ночным ветром. Он прилетел издалека, напился ароматом цветов и теперь яростно вдыхает горячие струи пламени.
В треске костра я слышу, как кричат и поют павшие товарищи, их лица мелькают в волнующемся огне. Они тянут невидимые руки ближе к цветам, но только черными   становятся цветы от тех прикосновений. Я вижу – и после смерти им не будет покоя! Пока их души спали в застывших памятниках, неосторожная комета расшевелила неземной холод. Восстали малодушные, те, которым нет места в братском огне воинства!
Я смотрел в огонь, и в нем росли фигуры и дали. Я видел, как содрогалась израненная земля, когда трусы мерили её под себя, я видел, как уснувшие герои ищут, жадно ищут сил и плоти, чтобы выйти из плена веков, как перебирают застывшие пальцы сырую землю. Как рвутся они из плена трав и корней, как они мечтают влить хоть каплю крови в цемент, сковавший их руки и оружие.
Я слышу, как подо мной оживают недра, как закоченевшие – содрогаются от пробудившейся воли к сражению, как неземная сила тянет их наверх к миллионам спящих. Много оружия принес я с собой, чтобы дать его первым прорвавшимся! Много оружия принес я, чтобы хватило его, потому что те, кто прежде шел по разные стороны битвы, теперь пробуждаются в едином строю.
Из далеких времен возвратился я в эту ночь, чтобы подставить плечо воскресающим воинам, тем, которые и по сей день смеются над смертью, проламывая беспощадный гранит её заповедей!
Мне нравится слушать, как   дышат ночью поля. Как в пламени моего костра живет тихий шепот  воинов. Так, вместе с ветром с дальних полей прилетели ко мне и слова оживших подвигов.
Далеко, где недра вырвались наружу, уже текут огненные реки, словно огонь всех битв слился  в сплошной поток, рвутся они к сверкающим городам. И  не видит он, куда течет, не знает, что перед ним, но он точно знает, зачем вырвался он. И молит лишь об одном, чтобы океаны не остановили его.
Но океаны высыхают сегодня. Глубины пылают жаждой, в них  зажигают сотни костров, и уже слышны голоса воинов. Пока небеса молчат, глубины готовятся схватить их за шиворот и притянуть к земле, чтобы дохнули на нее светила – воздухом наставшего подвига.
И тогда каждая звезда прижмется   щекой к тому, кто умер за её вечное сияние.
…Воин из старых времен гордо сидел на коне. Его костер продолжал пылать, и на этом месте уже восходило солнце!


ПИСЬМО ТОВАРИЩА

Здравствуй, товарищ! Там, откуда я пишу тебе, бои не прекращаются ни на час, вихри сражений каждый день уносят от нас тех, кто еще вчера вытаскивал нас из-под огня или подавал снаряды. Каждый день земля обнимает нас своими ласковыми комьями, и нам нестерпимо хорошо в этих объятиях. Но вот сейчас  наступило ночное затишье, и мы собрались  возле костра и пишем письма тем, кто ждет нас до самого конца в неисправимой верности и преданности!
Сегодня я уже написал письмо своей жене, в котором заверил ее трепещущее  и волнующееся за одного меня сердце, что я жив и буду жив столько, сколько она верит в мое возвращение. После этого я мог бы заснуть возле огня, чтобы оправиться от усталости  боя, но я сдерживаю усталость, чтобы написать тебе ответ на твое полное отчаяния  письмо. Я не могу бросить тебя там, товарищ, потому что если бы ты был сейчас здесь, ты бы понял, что когда друг зовет на помощь, ты идешь помогать ему в любую часть света, потому что фронт – везде!
В своем письме ты пишешь, что мир вокруг тебя бесповоротно испортился, что ни один твой друг не считает тебя своим лучшим другом, а считает только первым после кого-то другого.
Я читаю и вижу, как тебя гнетет чувство нерастраченной энергии. Но я понял, что ты не из тех, кто бесцельно бродит по земле, ища легкого счастья, развлечений и ненасытного отдыха. Ты знаешь, каким людям ты хочешь помочь, ты знаешь, куда ты поведешь их, ты можешь любить, ненавидеть, сражаться и умирать.
 Ты пишешь, что вокруг тебя нет настоящих подруг. Да, я знаю, ты ищешь такую, которая сможет вынести из боя раненого.
Ты знаешь, товарищ, здесь у нас  как раз такие… Они все здесь, только знаешь, это ведь ангелы, ангелы, которые прячут крылья под грубой одеждой, скрывают всеми силами, что сам Бог прислал нам их сюда. Они лгут, что хотят есть и пить, что устают и болеют, нет, они – сама плоть разверстого неба, они –  воля непреклонных стихий и неукротимого бесстрашия. И все потому, что они настоящие!
Они ждут столько, сколько мы сражаемся, они ждут и не уходят до тех пор, пока не наступает наша победа, они уходят по пояс в землю, когда изо всех сил тянут на плечах целые полки израненной одежды, в которой еще содрогаются остатки живых бойцов. И даже если они гибнут и  падают на землю, к телам их прикасаются только благоухания полевых трав, так чисты они и их спрятанные под грубой одеждой крылья! Если ты хочешь, товарищ, чтобы твоя вера в победу не была одинокой, чтобы надежда твоя всегда была неизбежным продолжением воли к счастью, приезжай к нам, и ты увидишь, что ангелы живут не на небесах и не носят белых одежд. А если все же верно то, что ангелы живут высоко над нами, значит, наш фронт и есть те самые небеса и рай для подвига духа!
Ты часто унываешь, товарищ, что мир живет отдельно от тебя, что радуется сам себе или  той радостью, какую ему дали, а не той, которую знаешь ты!  Посмотри на них! Там, где ты стоишь смело под градом пуль и осколков, они прижимаются к земле и с размазанными по лицу слезами ищут норы, чтобы спрятаться. Но ни одного из них нет здесь, возле нашего костра! И ты знаешь, что наш костер разожжен не спичкой, а попавшим в выжженный хворост снарядом. И если огонь начинает гаснуть, то мы кричим нашим врагам, чтобы они подбросили еще… и ни один из нас не шелохнется при свисте приближающегося взрыва! Ни одно лицо, на которое падает этот неровный свет походного пламени, не дрогнет, как бы близко смерть ни стояла к нему. Посмотри теперь еще раз на них – твои товарищи здесь!


СИГНАЛ К ВОССТАНИЮ

Взгляни на меня, я твой уставший воин. Помнишь меня? Это я являлся к тебе во снах и видениях. Помнишь, ты сказал мне: «Встань, воин, пробудись, взгляни на свои руки, разве я не вложил тебе в них право вершить суд и историю? Разве не хочешь ты окунуть свои ладони в чернила мировой летописи, разве не хочешь разворачивать русла этих чернильных рек так, чтобы они слагали песни о тебе? Встань во весь рост, взгляни на свое знамя! Не ты ли теперь олицетворение безумного пламени, которое только и ищет, что бы ему еще превратить в пепел. И это правильно – пепел к пеплу! А твоя судьба – судьба победителя, воины ищут такой судьбы и умирают за неё…, возносясь в бессмертие!»
И  эти слова живут во мне и поныне. Когда все засыпают, я бегу к нашим старым могилам, я просовываю руки под надгробья и нащупываю усыпанные орденами сердца.
 Вот они, они спят, те, кому обещал ты бессмертие. Но взгляни же на меня, я хочу, чтобы ты говорил к ним снова. Они по-прежнему верят в тебя, они хотят вернуться домой, показать ордена своим детям, пронести сыновей на плечах сквозь колосья хлебов, под сиянье зарниц рассказать им про  нашу победу!
Они ни на секунду не забыли твои слова, они лежат там, но знай, они живы! Я  знаю, что ты тоже не забыл о них, что ты тоже не спишь, когда звезды касаются   некрашеных оград на их могилах. И что все свое бесконечное бессмертие ты будешь думать о них, помнить каждую песню и каждый их шаг, то полный радости и атаки, то вдруг подкошенный, усталый и окровавленный, застывающий перед безмолвной бездной.
Взгляни на меня, на мне нет ничего, кроме войны, я одет в неё с ног до головы, а значит, я буду в строю, когда ты снова поднимешь всех нас! Когда ты будешь говорить вновь, когда стены опять покроются знаменами, я брошусь со всех ног сюда, к нашим старым могилам.
Я застыну посреди них и закричу: «Вставайте! Вставайте все! Слышите? Куда они пойдут без нас? На кого мы оставим их? Разве смогут они выжить без нас или победить? Чья  рука подаст снаряд разбитому расчету, кто положит патрон в пустой магазин юнца, чья  грудь остановит свинец перед детским лицом?»
 Но меня они не услышат, они услышат тебя, когда ты с мокрыми от слез  глазами ударишь кулаком по столу и крикнешь: «История творится вашими руками сегодня, а такой её сохранили нам те, кто и по сей день незримо сражается в наших рядах! Пройдите мимо них, разбудите их, и они будут вам тысячу раз благодарны, и они поведут вас к победе, и их именами вы творите свои судьбы и судьбы своего бессмертия!»
Неизмерима твоя воля и сила твоей судьбы. Кто научил тебя говорить так, что даже убитые забывают, что они мертвые, и продолжают в атакующем порыве бежать, подставляя плечи раненым, уходя далеко вперед за вражеские окопы – вперед с вечным знаменем подвига!
Потому – говори! Твои слова –  это огонь, возле которого мы собираемся после боя и пишем письма родным. Да, они  все еще пишут письма домой, потому что  знают, что дома ради этих писем живет обугленное печалью сердце.
И они верят, что ты однажды вернешь их в нашу армию, и они дойдут с ней до своей победы, и, конечно, опять вместе с тобой!
Много лет я слушаю этот старый ветер, который тысячи раз облетел землю, собрал миллиарды шорохов и громовых возгласов.
Но всегда среди них узнаю я твои слова: «Я вижу вас, мои вечные воины и я никогда не забуду вас. Каждый день  приносит мне тысячи ваших слов, и ни одно из них не пропускаю я. Ваши слезы –  это и слезы моих страданий, ваши жизни – это и моя жизнь, сотканная из гибели сынов моей истории. Но я уже говорю к вам, я говорю о вас. И я знаю, чего хотите вы больше всего! Ну что ж, снова в бой?»
Зачем просил я взглянуть на меня, зачем я являлся к тебе во снах? Я лишь хотел сказать тебе: «Поднимай нас!»


ВОСХОД ЗЕМЛИ

Идут из прошлого длинной вереницей усталые воины. И снег заметает их следы, и пуста их дорога. Многого добились они, многих врагов навсегда оставили они смотреть в небо, многих товарищей потеряли они, воздавая каждому великие почести. Вот они, смотрите в их лица. Вспомните, как победа жила в их душах, как солнце блестело в голубом море небес, когда они ставили свое знамя на вершину.
Теперь идут они по заснеженной дороге, и метель сносит их, но все так же тверды их взгляды. И хотя шаги уже не попадают в свои же  следы, и хотя давно уже укутали они себя в теплые плащи, все еще живут в них то солнце и та надежда. И сейчас они тоже смотрят на солнце, но оно едва видно в белом океане снега.
С кем сражались они? Кого они погребли под снегами? Не своё ли славное прошлое оставили они в долине, откуда нет ему возврата? Откуда только смотрело оно им вслед – с той вершины, на которую взошли они, за которую гибли лучшие в их рядах. С печалью уходят они из прошлого, потому что в нем они завоевывали будущее. И теперь идут они, но страх крадется позади их, он то забегает вперед, то мелькает между следов идущих. С радостью бы пристрелили они этого дезертира, но он исчезает только перед лицом решительности. Это –  страх потерять будущее.
Тот, кто хоть раз жил вершиной, уже не сможет жить в низкой сырой долине. Кто хоть раз видел мир с высоты, не захочет смотреть на него иначе. И потому тот, кто отказывается терять миг победы, упускать волшебную минуту доблести, тот выбирает поход в вечность. Тот, кто знает, что его жизнь –  это взлет, тот зажигает пламя вокруг своей души! Такими чувствами снаряжаем мы свое  предначертание, разворачивая отряды в сторону победы.
Но долго еще суждено идти пророку, потому что его ждут бессмертные! И пока не кончится жизнь бессмертных предначертаний, нас будут ждать сотни свершений!
Воины знают и видят, как там,  внизу, тощие  пальцы указывают на могилы и кресты, как все, кто внизу, сжались от ужаса перед черной дверью в недра земли, но разве испугать нас недрами, нас – видевших вершину! Разве не знаем мы, что если сегодня покорим снега, завтра покорим площади, и так будет длиться путь.
Смерть зябнет перед нами, и в её черные рукава намело уже немало снега, но все же хочет она схватить страшащегося. И тогда по ночам мы стоим около боящихся, размахивая факелами славных воспоминаний и предсказаний, мы разжигаем костры преданий. И тогда смерть не успевает заметить, как герой по струям пламени, минуя её костлявые руки, перелетает –  словно искра к звезде – в легенду. И смерть, злая и посрамленная, вновь уходит вместе с метелью, оставляя небо – луне, а застывшее лицо павшего –  бессмертию!
 И потому никто из нас не умрет обычной смертью, никого из нас не закопают посреди ослабевших, никто  не станет одним из многих. Каждый станет единственным, достойным  легенды, он станет радостью своей истории, он наполнит свою свободную душу дыханием костра, он соберет и новых воинов, которые будут равняться на героя и на его легенду!
Тот, кто сошел с пути, погребен под снегом, и вряд ли сугробы растают  прежде, чем тот превратится в пыль.
Мы верим себе, потому что только мы сами – источник своей веры. Но мы сражаемся, чтобы этой вере воздвигали вершины.
Гремят над нами зловещие громы оттепели, и грозят нам талые воды  слабых чувств, но мы знаем, что еще тысячи метров мы будем прокладывать себе дорогу в вечных льдах, что в пустых кусках перемолотого времени все же есть значение. Дорого платит каждый из нас за каждый шаг навстречу истине, но еще дороже он платит судьбе за свою твердость и непреклонность.
И тем дороже каждый его миг – для истории!
Тем большим она готова пожертвовать ради его славы и бессмертия!


БЕССТРАШИЕ ЗВЕЗД

В огне не сгорит то, чему суждено самому стать пламенем. Это правда, о которой говорит нам каждое утро  солнце. Я не раз видел, как смерть уносила в черном сиянии многих  из тех, кто никогда не пил небесный огонь. Но те, кто горел всем сердцем над просторами неба, кто наполнял звездами океаны до дна, – те оставались освещать души живущих.
 Бывало так, что мир крутился и вертелся на их письменных столах, в нотах, строках, мыслях творение мира начиналось и обращалось в бессмертие сотни раз за миг. В их руках жила сила, которой хватило бы, чтобы одарить жизнью – миллион умирающих! А огня в их сердцах хватило бы –  обогреть каждого обездоленного. И так их судьба  доверила им – их историю! Много новых планет открыли они, много новых знамен окрасили они в свои вечные краски. И так парила над миром их симфония, потому что мир умер бы без них.
А там внизу, где толпе жалко даже искры для собственного сердца, слышались вопли вместо пения, гремели хохот и ругань, заборные палки отбивали дробь, а бутылки звенели под визг уличной брани. И все  кричали –  под окнами сочинявших вечность. И все они пели песни своего довольства, даже когда умирали великие мысли об их счастье. Даже когда умирали сочинившие эти мысли, они не помнили, зачем гремят старые колокола в забытой часовне.
Но как отчаянно существует миг творения! Это самое вечное, что только есть во Вселенной, но и самое высокое. Потому что только с высоты можно увидеть, ЧТО творится внизу, и тогда понять, почему рождаются грандиозные оперы, почему книги пишутся за одну ночь от начала и до конца, почему звезды падают быстрее, когда небу хочется плакать от звука  соприкосновения их с землей!
И каждый, кто не раз виделся с вечностью после её воскресения, знает, ЧЕГО стоят настоящие слезы неба. Но бесстрашие, с которым мы бросаемся на преграды, –  это и есть  самое  решающее сражение. Оно приносит много огня тем, кто готов его умножить! Пускается в путь тот, кто прошел уже все дороги и не боится за свое будущее. Без страха, без неверия, с вечностью в сердце, с огнем в небе, со счастьем творения – во Вселенной. Любые слова о победе в их устах  становятся ангелами истины. Мы любим их – тех, кто удержался на узком мосту  Млечного пути и провел за собой целый мир. Тех, кто  видел оттуда, как звезды падают прямо в океан, и он вскипает, пылает, и брызги достают до неба.
…Возьми небо в руки, поставь его перед собой и сыграй солнце и луну и миллионы звезд.
Пусть каждая звезда будет звучать голосами тех, над кем смерть потеряла власть, кто помогает подняться нотам и выпрямиться строкам!
Пусть гений возвращается в души сражающихся за вечность!


ВОЛЯ ЗЕМЛИ

Да здравствует воспоминание о прошлом. Из него я сделаю низкие облака, которые будут ступать по земле, протаптывая целые долины. Однажды мне обещали, что мир будет маленьким, однажды мне сказали, что паломникам некуда будет вернуться, и еще мне сказали, что война и старость убивают одинаково. Такого нет и не могло быть, пока есть  кому выйти из земли.
…На часах лежит мое утро, распростерлось его красно-оранжевое тело на циферблате. Стрелки и утро не признают друг друга, и потому часы лгут о наступлении нового дня! Он начался гораздо раньше!
Но что мешает часам слиться с утром? Разве не могут стрелки прорасти сквозь стекло, разве не могут они стать лучами, что устремятся одинаково далеко и в прошлое, и в будущее?  Какой соблазн дышит в утренних лучах и в отстающих часах – как хочется проложить этому времени дорогу в даль. Но прежде ему хочется стать нашим временем, чтобы мы сверяли свои души с ним –  тогда оно сможет поверить и в себя!
Тогда оно попадет в один миг с рассветом! И из земли поднимется утро –   из тысяч полевых цветов вырастет огненное дыхание солнца,  из пылающих ароматов трав вырастут его облака, и предрассветные росы прольются из звезд. Потом из земли прорвется поток  зеленых волн, а  за ним хлынут таким же потоком –  солнечные люди.
В земле жила воля прежних лет. Неизбежно наступала она, превращая черные недра в зеленые волны. Вместе с дыханием травяного семени чувствовала она пробуждение грядущих годов, и соки, поднимавшиеся из земли, разворачивали светила. Много бессмертных родилось тогда, и до сих пор, скрипя мраморными суставами, разбивают они о гранит злые моря и  поднимают ввысь брызги непокорных заливов! Ах, как время любило своих героев, без страха переворачивало оно песочные колбы, перекручивало  стрелки, направляя их на будущее.
По вселенной мчится сорвавшееся с циферблата время, оно сметает само себя, закручивая свой путь. Оно обращает в религию хаоса тысячи планет, уносит в бездну благодатный звездный огонь, оно сорвалось совсем недавно, его не удержали возле солнца!
Но кто забыл толкнуть маятник, так что время отправилось искать себе новый смысл?
Мы спали, когда это случилось. Но, может быть, это случилось потому, что великий художник нарисовал свободу! Кисть гения писала  картину, не боясь закрашивать целые континенты. И там, где прежде с неба лился дождь, теперь лилась густая краска с нового холста. Кисть скользила по земле без сомнения и страха, ложилась всем телом на города, и те обращались в руины, а время продолжало бежать по кругу, не зная, какую дорогу выбрать. Остался лишь круг, расчерченный соком цветов и солнечными лучами. Теперь циферблат открыт навстречу утру – перекрасить мир должен новый рассвет, или новый день  останется без времени.
Еще вчера я отнял у судьбы её дорогу, она тоже вела меня по кругу, так что я не мог никого повести за собой. Но не исчезает то время, которое оторвалось от земли, оно расплетает венок своего вечного круга, не просто распрямляя его, но растягивая его на целую вечность вперед. Для тех, кто затаился под красочным покровом холста, могут наступить плохие времена, если они проснутся не вовремя. И пусть город остается пустым холмом, если он не созрел для того, чтобы увидеть, как землю пронзают стрелки свободных часов.
Из земли идут теперь новые времена. Секунды и минуты слышны в глубоких недрах, поднимаются их звуки в дали вселенной, скрепляя воедино свой путь и путь звезд. Так из земли вырывается на свободу – наше  время.

 
МИР МЕЧТЫ

Мир, взгляни на себя в зеркало океана! Что ты видишь? Себя? Жаль, я думал, ты увидишь там небо! Но ты, как всегда, сжался до размеров материков и прислонился к горизонту, чтобы не крутить себя самого! Ты испугался, круглый мозг истории, но только мы не боимся твоего отражения. Мы чувствуем, как ты прячешь все зеркала, чтобы не видеть себя. Но разве стоит для этого сушить моря? Разве ты не подумал, что мы принесем тебе зеркала из дальних галактик, во все небо!
Так говоришь и ты к миру, когда он пытается раздавить твой разум свинцовым небом. Мир не знает, что наши слова слишком сильно сливаются с истиной, когда звучит голос нашего хора! Мир бежит от всего, что хочет развернуть его тельце из одеяла веков. И когда мы схватим этого кричащего ребенка, не окажется ли он лишь несмышленым зверьком?
И не ищем ли мы теперь человека? Но где же человек мира? Куда спрятался он от наших вопросов? Может, он стоит посреди толпы и смотрит и выжидает, как за него примут решение и повернут к нему памятник эволюции? Или он сам спрятался за этим памятником, чтобы влить ему в уста свой голосок? Таким мир я еще не видел. И такому миру незачем смотреться в зеркало –  разобьет или испачкает!
Мы берем за горло этого зверька, но он вытекает, как песок, он убегает, как ящерица, но все же оставляет в наших руках хвост. От мира остался хвост, жалкий кусочек жизни. Мир, неужели ты станешь ящерицей с хвостом, чтобы на него наступали вновь и вновь? Обратись лучше за помощью к нам. Мы будем каждый день отрывать тебе хвост, чтобы ты не растил  его для ботинок и подошв!
Да мир, таким мне жалко тебя. Но не проси места в истории. И не прячься в толпе и за памятниками, потому что даже монументы обретают ноги и бегут из гиблых мест, когда дороги сползают с земли.
Я тащу мир за шиворот. Он вырывается, упирается,  но все же подчиняется. И от этого я плачу, потому что мир не потрясает новым заветом и не призывает на помощь костры, он просто и славно тащится туда, куда ему велят. И еще  благодарит за это. Зачем зеркала такому миру?
Но взгляни, мир,  ты теперь видишь, кто мы! Ты зря поддался нам. И ты зря подумал, что кончился путь истории. Когда умирает надежда, когда её кровь лежит на маленьких ручонках мира, тогда железные руки проламывают лед со дна!
Ты видишь, мир, как из-под твоего свинцового неба вырвались свободные воины северных ветров. Они протащат тебя над горными хребтами, и ты упадешь изодранным на вечные льды. Кого позовешь ты тогда?  Или ты позовешь свои материки отнести тебя на место? Но кто еще будет знать, где теперь твое место? Кому захочется подать тебе руку? Все будут равнодушно спать  или думать,  что ты все еще жив и улыбаешься, но ты будешь только удивляться, почему в тебе так мало крови. Да, тебе захочется умереть красиво, но ведь ты не создал тех, кто мог бы это увидеть и написать об этом. А ты только и мечтаешь, как бы не пропустить места в летописи!
Но ты видишь, мир, как я сегодня говорю  с тобой. По моей воле – северные ветры бросили тебя на выступы вечных льдов. Останься один здесь. Подожми под подбородок колени, обхвати их руками, останься один, замерзни, заплачь и зарыдай. И почувствуй, как никому тебя не жалко, как никто не хочет смотреть на оставшийся в одиночестве мир. И подумай о своей скорби.
И когда ты очнешься от печали и взглянешь со своих одиноких скал вдаль, то грохот обрушится на твои уши! И небо будет повторять его над нами! И ты увидишь нос огромного ледокола,  поистине с симфонической мощью прокладывает он себе дорогу к новой земле! Ты увидишь нас – на его палубе!


ВОССТАНИЕ ИМПЕРАТОРОВ

Когда море родилось из глубины древнего вулкана, родились и эти императорские острова. И никто до сих пор не знал, что возвышается над гладью океана, – просто атоллы или зубцы спящей короны. Сколько воды над ней? Станет ли она короной всех миров, или ребенку дадут играть с ней до скончания света? Тишина над этими островами, но в водах таится отражение больших звезд.
В ночную тень погружается  старая Европа, вот тень разделяет уже её лицо, уводя её спящее тело во мрак, башни и замки застывают на вершинах, дубравы и сосны припадают корнями к недрам, но все же чуткие птицы слышат ветры океанов.
Острова, прежде спокойные и тихие, поднимаются из пучины, и застывшая луна зовет солнце посмотреть, как императорская корона возвышается над океаном, и рубины сверкают на вершине вулкана…
Поднимись, тишина дубрав, взмахни зеленым плащом тумана, проснись посреди ночи, пробужденная незнакомым ветром. Там, в океане, вулканы примеряют корону мира! И если не полетит наше небо туда, то весь мир примерят они на себя. И не захотят ли  луну с небес себе на корону? И кто знает, что будет тогда без луны? Не выльется ли на нас тогда весь космос в прохудившийся небосвод?
…Кончилось время сна, когда можно было летать вместе тенями по старым замкам или петь вместе с птицами на древних колоннах, теперь настает другой час. Мраморный герой должен ступить в глубину вулканического океана, километры водной толщи должен пройти он, чтобы добраться до короны. Иначе его звезды  потекут  нескончаемым потоком к другому центру, и тогда станет небо  похожим на мертвый туман.
Мраморные мускулистые ноги пройдут по  древним камням, и мрамор вспомнит первое извержение недр, когда родился он под солнцем, на которое не упал еще ни один человеческий взгляд. Тогда  станет его кровь  кипящей вновь, и в такой миг только горы удержат наши небеса. Но пока на вершине вулкана пылает корона мира, путь наш лежит даже сквозь горы.
Но пока пробуждались герои, океан вскипал, солнечные лучи падали на океан и пробивали его до дна.  Тучи вулканического тумана поползли к Европе!
Гигантские руки водили по водам, рождая волны и ветры, невидимые пальцы подбрасывали тонны воды в небо, и соленые дожди падали в реки дальних континентов.
Кто бы теперь поднял наши пресные воды – чтобы они также родили тайфуны и смерчи!
…Но сон Европы тяжел и долог. Трудно подниматься всем телом, когда оно покрыто многокилометровой толщей истории. Но когда это тело поднимается, только конец света может заставить лечь его снова, если, конечно, конец еще посмеет настать.
Потому пусть жена героя разобьет кувшин о берег, и пусть вода из него  льется до тех пор, пока соленый ветер не сменится на огненный. И тогда мы поплывем на своем континенте в океан, мы оторвем от него Европу, чтобы погрузиться на неё всей своей вечностью и доплыть до островов, поднявшихся под короной мира.
Тень лежит еще на наших лицах, но наполовину уже освещены они. Много лет прожили мы, забыв мечтать о короне мира, многие годы желали мы успокоиться навеки, мы ждали, когда на нас снизойдет благодать вечного сна, который освободит нас от мира с его историей.
И просили мы наш огонь погаснуть, чтобы не тревожил он безмолвия ночи. Жили мы еще, но уже хотели закончить путь. Во сне не заметили мы, как родились новые моря, как проснулись наши вулканы. Что ж, теперь настало время вулканы сделать  сосудами для героев, и на их стенах начертать подвиги бессмертных!
Уснуть мечтал спящий, но не заметил сам, как пробудился он вместо этого. Слишком долго он не слышал зова истории, успел забыть он звуки битвы, но память загорелась вновь, когда подводный зверь тронул корону мира.
Каждый день на один шаг выше становятся императорские  острова, с  каждым  метром  над морем – все  громче ревут ветра над башнями Европы. Живых зовет охотничий рог – встретить восставших императоров – восстанием героев!


СВИНЦОВАЯ ЭСКАДРА

Я – свинцовая эскадра безжалостных  туч! Во  мне – молот неба, лик просветления и молниеносного вихря! Что живет в нас? Не хотите ли посмотреть сначала на нас? Посмотрите и увидите, как я склоняюсь над вами, как глазницы облаков вцепились взглядом в каждую крышу! Как хороши они для того, чтобы бросать на них взгляды молний, чтобы громовые удары проламывали  эти презренные жилища! Пусть стекла звенят на асфальте, а для чего он еще годен, если похоронены воины моего столетия!
И потому смотрю я на вас глазами глубоко провалившихся в облака впадин, мой взгляд вмещает тонны воздуха и миллиарды тонн разросшегося гнева, спрятанного в громовых бомбах, несущихся с остервенением умалишенных к вашей земле! Куда бы ни метнулись искры от наших бомб, я вижу в каждом клочке подброшенной земли разорванное тело победы, которое подбирали мертвые в своих вечных убежищах! Каждая капля крови, что прежде сохла в нас, рвется к центру земли, к его огненному чреву. Так и нам досталась история, чтобы было о чем сказать языком стихии!
И не хотим спуститься к берегу мы до тех пор, пока земля не станет ровной, и кому тогда будет дело до того, чем она была раньше. Сотни теней побросали звезды в мешки туманов, потому спуститься с небес не желаем мы.
Но посмотрите на ночное небо,  кто-то шарит разорванными в клочья рукавами облаков по забытым просторам, может, кто-то ищет там своих павших, что затерялись в земле за столько лет…
Не меня ли потерял ты, друг? Тогда подними руку к небу, и залп с моего эсминца ударит  в неё молнией!
Спрошу я, таким ли вы представляли себе вознесение? И вы ответите мне не пустой прохладой надгробья, а испепеляющей    болью сшибающего с ног подвига. Я должен  вам сказать, чтобы вы крепче держались за свои души, что каждый день рвутся на подвиг из тела. Только презренный ищет в смерти отдохновения. И только герой знает, что лишь после смерти начинаются его истинные страдания, его  путь к  свинцовой эскадре!
Поднимись из пепла свинцовых облаков, чтобы жить в славе, но вернись туда, чтобы сражаться в наших рядах!
Неужели живущий живее нас? На сколько? Лишь на миг подвига? Но смотри, вся жизнь свинцовой эскадры –  подвиг. И этот миг –  пропуск в наш мир!
Я люблю этот час. Схвати что-нибудь с неба, рвани изо всей силы то, что прежде было крепко привязано!
Не бойся огня! Залп! Еще!
Ты увидишь, как огненная чума, эта старая ведьма, будет в безумии носиться по чердакам и крышам, как  станет бесноваться и корчиться в трескучих телах жилищ! Как начнет выть утроба очага, как  дым раскинется черным знаменем под вами.
Взгляните на землю! Там Истина мечется привязанная в огне, чтобы вместе с ней сгорела и надетая на неё ложь!
 Смотрите, как вытягиваются во весь рост высокие сосны, отдавая честь летящей в бессмертие эскадре!
Проплыви над миром, моя эскадра, мой небесный легион скорбящих и плачущих, моя армия громовых подвигов и сокрушительных побед!
Грохотом с неба начинается ваше пришествие, в пожарах оживает наша горячая любовь к миру. Мы живем в этих тучах, в их могучем свинцовом корпусе проносимся над спящими душами. Мы смотрим на землю, которую так любят те, кто не может жить без подвига.  Мы храним – для них –  грозовое молчание!


ГИМН ШТОРМА

Я плыву по синей реке на огромном корабле, увешанном флагами моей державы! Он вооружен и полон желания резать волны и даль! Вот почему и тебя я зову на этот корабль!
В тот час, когда все вокруг плывут на плотах и лодках, я приглашаю вас всех на сияющую палубу моего броненосца – он построен и плывет благодаря единству и любви миллионов усилий! И неимоверно прекрасно и почетно плыть на таком корабле! Мы дышим ветром силы, мы режем волны, потому что тысячи желаний слились со стальным носом машины, во чреве которой температуры скачут по шкалам всех изобретателей! Сияющие дула десятков орудий, готовых к бою, и разум, который правит их огненной волей, – остаются с нами во время всего плавания!
 Каждое утро мы слышим пробуждающий нас гудок! Так гудели наши заводы, но они еще ждут нас на берегу, а пока грохочут лопасти винтов, и благодаря их могучей философии пишутся труды по производству настоящих подвигов!  И как синий морской ветер, как сияние прохладного от воды солнца, звучат так необычно такие обычные слова, как  ПРАВДА, СПРАВЕДЛИВОСТЬ, БОРЬБА И СВОБОДА!
И с берега многие  уже готовы броситься в воду и плыть к нашему флагману.
Небо очищается над нашими мачтами,  воды держат нас во время шторма и бури, и наши флаги видят за много километров те, кто вновь хотел бы обрести курс и свою землю!  Наши флаги придают дали смысл! И на  заблудившемся  корабле уже соскребают ржавчину, покрывшую его гордое имя, и ветер уже шумит в остывших горнах.
Взгляните на наш путь. Он ведет к океану! Вспомните, во  что  вас  заставили прежде поверить,  –  в религию старых и высохших русел.  Но придется вам теперь выбросить свои прогнившие плоты, для плавания в открытом море они не слишком-то годятся. Но забудьте и прежних демонов туманов, они не защитят вас в свободной стихии океана, они слепнут от неохватности горизонта! Здесь новый бог поселится в ваших душах!
Да, мы любим солнце и ветер, но еще больше любим мы шторм и бурю! Уже сотни раз падающий с неба океан ввергал в оцепенение  бывалых моряков, но наш флагман, словно стена, вырастал из морской тьмы. На  открытой палубе – тонны  металла. Мы ждем сигнала!


В РУКАХ ПРОЖЕКТОРОВ

Народ собрался сегодня, чтобы посмотреть на свое отражение в небе! В небе люди хотели увидеть свой лик, полный полета и крыльев, и  пришли, чтобы единой душой обрести высоту будущего, найти потерянную веру в обретение площадей и пьедесталов. Потому здесь ждали меня все, кто вернул свои глаза на просторы собственной земли.
Все здесь пылали  огнем, но только в огне другого каждый мог видеть отблеск  собственного! Я заглянул в глаза каждому, чтобы понять, как далеко в мире зашли часы и минуты. Они зашли в самую глубь  даже горячих сердец, но я пришел, чтобы очистить их от назойливого времени! Пусть вновь почувствуют, как прежде  были огромным океаном, который нельзя утопить в суше!
А тем временем люди смотрели на небо, внутри которого металась пустота, окруженная в тысячах местах беспощадным сиянием прожекторов! Я ненавидел пустоту вместе с ними, но еще продолжал смотреть, как в темноте извиваются скользкие кольца,  бросая в людей куски черного пламени.
Без прощения и пощады, без зависти и страха, с презрением  и вдохновением  люди смотрели  на мечущуюся в огне тьму. Я видел, что они все торопятся вернуться каждый в свой дом и там устроить всем спящим и умирающим новое пришествие истории. В их руках били стволы света. Я знал, что  они не простят мне бездействия.
Электричество плясало у меня в руках, прыгало с провода на провод, мечтая поскорее впиться в медь и прокусить её насквозь смертоносным зубом высокого напряжения. Я стоял над людьми – они были подобны кроне тысячелетнего великого дерева, где каждый лист чувствует надвигающуюся бурю.  Я видел, что все они уже слишком готовы дышать накаленным воздухом, и их старая боль уже хрипит от страха быть поднятой на штыки прожекторов. Никто  теперь не мог говорить громче, чем тишина их грозного молчания! Я стоял над ними и видел, что звезды отражаются в их глазах,  и луна, и солнце, и   обугленные тучи. Мы вместе подпирали землю столбами  света –  в  священном обряде избавления от затмения!
Но прежде, чем ток проник в стволы гигантских ламп, я замкнул цепь на себя! 
Облака понеслись над землей, над реками и лесами навстречу ветру. Птицы взметнулись на старых соснах, луч звезды сверкнул в капле смолы,  бабочка распахнула крылья, ожил родник, роса упала на траву, дух луны вселился в историю!
Как тысячи атлетов рванулись к цели, как тысячи колесниц взметнули пыль, как сотни рук протянулись все к одному солнцу –  так заряд пронесся по медным жилам, и  широкие столбы света ударились  о высокие облака. И один за одним они, вооруженные и сияющие, проносились мимо восторженной массы, наполненные вдохновением сражения, и со всей силы ударяли во тьму. На своих огненных лучах они вонзались в раскаленное тело тьмы,  пробивали её в тысячах мест,  повергая в небытие прежние страхи и оковы.
В их ударах я видел очертания и заветные силуэты  будущих времен…
Когда тьма испустила последний вздох, прожекторы успокоились и медленно поднялись в небо и выстроились в ослепительную колоннаду. И я любовался тем, как радостные и великие –  люди гуляли под сияющими сводами, поздравляя друг друга, спасшие сами себя своей волей и победой. Они теперь вместе шли по аллее прожекторов прямо к зарождающемуся рассвету, вместе – навстречу своей возрожденной истории!


ПРАЗДНИК НА ВУЛКАНЕ

Мы поднялись на далекую вершину, чтобы встретить там рассвет нового дня, но рассвет подошел слишком близко,  и солнце потекло нам навстречу! Что может остановить ищущего солнце? Солнце может лишь само прийти к нему – ради сохранения своего величия! Мы не остановимся нигде, пока солнце не придет к нам, даже если оно будет течь под ногами. Мы взойдем на дымную вершину, и среди солнечных рек отпразднуем восхождение!
…Прошло много лет, слишком многим открылся секрет варения металла, и слишком много  клинков теперь в мире, но слишком разные люди отражаются в их блестящей стали. Оказалось, немало огня раздули ради лукавых  ножей, но стал ли хоть один из них – бесстрашным  мечом? И раздули ли столько огня, чтобы зажечь вулкан? Ножами теперь  стали срезать молодые  побеги, и повсюду боятся их. Но есть ли теперь же место, чтобы наш меч не стал  ножом?
…Мы шли на вершину ради солнца, и нашли его, оно спустилось к земле здесь, и в уютной ванне остроголовых вершин купается в расплавленных рудах золота и железа, серебра и меди. Разве мы не нашли сейчас Солнце? И теперь мы идем к нему на праздник!
Чтобы идти к солнцу, нужно отбросить все то, что сближает нас с ножом. Лучше уж идти с пустотой, чтобы  насытиться светом на вершине, чем нести  лживую остроту в рукаве. Так я советую всем, кто однажды уже отразился в миражах наступающих веков. Идти к солнцу надо сияющим, надо идти, отражаясь в благородном блеске мечей, в полный рост, шагая по облакам…
Ведь тогда ветры выстраиваются в плотную стену и дуют так сильно, что, пройдя по западному ветру, можно переступить на восточный, затем на южный, а потом по прозрачному полотну  северного ветра  можно долго идти по пути солнца. Это дорога для всех, кто думает так же, как солнце. И эта мысль теперь рождается все чаще: на лепестках облаков, в воздухе, которым дышат леса, она  видна в сосновых смолах  на рассвете. И если её еще нет в твоем товарище, возьми его на наш праздник, на вулкан. Когда он выпьет раскаленного золота с нами – на его сердце выступит смола, в которой застынет та самая мысль…
И разве мы не слышим теперь  гром? Пылающие недра  устремились навстречу солнцу! На этот звук слетаются самые великие, синие и черные, серые и белые тучи, охватившие не одно небо, клубящиеся в золоте вечернего сияния; смерчи и бездонные небеса, туманные галактики и пернатые кометы,  там дожди и ливни, и золотые светила, и земля тоже поднимается ввысь. Над твоей головой начинается праздник, неужели не этого часа ждала душа сражающегося?
Без праздника скучно  душе, привыкшей летать над битвами. Мы идем к солнцу на вершину, где золотая нога луча уже опустилась в кипящую ванну облаков. За занавесом дыма мы  не видим друг друга, но наши руки сцеплены крепко, а это значит, что нас не разлучить даже на празднике победы. Мы приближаемся, под ногами становится горячее, сердца бьются быстрее, и танец наступает сам собой.
 Мы подходим к вершине, в наших руках мечи, и в их блеске  отражается сияние могучего светила! Мечи прорастают сквозь горы и становятся   солнечными лучами, и вот уже сотни солнц освещают наш путь! Дай мне руку всякий тот, который шел сюда со мной, обними меня всякая та, которая шла сюда со мной! Я поднимаю солнечные лучи над  вашими сияющими душами, и пролетающее солнце играет на них новую песню!
Вулкан горит сильнее, мы подбросим туда еще побольше прошлого!
Смотрите, в огненном танце, вокруг солнечных озер с кипящим золотом, среди  пылающих небес, надев венок из молодых звезд, на вулкане, веселится с нами солнце!


В ОПЬЯНЕНИИ

Поднимись тот, кто прежде не знал, что есть желание битвы! Поднимитесь те, кто повергал вечность в руины, если там не было места для души героя! Встаньте те, кому есть что сказать кипящей стали! В опьянении мы будем, и не будем знать пощады!
На передний край выходим мы, чтобы поспорить с судьбой. Стальным вихрем мчащихся на нас лет  подкрепляем мы свои бешеные напитки! Мы гордимся самим правом быть гордыми! Мы – вечные триумфаторы! Мы оседлали  души моторов, острые языки войны поют о наших подвигах, и в вулканах выплавляем мы себе дорогу в вечность! И зовем к себе на пир, без стеснения и робости – всех павших за свободу! Мы зовем также крылатые души еще не родившихся героев! И это право мы завоевали в беспощадном опьянении!
Мы помним о том, что наш кров – продувают ветра случайностей. Мы знаем, что наши матери живут в страхе и волнении, мы вернем им радость и гордость.
Наши сестры и братья остались за линией огня, они во тьме бросают в землю семена будущих гроз – мы вернем им сияющее небо.
Наши предки сотрясают свои усыпальницы. Но лишь одно дает нам силу биться с вулканами, лишь это одно возвращает раненых с того света – наши прекрасные жены носят в себе детей – героев! И мы знаем, что поколение ушедших на битву дало нашей истории новое поколение – осознавших битву! В нем воскреснут те, кто пал сотни из сотен, кто выстоял один за всех, кто держал натиск едва вооруженным, кто презирал беглецов, кто сжигал побеги зубов драконов, кто   вселял свою душу в  знамя! И так бился – в опьянении!
В опьянении песни звучат яростнее и  рвутся наружу без границ и правил. Прекрасный напиток, он будоражит тело, и ты чувствуешь тепло в каждой клетке, будто снова обнимаешь оставленную за многие километры возлюбленную.
Выпей еще из  фляжки давно погибшего бойца, почувствуй, как твой старый товарищ спускается с небес в колеснице валькирий и поет с тобой песню огня и победы! Взгляни на горизонт, отблески взрывов сливаются с грозой, ветер сливается с запахом пороха.
Горят костры после давнего боя, но для того ты и выпил этого напитка, чтобы в опьянении собрать эти костры в одно пламя, чтобы из засыпанной воронки – сделать вулкан и выплавить в нем свою великую историю!
Посмотрим, кто бы не захотел жить в нашем новом сияющем городе!
Ради мира и света, ради забытых слов о справедливости и чести восстают наши сердца. Им не хватает теперь огня в этом мире, здесь лишь пыль от  старого пепла. Но –  в опьянении взгляни ты на себя в зеркало времени, ты   узнаешь в нем – победителя!
В опьянении мысли твои парят все выше и выше, поднимаются по винтовой лестнице дыма от костра – на вершину солнечной колокольни. Там ты расталкиваешь уснувший колокол, гремишь им на всю округу и видишь, как пробуждается твоя земля!
В опьянении тебе не страшно стоять на вершине, среди облаков, смотреть в упор на солнце и звезды. Ведь оно стоит того! Выпей еще огня! Пусть теперь закружится мир! На заре своего счастья, в опьянении смотрим мы на все вокруг! Так страстно, но так стремительно и беспощадно, пьяные от нашего предсказания, наливаем мы в золотые  чаши вулканов еще больше любви к жизни!


НА БЕРЕГУ ВЕЧНОСТИ

Из-за далекого горизонта показались белые паруса. А значит, для скал сегодня настанет день весеннего цветения, и камни покроются изумрудами возродившейся зелени. Сюда сегодня прилетят птицы.
Парус приближается ко мне. Не вершина ли это, не вершина ли наступающей суши, возникшей из пробуждающегося моря, или это вершина облака?
На берегу вечности хорошо отдыхать безмятежно, паря душой вместе с перистыми облаками, лежа на песке, когда возле  ног нежно шумит легкая волна какого-нибудь забытого тысячелетия. Здесь берег покрыт белым песком. Когда-то он был колоннами Греции, стенами Рима, а может, когда-то он был моим домом. Но теперь на солнце он лежит ровно и спокойно. И никто, кроме голубых волн, не тревожит его сон. Стоит только взять в ладони горсть этого песка, и сразу сквозь пальцы потекут годы чьей-то жизни.
…Хорошо, что здесь есть этот белый песок, потому что иначе я не смог бы отличить морскую гладь от неба. И птицы здесь не ищут корма. Они живут светом и воздухом – так высоко летают они, так легка их плоть, что  вмещает в себя достаточно стихии, чтобы жить одной лишь волей к свободе. Но  мы не завидуем им, потому что ни один из нас не захочет расстаться с даром  истории – пройти по ступеням окрыленных подвигов путь до неба. До того мига, когда песком станут и наши изваяния. До того мига, когда мы поймем, что песок, в который  обращаются  замки на берегу вечности, – это и есть   бессмертие.
Годы шумят, накатываясь на теплый и пустынный берег. И когда все, что ты видишь, – это небо и море, а под тобою лишь пядь песчаного берега, –  то ничто не может помешать смотреть дальше, во Вселенную,  чтобы видеть дальше лазури, чтобы еще кипящие звезды  вместе с волнами выкатывались к тебе на берег.
Прежде недосягаемые, они тихо шепчут, остывая в океане вечности. Возьми в руки звезду, подержи её над бесконечностью, пусть она просияет –  насколько хватит в ней света. И пусть из всего космоса на этот свет отзовутся грохотом рождающихся  планет миллионы галактик и туманностей. Пусть твоя звезда  сверкнет уходящим в черные дыры созвездиям,  и тогда и после их смерти  в космосе будет кому светить!
 Ради этого мига стоит хоть раз прикоснуться к небу. Ведь в океане вечности оно так же горячо, также много в нем ветра, несущего волны к некогда бушующим берегам.
Но теперь тишина парит над белым песком. Воздух  спит  и не торопится выпить воды из океана. Волны тихо накатываются на берег,  и  сотни эпох, миллиарды судеб и мыслей, о которых помнит вода, видны на берегу, и  песок становится сырым  от  воспоминаний. О, я бы выпустил на волю всех, кто теперь вынужден грудью волны бросаться на опустевшие берега, я бы вернул им вечность! Но разве они теперь расстанутся со своими волнами – ведь волны текут дальше горизонта, прямо в небо, дальше вечности.
Сон приходит, когда солнце начинает греть в полдень, и небеса превращаются в сплошной ветер, и луна растаяла в палящих лучах.  Облака касаются солнца –  и  расплавленный воск капает на берег.
Теплый берег полон миллионами надежд и мечтаний, ушедших в вечность. Крылья теперь мне нужны, как тем высоким птицам и облакам, но разве уже не лечу я? Разве во сне не отрываемся мы от берегов? Но ради этих берегов и бодрствуем мы, чтобы не потерять их из виду, чтобы из-за наших белых песков  поднялась вновь луна. Пусть вечно шепчет океан вечности. Пусть вечно этот берег плывет вместе со своим ветром и морем.
Парус несет мне летящая от горизонта волна. Или все же небо взошло само из-за своего горизонта?


НАШ ПУТЬ СЛУЖИТ ВЕЧНОСТИ

Летом, когда небо таяло на волнах, проливая на воду кипящее золото солнца, мы стояли и смотрели ввысь. Мы были дружны и вечны. Нам казалось, что мир был создан лишь для нас, особенно, когда удавалось брать в руки пролитое с неба на воду – золото. Мы жили, работая друг для друга. И то, что мы прожили вместе, я потом записал в книгу о ветрах нового времени.
Нам тогда казалось, что нельзя жить иначе, чем мы. Мы обожествляли все, что стремилось ввысь и любило небесные размеры, что стремилось развернуть всю свою сущность  навстречу неохватной душе горизонта, и мы презирали все, что не замечало этого! И потому-то история столкнула нас с обыденностью –  для того, чтобы проверить, насколько поглощены наши души романтикой не просто великого, но гигантского!
…Была ночь, когда я ощутил дыхание солнца над собой! Оно дышало близко, склонившись над самым моим лицом,  словно хотело пробудить дальше глаз! В этот миг в предрассветной темноте сами собою загремели затворы автоматов, а  над крышами наших домов пронеслись птицы с золотыми клювами. Ты спала тихо, и  я видел, как на твоих волосах играет  пролитое солнцем золото, как в твоих снах звучит утреннее пробуждение, и я испугался, что тебя разбудит другая песня, песня затворов!
Я всю жизнь помнил тот миг настолько отчетливо, что каждый раз лишь одно  воспоминание о солнце в твоих волосах растаптывало страх смерти! Потом,  спустя много лет,  однажды было уже давно за полночь, я смотрел на глаза звезд и сжимал в руках раскаленное, как твое любящее сердце, оружие. В темноте  полыхали дома, и они казались написанными  кистью разгневанного художника, но слишком жглась эта огненная картина, выливающая за старинную раму горизонта струи раскаленного золота.
Тогда я хотел тебе сказать, что из такого золота я ваял богов битвы и смерти! Теперь, когда прошли годы и над прогоревшими домами каждый день пылает зарево восхода и заката, я вижу, как опасно было не любить огонь, но как теперь важно любить его холсты!
Когда мы с тобой строили песчаный город на берегу нашей речки, мы также строили и мечту о великом мире, где места хватит только для высоких стен и глубоких рвов, где все мелкое будет изнывать от бессилия и ничтожества. Не мы сказали миру – мельчай! Мы лишь увидели, как он поверил в ложь о маленьком мире!
Но мы не знали, что и за мечту придется сражаться так же, как за обретение истины. Придется ненавидеть –  сквозь жалость и любовь, придется спасать –  сквозь веру в добро!
В то лето я много записывал за нами. Нам удалось главное – увидеть огонь мечты, понять, почему она загорается там, где пламя сердца сливается с пламенем беспощадного голоса оружия. И оказалось, что преданность тоже может быть беспощадная, испепеляющая, сражающаяся в окружении до последнего вздоха.
И когда нам сказали, что наша любовь мешает  мелкости мира мельчать и противоречит его мыслям и поступкам, –  мы взорвали старые дамбы!
И на волю хлынула волна, полная солнечного золота!
Мы вместе приняли клятву спасти мир от тумана, мы решили осветить и укрепить  основы мира факелами любви и свободы!
Плач звезд стал мне знаком снова, но также стал знаком и смех дальних галактик. Когда я смотрю на твою фотографию, все еще гремят пули в моем оружии, но еще громче поет гордость деревьев, которые ты посадила своими руками. Они стали большие, как мы любили! И рядом с ними живут и играют уже большие дети.
Даже когда не будет сил, когда меня покинут все музы, когда моя гордость прогонит всех их, и когда все мысли станут простыми и старыми, я всегда буду помнить, как ты пила золото, пролитое солнцем на гладь воды.
И я буду тогда поднимать с земли сухой лист и прикасаться к нему, как к твоей руке. И я буду знать, что по-прежнему пылает твое сердце навстречу моему поющему оружию, его преданным металлу патронам. Я буду бежать навстречу дикому полю, потому что в нем живет душа  гигантского романа! И мы написали его с тобой – своими сражениями, и здесь еще пахнет заревом свет безоблачного неба.


НОЧНОЙ ВЕТЕР СТАРЫХ ДРУЗЕЙ

Ветер дотронулся до пожелтевших листьев, и они ожили, словно весной, когда тот же ветер приносил запах с расцветающих полей. Ночь дышала свободно всей грудью небес, она дышала холодным и свежим ветром, который летел от могучих северных берегов, окрыленный их свободой и просторами. Ветер пробежал по оставшимся  листьям, и  бледное сияние луны шевельнуло их. Ибо – в миг свежего ветра и холодных небес с летящей луной – наши старые друзья вымаливают у листьев всего несколько шорохов, чтобы вложить в их шептание  голос памяти.
И тогда сквозь далекие, неизмеримые поля небесных гладей летят лучи   лунного ветра и пробегают по опавшим листьям, как  живые. И  мир  начинает кружиться вокруг подпирающих небо деревьев, и  листья шепчут заветные имена.
Время притаилось теперь среди опустевших веток. И в каждом листе, что еще держится за ветку в чуть слышном ветре, теперь играет оторвавшийся от луны, посветлевший луч света. Когда-то прошлое убежало отсюда по опавшей листве, теперь настоящее замирает перед памятью о грядущем.
Но слова, сказанные для вечности, никогда не покидают ее! Они живут в  игре теней на деревьях в моем саду, в прозрачных бликах на моем окне, когда луна проносится сквозь звезды и сбивает их, и они падают и запутываются в облаках.
И когда дышит северный воздух, когда приносит он запахи далеких  вершин, тогда  оживает память вечности, и шагают по опавшей листве наши старые друзья – все те, кого мы мечтали увидеть столько лет.
Мы помним всех, кто знал, что выразить совершенное нельзя, кроме как восторженным молчанием. И они молчали, произнося лишь имя каждого опавшего листа, потому что  знали  все о каждом – с самого рождения под горячим солнцем весной. Но теперь – под опадающими лучами осенней луны – они  уходят в ночь, шелестя и перешептываясь с тенями и отсветами. Даже молчание замирает  на миг, и тогда  слышно, как  свободно, без единого шороха, прыгает с одного листа на другой  старый дух деревьев, отбрасывая  тень на  застывшее небо. Но ветер   оживляет уста опавших листьев,   и тело согревается  теплом преданных нам – на всю вечность. И старый дух    говорит к созерцающим  невыразимое.
И вот настает миг. Тени сгущаются, отсветы дальних фонарей придерживают их, чтобы они не упали в ночь. По  шороху листьев, по  звукам  шагов мы узнаем друзей, оживших в эту ночь ради нас всего на несколько мгновений. Они идут к нам по опавшей  листве, потому что  самый широкий путь в самую великую вечность устлан такими же листьями – и так же шуршат они, когда галактики проносятся поблизости, обдавая их огненным ветром, наполненным миллионами пылающих звезд.
Мы видим вас, пришедшие к нам из вечности. Мы видим вас, мы помним ваши шаги и то, как легко узнаем вас по шороху бегущих к нам листьев. Одним воздухом невыразимой истины, одним лунным светом  дышим мы. И когда вы стоите здесь, едва касаясь сухих ветвей, держась за отблески фонарей, мы еще больше верим в бессмертие ваших душ.
…Далеко-далеко высится в самое небо, тянется звездный путь. По нему уплывают навсегда облака, по нему ночь проходит, обращаясь в сияние дня. Но вы с нами – и потому мы знаем, ради чего приносит северный ветер запахи с далеких вершин, ради чего пылают рассветами бесконечные горизонты. Все ваше бессмертие – ради этого невыразимого мига земной жизни!
В нежном, освежающем ветре тихой ночи, под светом далекой звезды я касаюсь последнего зеленого листа на старой березе возле своего дома. Я полон  гордости и радости за нас – лучших старых друзей.


УХОДЯЩИЕ ВО ВРЕМЯ

Осталась позади нас опавшая листва вместе со своим прозрачно-голубым небом, солнце повисло над временем, нежный свет падает на землю из прошедшего, из ушедшего навеки. И теперь мы смотрим – на себя, тихий свет проходит сквозь нас, нет больше того тела, в котором жило будущее. Будущее сбылось, мы сбылись вместе с ним.
Сколько было их, чудных мгновений, когда исцеление от усталости приносил свежий ветер, полный надежд и неба, и когда все эти надежды сбывались, когда мы видели их сбывшимися, не было ничего прекраснее, чем поверить снова в растущий столб света в закатных отблесках. Прошли мгновения радости, но они прошли достойно, лишь теперь мы чувствуем тот вихрь времен, который они закрутили вокруг всех событий. Для них мы оставили много места в своей радости, там они будут жить вечно.
Все, что было в нашей судьбе, стоит того, чтобы больше не повторяться, чтобы остаться навеки в камне и мысли. Ведь это не кажется таким несбыточным, все великое больше не повторяется, лишь даря силу памяти всем, кто прокладывает молодую дорогу. Мы станем духом, воодушевлением, вдохновением. Мы не должны бояться этого.
 Мы говорили, что обязательно победим и ждали, когда нам объявят о победе. Прошли годы сражений, в которых мы доказали, как велика в нас память истины. Теперь, когда мы стоим у холма, объятого огненным океаном неизведанного, но манящего и полного зовущего смеха, мы видим, что на всех башнях, которые сотни раз падали под натиском веры в бессмертие, гордо возвышаются наши знамена.
И теперь мы победили. Там, где свинец не смел пронзить сердце сражающегося, он прорастал в благодатной почве вечности. И на всю вселенную вился душистый плющ, и в каждом его цветке жила любовь к павшим, в каждом листе была воля к возрождению. И небо, обвитое зелеными листьями, распускалось звездами над угасающим небосклоном. Так помнит нас незабвенная истина.
Ушли часы, когда будущее нужно было завоевать, когда в непростой битве мы не боялись кричать всем в уши о слезах, падающих из пробитых душ, мы кричали всем, что, прозрев лишь на миг, больше нельзя засыпать спокойно, мы кричали, что,  обретя дар речи, больше нельзя жить молча. И нельзя жить, если слова не находят воплощения.
Каждый наш шаг, наполненный состраданием, в то же время сокрушал сострадающих повсюду. И ненавидел чужую жалость к себе под лживой маской неравнодушия. И это ушло на века, на века осталась в истории огненная вспышка нового чувства, она до сих пор наполняет пространство, вытесняя пустоту. И те, в ком еще гнездятся забытые светом пустоты, непременно наполнят свои источники сотнями пробившихся родников и грохочущих водопадов!
Мы сражались против бесславия и безвестности. И мы те, кто понял, что все это – ужасающие пороки. Они способны убить гораздо быстрее и мучительнее, чем даже самая кровавая бойня.
Мы боролись против гладкого моря, потому что при штиле никогда не проверишь крепость своих парусов и не узнаешь, чего стоит твой флагман. Ведь по спокойному морю плавают лишь те, кто боится шторма, но наш мир будет очищен от боящихся. И молниями будет скреплен союз скал и нашей героической воли! Тот, кого ветер несет выше к небу, увидит все наши поля, на которых пали миллионы отважных, он увидит, как сияют ночью цепи вечных огней и подпирают небо свободные обелиски. Бессмертие уже идет к воскресающим победителям.


ВЕТЕР БУДУЩЕГО

Взгляните на свою историю! Разве не вышла она из греческих морей? Разве не родилась она из головы олимпийца? Разве не северный ветер закалил её веру в победный возглас? Разве не достаточно сил у неё, чтобы повелевать волнами?
 ДА!
Слышите, как ответ этот звучит над нашими головами, слышите, как в нас оживают мифы о вечных героях?
С греческих морей дует на нас северный ветер. Когда-то Рим, преемник Греции, впустил в свою историю южный сырой ветер. Где был тогда Гомер, чтобы развернуть барельеф римской эпопеи с ее жаркими баталиями в северную  сторону, где был его Ахилл тогда? 
Рим принес себя в жертву будущему, упав на свое прошлое всем телом. И тогда во всех реках Европы отразились сотни сверкающих звезд – то была подаренная грядущему бриллиантовая диадема Рима.
Еще видны  на  прибрежном  песке  павшие статуи – они пали от рук тех, кто думал, что сумеет сделать лучше. Но даже подобных ТАКИМ – не сделали. И нас всех обманули, сказав, что новое искусство –  после гибели прежнего –  вернет людям их свободу. И этот роковой обман оставил нас без аллей славы.
Но этот же обман дал нам в руки право действовать! Действовать – на благо истории! И не просто действовать, а еще и с характером рассерженных вечностью! Только сильный характер, поставленный на мускулы масс, помогает своей эпохе выстоять, на невидимых плечах атлантов возводя колонны самопреодоления.
Но нам не жалко павших,  гордость за них чувствуем мы. Волны одна за другой сметают с пути истории все, что не оставило в ней следов. И все, чем не гордится  суровое море, падает под его волнами. Оно предлагает всему, что создано и живет, два пути – выстоять или исчезнуть. Но  радость мы испытываем от сознания того, что в мире есть твой характер, который уже наполняется ветром будущего, характер, которому суждено попасть на вершину – к орлам и звездам. И оттуда смотреть и видеть, как море, услышав тысячи лет назад стихи Гомера, повторяет их  теперь всей своей глубиной.
Потому наполни свой характер северным ветром, ведь он дует с греческих морей. Выстоять сегодня нам надо, давно ждут нас  забытые в песке мраморные изваяния.
Действовать… дальше действовать будем мы!

2005-2008 гг.



ВРЕМЯ ДУХА

ЭССЕ О ПОДВИГЕ


ЖИВИТЕ ВО МНЕ

Прошло полгода с тех пор, как я упал здесь, как здесь сгорели мои крылья, и теперь они медленно покрываются снегом. Я сижу здесь, среди деревьев, меня ищут, но я не хочу возвращаться. Меня вернут туда, где крылья переплавили на гусеницы. Только ползать?.. Нет! Я привык, чтобы моя кровь вскипала в кабине на высоте, при чудовищных перегрузках!
…Это было давно отсюда. Мы бились насмерть, облака стояли перед нами, как колонны, среди них мерцали маяки звезд. Ночь не была помехой, все было видно при свете стальной луны, мы летели навстречу друг другу. И прямо перед собой я  увидел запотевшее стекло. Там тоже кипела кровь!
Но это было так давно, отсюда теперь совсем далеко и невозвратно! Я просидел здесь уже полгода, каждый день варил еду, плавил снег и смотрел, как крылья моей машины превращаются в бесформенные холмы. Мои карты устарели, землю с тех пор перечертили заново, пока я думал, что  смогу выбраться из этого леса. И где теперь жить моим крыльям? Конечно, ведь внизу боятся, когда кто-то смотрит на них с высоты! Да еще сквозь запотевшее стекло!
Ах, это было так опасно для их жизни, для их скучных чистеньких двориков и огородиков! Они боялись, как бы гроза не прилетела вслед за этим рокотом!!!
…Я помню, мы тогда бились насмерть. Часы напролет, без сил и топлива, выжимая остатки мощи из своих стальных сердец, на пределе, который и теперь лишь снится видевшим это вершинам звезд! Я не забыл, как я взглянул ему в глаза, сквозь запотевшее, разбитое, окровавленное стекло. Он пожелал мне удачи! Он падал и, упав, взорвался. С тех пор я много думал, ведь если бы я не подбил тогда его, нас было бы здесь хотя бы двое. Тогда я лишь улыбнулся его пожеланию, а теперь мне нужна и в самом деле та самая удача, которая вся выгорела в том нескончаемом бою!
Ножом я вырезал на дереве картинку того боя. Я нарисовал себя в облаках и его, падающего в пустоту. Хотел бы я заглянуть в его кабину теперь, может быть, мне принесла бы удачу обгоревшая фотография его невесты! Или может, у него были новые карты полетов! Этому бы я тоже порадовался…
Но я и теперь помнил всю свою молодость! За её повторение стоило бы отдать сотни звездных лучей,  в них я вновь вижу вихри и запах сгоревшего кислорода, и разрубленный воздух.
Битвы нельзя забывать, это было тогда так, как уже не будет никогда. Издали я видел, как вершины гор выстраиваются в колонны, как солнце и луна меняются местами, как орлы прямо в воздухе разрывают на части замечтавшиеся облака, и как они проливаются на землю заживо. Я видел, как вулканы начинают закипать, когда в них падает воск от вечернего солнца! И я знаю, что это так больше никто не увидит!
В кармане моей куртки до сих пор лежит письмо от одного мальчика. Однажды он пришел на аэродром, он стоял вдалеке, но лишь его глаза я увидел среди многих. Я понял его всем сердцем, я почувствовал, как он радовался тому, что увидит, как стальные сердца врываются в небесную плоть! Вихрь от моторов теребил его светлые волосы, и я знал, смотря на него сквозь отблеск своего стекла, что он и вправду видит, как несется топливо по шлангам к самому огненному двигателю, как волны воздуха  между несущихся лопастей рождают тайфуны,  как патроны тянутся по лентам и спрыгивают прямо на рассерженный боек и  с огненными хвостами  уносятся в небытие!
Я перечитывал  это письмо много раз при свете потухающего костра. Маленькая рука старательно выводила правильные буквы. И на старой бумаге уже почти ничего не видно. А он просто просил пролететь над его домом, чтобы мама поверила в то, что летать все-таки возможно.
Во сне я часто вижу, как я собираю всех своих товарищей  и всех, кто верен небу. И целая эскадрилья, обхватив все небо, проносится над маленьким деревенским домиком, и  летит, летит и не заканчивается, звезды сверкают в небе, а солнце и луна по-прежнему меняются местами, прыгая по заснеженным вершинам! И проснувшись внезапно от этого сна, я все же улыбаюсь, потому что я верю, что тот, кого я сбил полгода назад,  был все-таки не он.
Время идет беспощадно, безжалостно  уводит со света одних и приводит других, оно не спрашивает погибшего, как он жил и чего добился.
Проклятое время! Даже когда гибнет герой, оно кладет его вместе со всеми! Ночью я встаю в поту и, схватив горящий прут, начинаю размахивать им во мгле. За ночь вокруг меня собираются толпы призраков, и я разгоняю их, чтобы не  видеть лица, на которых застыл лицемерный, ухмыляющийся, свирепый оскал предательства! Время предает всех, кто верил ему! А мы-то все думали, что будем жить всегда…
Много таких мыслей родилось возле застывших в снегу крыльев. Но иногда я все-таки поднимаюсь на вершину горы, пробравшись сквозь заснеженные ели и сосны, я достигаю самого верха горы. Здесь я снова вижу весь небосклон. А под ним вижу тонны бликов и отсветов. Там живут те, кто забыл, что когда-то для них герои придумали крылья и небо!
Сегодня я опять разожгу костер, забыв, что я здесь уже давно, я вновь прочитаю письмо от того мальчика, грея руки у огня, бережно сложу его. И  засыпая, я вспомню его взгляд сквозь запотевшее от солнца и высоты – стекло истребителя!
А пока я стою здесь один, смотрю вверх, в небесную даль, и снег тихо падает мне на лицо из черных облаков ночи. Я помню вас, мои друзья, во мне живы те, кто умер за истину, кого предало время, оставив в забытьи. Я помню тех, кто знал, откуда рождается солнце, кто знал, что и просто луны достаточно, чтобы читать бессмертные произведения, даже сочинять их.
Я помню сражавшихся со мной за одну правду, и в моем сердце вам стоит вечный памятник, который умрет лишь вместе со мной! Живите во мне!
 

ВРЕМЯ ДУХА

Взгляд чёрного человека стал последним, который уловил Есенин перед своим вознесением в бессмертие. Не увидел ли Есенин грядущие войны, не чувствовал ли в дыхании горячих нив – запах гари и смертоносного огня?
Дикого чёрного коня оседлал этот золотоволосый провидец, он увидел бездну и больше не мог усидеть на обезумевшем от грядущего горя скакуне. И Есенин гордо принял свою судьбу. Есенин остался непокоренным ничьим духом, он остался в истории тем, кем сам хотел себя видеть, кем хотела видеть его Русь. И его борьба за истину, которую нёс он в сердца обреченных на войны, стала его нерукотворным памятником.
Но история началась с рассвета над тучными нивами и с голубого неба. История началась с запаха свежеиспечённого хлеба и теплых стен деревянной избы. Здесь впервые гордый Пегас, паривший в облаках над Олимпом, прибрёл к тихому крестьянскому дому. Здесь впервые крылатый красавец ткнулся в плечо Есенину и пошёл с ним по его бескрайним полям. И это было судьбой Есенина и судьбой поэзии великих двадцатых годов.
Осторожно, словно доставая из бабушкиного сундука старинную игрушку, Есенин медленно разворачивал историю мира в Великие двадцатые годы. И склонившись над этим ларцом, он видел, как мир меняется, как тучи разбегаются, и взору поэта предстают настоящее и будущее. Есенин зачарованно смотрел с невидимых высот, как его Родина прорастает из-под векового бетона, обретает стройные формы.
И вот уже армии Тухачевского маршируют, сметая дворянские усадьбы с бездушными мраморными статуями. Есенин видел, как люди в его стране  перестают гнаться за богатством, он видел, как дух торжествовал, как народ слился в единую волю –  волю труда и всеобщего достоинства, как его народ вырывался наружу, ставя наперекор чванливому западу добытую в кровавой борьбе правду взаимного добра и помощи.
И всё это Есенин видел в огненном шаре мировой судьбы. Ему одному тогда была подвластна неземная грусть мудреца, случайно увидевшего грядущую истину. И он молчал о будущей крови, молчал о расправлявшем свои крылья горизонте трагических событий века наставшего. Об этом он мог только потихоньку шептать  своим берёзам и своим нивам.
Потом Есенин писал строки, наполненные мощью и силой, которые он черпал из рек и озер  своей Родины, а в это время начался великий и неповторимый Штурм Неба, когда раскалённые моторы врезались в прежде недоступный небосвод, а лётчики стали богами при жизни.
И не было ни одного человека во всей стране, кто не мечтал бы взмыть под облака.
И Есенин понимал всех этих людей. Ведь он уже не раз был в небе, уже не раз возносился со своими птицами и парил среди облаков, подобно серебряным цеппелинам, охватившим всю Европу.
Но чёрный человек был силен. Он родился задолго до Есенина, он сумел избежать Пугачёва, обманул Анну Снегину, вернулся из Великого похода. Он не был одним из 36-ти, прошёл невредимым через страну негодяев и встретил Есенина в холодном декабре 25-го года.
Они стояли друг против друга. И как неизбежный рок, взгляд чёрной мглы лёг на Есенина. И тут же его золотые волосы покрылись инеем, так дьявольски похожим на вулканный пепел. Холодом, вечным холодом веяло из грядущих годов.  Есенин из последних сил швырнул трость в это чудовище – объявляя   войну будущему и вступаясь за нас.


МАРШ ЕСЕНИНА

На Руси тогда было еще темно. На крыльце послышались шаги. Внутри люди шептались, боясь, что из темноты к ним придет что-то страшное. Но когда  дверь скрипнула, и все замерли – в избу вошел Есенин, со свечой в руке. И теплый свет березово-зеленого пламени осветил его лицо. «Русь услышала меня! – сказал поэт. – А знаете, в раю нет такой избы, нет окна с небом и нет моего старого коня. В раю нет Руси. А значит, я остаюсь здесь! Навсегда!»
Так сказал поэт людям, которые не очень-то слышали его, а просто радовались огню в доме и торопились раздуть печь, накрыть для гостя стол.
Мерный свет от свечи, которую принес с собой Есенин, перепрыгнул в низенькую печку, оттуда в лампаду, и вскоре лицо поэта стало видно всем. Люди усаживались за стол, Есенин тоже сел с ними. Простая еда и глубочайший смысл земного бытия лежали, казалось, рядом, возле ломтя с хлебом, возле деревянной ложки – на старой скатерти. И люди, обрадованные тем, что этот незнакомый человек принес им свет в дом, расспрашивали, откуда он пришел в такой поздний час, да еще в такую стужу.
Поэт был грустен. Он лишь кивал головой, но видно было, как неспокойна стала его душа. И тогда Есенин, взглянув в черную даль в окне, сказал: «Берегите огонь, люди, спасайте его в своем сердце. Там, куда заглянул я, – огонь уже превратился в адский пожар, летящий на крыльях черного дыма, что как смерть стоит на ногах обугленных печей. Там, куда заглянул я, – свечи не горят, там – горят избы! И я увидел это. И тот, про которого написал я, тот черный, стоял там и махал мне своей обугленной рукой прямо из огня, но на лице его, покрытом сажей, сверкали ряды оскаленных в мерзкой улыбке – кровавых зубов. И там, в моей деревне… Он стоял и там. Но этот черный, вернее, эти черные – стояли повсюду. Повсюду ходили они и хохотали, наматывая на руки накрахмаленные скатерти, поджигали конюшни с живыми конями».
Но здесь поэт остановился, потому что увидел, что мальчик, который лежал на лавке, горько плакал. И все смотрели на гостя с тоской и необъяснимой грустью. И Есенин подошел к ребенку и обнял его. Мальчик горько плакал ему в плечо. «Не бойся, он не придет к тебе  и к вам ко всем. Ведь там, куда заглянул я, перед тем,  как … прийти к вам с этой свечой, я был уже с вами! Не бойся и не плачь. Черный человек боится света свечи, лампады, сердца. А я буду с тобой. Когда ты выйдешь в поле, то в шелесте колосьев я еще раз прочитаю тебе свои стихи, я плотной стеной ржи закрою тебя. И когда ты ночью будешь пасти коней, я подложу веток в твой костер».
Старуха в углу тоже начала плакать, но молодая красивая женщина успокоила её.
Есенин же все смотрел в глубь декабрьской метели. И там, в этом окне, Есенину показалось, что кто-то идет за ним, чья-то воздушная поступь ложится на кружащиеся хлопья снега. И Есенину казалось, что его рожь колосится  сквозь эти сугробы, что конь его не убежал, а стоит у коновязи,… но только старая уздечка болталась на ветру неподалеку.
«И смерть мне тоже приснилась, –  сказал поэт. – Но только в этой гулкой ночи нет моего коня, а в руках лишь старая уздечка. И черного коня привели небеса вместе с этой непроглядной мглой. А где я сейчас? Кто глумится надо мной?»
Есенин стоял в комнате, и все уже ложились спать, приготовив гостю единственную постель. Но только тот ребенок не спал, он долго стоял возле Есенина и потом тихо спросил его: «А там, куда заглянул ты, там останется моя мама?»
…Вихрь несся по грохочущему будущему. И теряя сотни своих родителей, грядущее с диким криком врывалось в настоящее. Марши грохотали по земле. Падали города, тонны металла плавились заживо, земля текла, будто море, и черный океан бушевал в берегах притихших морей. Империи привязывали небо к штандартам, а люди вырывали свои сердца, с презрением и духовным величием бросая их к ногам новой веры.
Прошли годы, засохла кровь, поросло травой неистовое небо. А свою истину Есенин оставил в русской избе, рядом с ломтем хлеба, на простой деревенской скатерти.


ПЕСНЬ ГРАНИТНОГО ВОИНА

Сегодня ночью в оглушительной тишине заповедной рощи опять грохотали  взрывы.    И птица опять взмывала с криком в черное то ли от дыма и копоти, то ли от долгой ночи небо. Сегодня  гранитному воину  опять снилось,  как сквозь толщу времен пробиваются выстрелы, как кричат обезумевшие от страха птицы, как стонут  раненые, как застыли навек убитые. Как теперь гранитные, бронзовые,  бетонные, с именами и без имен вслушиваются они в  непроглядную мглу  прошлого, где   все еще вместе – живые и мертвые. Там,  в окопе, объятом черным ураганом развороченной земли, они помнят  каждое горячее дыхание,  они помнят и тех, кто вырвался из черного смерча,  и тех, кто остался навсегда в той роще... до конца удерживать позицию.
Скорбный сон гранитного воина, в котором смеются, еще живые,  его погибшие друзья, крепко держит наш мир на краю пропасти. 
Потому сон и не заканчивается. В нем каждая душа боролась за историческую справедливость, все – пехота, танки, самолеты –  шли в одном ряду, сливались в единый гигантский организм, несущий на плечах застланное дымом небо Победы. Но сегодня этот сон  вырывается из гранитной груди,  чтобы пробудить сердца тех, кто еще не проснулся... Или дремлет безмятежно…
 Так  совесть эпохи  живет до последней капли крови, защищая свой последний рубеж. Она борется со временем, не давая забыть тех, кто стоит за её спиной. Она клянется не застыть под пыльным слоем обыденности! И потому она кричит о каждом, и нет ни одного, кого бы не знала она...
Заглянем  в глаза гранитных воинов – и увидим каждый свою глубину в давно минувшем. Биение живого, трепещущего сердца слышит чуткая душа, когда взгляд останавливается на стальных мускулах танковых гусениц, когда рука застывает на сжавшемся от напряжения лафете орудия, когда нога ступает на землю, несшую  наших воинов в Великое победное будущее. Будущее, которое и сегодня по-прежнему ведет вперед. И из этого будущего смотрит на нас великая Красная Армия.
Когда-нибудь мимо гранитного воина пройдет и последний оставшийся в живых ветеран Великой Отечественной...  Ему тоже каждую ночь снится  черный окоп, и крик раненой птицы не  дает покоя его сединам. Они взглянут друг другу в суровые лица…  И слабеющей, но все еще твердой походкой  последний ветеран прошагает через  ту заповедную рощу, в которой  до сих пор удерживают позицию его погибшие друзья, в которой  из последних сил сжимает винтовку мой восемнадцатилетний прадед Миша, –  прямо в победную весну 1945 года. И мир вновь увидит, как великая радость ворвалась в сердца миллионов людей   после долгой ночи ужаса.
Наша торжествующая победа имеет  большой метафизический смысл. Она принесла миру новое ощущение самого себя. И если такая самоотверженная битва шла за право жить свободными, значит,   такая   жизнь  стоит того, чтобы за неё можно было так бороться. Наша победа показала, что тот, кто ставит перед собой цель определять, кому жить, а кому нет, – сам оказывается предопределенным, а его судьба – предначертанной. И от нашей грандиозной победы зажглись сердца миллионов людей, борющихся за правду жизни. Но самое главное, мы показали всему миру, что справедливость не только должна, но еще и может победить. Из непомерной толщи жестоких времен пробился зеленый и сильный росток человеческой справедливости.
...Черно-белые лица смотрят вопрошающе со старых, потускневших военных фотографий, и на месте боя в той заповедной роще  еще можно найти почти истлевшие кости, измятые фляжки, пробитые солдатские каски –  черные не от времени, а от того, что у смерти нет другого цвета. Переход из белого в черное, как переход из света в тьму, из  жизни в смерть – был чудовищно простым, и в трагическом   вопросе  застыли лица на далеких фотографиях.
Эти лица запомнили деревья, небо, земля. Но словно по воле злобного тролля из чужой сказки имена их будто бы закрыты в заколдованной табакерке, спрятаны от истины наших дней. Другие люди говорят о другой славе и подвигах,  совершенных кем-то, где-то, неизвестно зачем и почему. И благородные лица советских героев захлопнуты в дьявольском сундуке, будто их и не существовало вовсе. Память о них  бросили в брянском лесу, где лишь суровые стволы деревьев возносят к небу песни об их подвигах. И докричится ли в ветреный день суровый лес до  припорошенных беспамятством сердец?
Потому не может уснуть гранитный воин. Великие события не могут и не должны застыть в камне, они не должны остаться лишь выбитой на граните строчкой. История будет говорить с нами языком великих подвигов, как бы ни хотелось кому-нибудь услышать другой язык, и  гранитный воин расскажет прожженную военным огнем повесть. И эта повесть начнется с шума ветра в суровом брянском лесу.
И тогда в закатный час чуткому глазу покажется, что обугленное облако на горизонте  – это  чаша смертной доли павших героев. И луна взойдет кроваво-красной над местом их гибели, и туман ляжет, накрывая их саваном вечности.
Со дня  нашей  Великой Победы прошло уже немало лет. Но мы и сегодня ищем вокруг и внутри себя  воскресения той победной радости –   как оплота в душе, как ищут мост, по которому  можно  не побояться пройти в новое будущее. Будто бы сама история сковала воедино вчера и сегодня, чтобы явить нам истинный смысл происходящего на земле. На земле, где птицы вечно ищут мирного неба...
Но еще кажется, что угли с пепелищ и пожарищ той ужасной войны кто-то злобный разбрасывает  по миру. И там, где они падают, мир будто бы возвращается  в 41-й год с его роковыми судьбами и обреченными жизнями. И вновь полыхают дома, и вновь плачут матери, потерявшие своих детей, и вновь ревут боевые машины.
 И этот гул сливается во времени с  арией Великого плача по погибшим.

Но ночи стали темней сегодня. И тяжелое дыхание ветра, и свинцовые крылья облаков, и суровое молчание горизонта возвещают о чем-то.  Будто бы вновь ревут моторы, застывшие затворы ружей будто бы снова щелкают в тишине времени, будто бы вновь гремят солдатские фляжки и стальные каски. Долгая темная ночь... Солдаты Великой Отечественной... Их много, они стоят за стеной прошлого, и мы слышим их голоса. Но что это?  Ропот? Возглас? Мольбы?  Так мы стоим   у этой стены, скованные трагедией своего времени, и готовы ли мы еще услышать зов Родины-матери?

И мир проснулся в ожившем сне гранитного воина, разбуженный грохотом снарядов в тиши незабвенной рощи. И Великая Память уже стоит в дыму с Великим знаменем Победы.
Вчера сквозь толщу времен пробивались выстрелы, кричали раненые и горько падали на землю  убитые. Но сквозь черную мглу прошлого испуганному миру, сидящему в разрытом окопе,   кто-то в выцветшей от пота гимнастерке   протягивает мужественную руку. И она ведет мир сквозь черный ураган смерти под свист огненных пуль и осколков. И мир, как ребенок, трепетно прижался к широкой груди Советского воина – Спасителя!


БРОНЗОВАЯ СКОРБЬ

Когда ждали мы наш самый главный, наш святой праздник – День Великой Победы – весь мир облетели кадры: спиленные бронзовые сапоги памятника советскому воину-освободителю в Эстонии. Мы долго наивно верили, что ни у кого не поднимется рука на святотатство. Поднялась… Распилили не металл – жёсткие зубья вновь прошли по душе и судьбе мира. Мира, за который пали на земле Европы простые советские солдаты.
 
Меня распилили, черной бомбой оторвало мне ноги и руки, а моя земля осталась под прибитыми к земле ступнями. Меня вырвали из рук вечного огня, а потому этот огонь станет вечным знаменем моего бессмертия. Я умер здесь однажды, второй смерти не будет!
Я пришел к тебе, моя теплая и святая земля, ты нежно обняла меня, дала приют мне, когда я упал всем телом на твои травы. Тысячи умирали вокруг, и всех нас ты спасала от холодных небес, согревая одеялом сухих трав и падающих солнечных лучей. В наших глазах навеки осталась ты, наша земля, твои просторы и твои раны от вонзающихся в твои руки и ноги снарядов. Тебя мы увидели последней, значит и ты тоже наша родина, наша вечная   земля. Тебя не покинем мы никогда, скорее небеса упадут перед тобой на колени, чем хоть один из нас сдвинется с места.
Наш бронзовый фундамент сливается с бронзовой скорбью на широких плечах! Из темных недр тянутся тысячи рук к этому фундаменту, они вцепились в него так крепко, как когда-то держались за боевое знамя, за хрупкую стену траншеи, за каждый метр этой земли. Много наград на груди воина, но будет там скоро и еще одна –  из настоящего сплава народного духа – за оборону родной земли!
Мы все упали здесь, мы не заметили, как умерли, нам об этом никто не сказал. Живые считали нас убитыми, но мы здесь и поныне стоим вместе, все те же лица, те же знамена. И тот же враг, подкрадывающийся ночью.
Те, кто вернулся домой, слава им, они жили в мирное время. Но мы не вернулись в свои части, нас никто не отправил домой, мы еще никому не сдавали оружие, никто не списал нас! Мы –  действующая армия! Огонь наш горел все эти годы, горит он и поныне, полыхает он в наших сердцах. Ночью мы согревались возле него, а теперь он рвется на бешеном ветру, волнуясь и взывая к походу.
Вера моя жила все эти годы в скорбящем взгляде бронзового воина. Как и он, я разрезан вместе с моей землей, руки мои –  мои травы и степи, ноги мои –  мои дороги и горы, их больше нет у меня. На фронте просил я всегда сурового бога войны, чтобы не стал я безруким или безногим, чтобы смерть нашла меня на вершине духа и подвига. Сбылась моя вера тогда, но теперь я лежу в земле и кричу до самых небес от черной боли, когда выворачивают из меня пласты сырой глины, когда тело мое растерзали. Марш гремит в моем сердце, рвется на части все внутри меня. Я встаю из земли, меня поднимают руки травы. Нет у меня теперь рук, чтобы держать автомат, как нет рук и у моей земли, чтобы подняться, я тащу сам себя и свою землю  за старую плащ-палатку туда, где лежит он –  распиленный и связанный проволокой.
Кто связал тебя, вечный товарищ, неужели даже такого, без рук и без ног, еще  боятся они? Боятся, что в ночи услышишь ты гул павших, сотрясающий недра, поднимешься в рост, какого не видели еще живые, сцепишь зубами нашу  разорванную землю так, чтобы прижались друг к другу кровавые раны, чтобы плакали они друг другу в лицо. Поднимешь ты нашу землю, и тогда вновь прирастут к тебе твои руки и ноги. Долго будешь ты ждать, пока срастутся железные кости, а пока мы встаем драться за твои подвиги!
Взгляни, мой старый товарищ, перед тобой раскинулись просторы твоей истории. Здесь сражался ты за свободу родной земли, здесь врос ты в неё. И раз так крепко бился ты, что пал здесь, то кому, как не тебе,  и теперь стоять за твою и нашу родину. Не резал ты землю на свою и чужую, не отрубал от тела ПОДВИГА –  города и народы.
Война твоя была жестока, не замечала она границ и народов, одним народом стали павшие, одним государством стали свободные земли! Ты шел к своему последнему рубежу, чтобы навеки стать часовым в этих краях.
Ты слышишь, товарищ, неспокойна ночь над тобой, ждешь ты рассвета, но на рассвете на тебя накинули петлю. Окружен твой город с твоим народом.
Но ужас  пробежал уже по лицам врагов, над миром раздался бронзовый гул! Ты поднял к небу прежде опущенную в скорби голову, взглянул ты в высокие облака, увидел ты всех их – убитых и распятых, разрезанных, но непобежденных! И тогда вновь опустил ты голову, чтобы в суровом молчании взглянуть на свою землю. Но уже встает ветер от бессмертного марша, знамена сияют над головами идущих, и помнит Родина своих победителей! И каждый павший воин по всей земле оживает в твоей бронзовой скорби –  чтобы держать тебя, стоять за тебя, чтобы отдать тебе свои руки.


ДЕТИ ОБЕЛИСКОВ

Моя земля лежит теперь чистая и прозрачная, пахнет свежестью и волей к труду. Она лежит нежная и теплая, в ней живут миллионы живых корней,  в ней живут миллионы навеки живых вместе с нами.
Совесть эпохи пробуждается вместе с рассветом нашего времени. И каждый шаг по этой земле отдается ударом вечного сердца под сводом застывших небес. И только живая и горячая совесть кипит, слыша дыхание нашей сожженной земли.
Наша земля дышит грудью павших! И когда это дыхание проносится над полями, вновь поднимаются примятый клевер и лебеда, встают и оживают колосья хлеба, продолжают сражаться за жизнь одинокие васильки. И тот, кто охвачен таким дыханием, видит в небе и на земле тех, кто отдал им – себя!
Горит память, и горит кровь на простреленном лучами закате. И даже мрак земли начинает светиться огненно-красными взглядами. Нельзя забыть – взглянуть на небо и поднять с него обугленный закатом платок, подаренный на память о доме. И вспомнить родную руку в этих вышитых лучами потертых буквах.
Вы с нами и в этом небе, и в каждом доме.
Но бывает и час, когда в земле отражаются грозы, когда тяжело дышит она, пробитая снарядом ужасной памяти. И глядят в кричащее небо глазницы воронок, взывая к смыслу бытия, громыхая голосами последних секунд воли к борьбе.
И земля поднимается. Вот уже видны на темном небосклоне плечи окопов и кулаки брустверов, вот уже небо смиряется под тяжестью километровых траншей и стреляных гильз. И вновь одета земля в выгоревшую гимнастерку далеких полей, и блестят слезами рассветные росы.
Эта земля дошла до всех городов, она тонула в реках и вязла в болотах. Она вцепилась зубами в фундаменты городов и удержала их, она скрутила узлами пропахнувшие борьбой реки. Она выжала всю волю из камней и цветов, чтобы они горели  под ногами врагов… И когда нечего было больше выжать, она вырвала из центра планеты клок ее кипящего чрева и бросила ввысь, обращая в пепел плодородный слой на поверхности.
Чтобы помнить такую боль, нужны силы. Силы, чтобы знать, что история нашей страны выросла в гильзе, наполненной землей, что цветок поднялся из неё, впитав всеми соками порох и огонь вечных сражений. В часы, когда кровь памяти  наступает  на душу,  мысли бегут от перьев, –  часы творчества превращаются в часы мучений. И только пройдя сквозь такие мучения, можно на несколько мгновений ощутить всю нашу землю на собственной спине. Лишь проведя листом бумаги над огнем горячего сердца, проникнуться вещей повестью нашей земли.
Но временами, когда я иду среди обелисков, что вознеслись среди туч под самые своды неба, я невольно протягиваю руку  той земле, что хранит в себе заповедные мысли каждого, кто соединил с ней свою черноземную траурную судьбу! Иногда кажется мне, что наша земля теперь состарилась, её ноги растворились в бурьяне, она пригвождена к своей судьбе сотнями тысяч оставшихся в земле штыков и пуль. Она изранена своей историей, и теперь лишь редкая птица прилетает к ней, она брошена в полях своими машинами и людьми. Но она радуется солнцу, мирное сияние которого она сохранила, отдав свою красоту жестокости времен.
Но только когда приходят морозы, и все застывает под палящим сиянием снега, этой земле тепло. Миллионы тех, кто остался с ней навсегда, согревают её своей вечной кровью. И такой земле не страшны морозы, они не пробирают её. Эта земля согрета братской шинелью, и ее зорко стерегут ветра. И часы любых испытаний проходят незамеченными, не оставляя даже на такой земле и тени волнения.
Мы – дети обелисков. Кто выразит боль бетонного солдата, который плачет каждую весну в далеком русском селе? Вещие травы, колосья и сухие стебли обретают сегодня волю бетонных воинов, волю к победившей жизни –  во имя нашей земли!
 

МОЯ КАСКА

Ветра шумят надо мной, и на закате падает с облаков огненная роса. Ночь приближается ко мне, но прежде новая бодрость духа захватит мое тело!
Куда исчез я? Почему меня нет? Разве я не жил? Разве не плыл мой взгляд над этими солнечными облаками, разве не дышал я вместе с вами, мои небесные цветы? Долго не мог смириться я, что могу шевелить лишь тонкими колосьями трав, долго я искал себя в траве, но нашел лишь маленькие, пробивающиеся к свету стебельки… стебельки сквозь пробитую каску.
Жизнь бежит надо мной миллионами звезд, и давно нет моей старой гимнастерки, зато еще цела моя каска.  Пробита она, но до сих пор спасает от неминуемой смерти, до сих пор живет в ней моя душа, и  травы спасаются в ней от палящего зноя.
До сих пор в ней помещался только я, а теперь целый мир. Усталое тело земли поднимается этой ночью вместе со мной, забытые родники поют мою  фронтовую песню, утро тысячами свежих огней стекает по их ручьям в море, но я стою здесь и держу в руках свою каску. Сколько солнца увидела она в  небе,  сколько дождей пролилось на нее, оставляя  немые следы всех океанов. Сколько били по ней взгляды врага. Но я поклялся не сдаваться.  Пусть смерть знает, что над настоящими клятвами она не властна. И чтобы сдержать свое слово, я разбираю траву и поднимаю свою старую каску. Вот она! Цветы уже растут сквозь неё, но разве не сможет она еще раз защитить меня? Ты слышишь, моя каска, нас опять зовут. Нет, на этот раз я не  ослышался, это не трубы новых заводов, это не смех счастливых пар. Этой мой командир зовет меня. Он кричит: я нашел оружие!
Храбрость, ты тысячу раз была со мной, ты тысячу раз загоняла насмерть мою волю в её бесстрашном и отчаянном беге. Ты давала мне власть над моим оружием, ты одевала меня в одежду подвига, ты останавливала пули на пути ко мне!
На моей каске пробоина. След вечности теперь на ней. Но я помню, я был  подобен волне, её бесстрашной воле к подвигу, когда она грудью бросается на острие скалы, выбрасывая в небо  ослепительные брызги своего бессмертия! Так всегда мечтал и я. И потому, если и ты найдешь мою каску, знай, что в ней живет мой подвиг.  Когда ты поднимешь  и наденешь её, ты сразу же станешь оружием моего подвига! На твоей груди проступят мои награды, мои погоны вырастут на твоих плечах, взгляд твой наполнится пламенем. И я  твоими ногами пойду уже  по  своей истории.
Надень на свои светлые волосы мою каску, надень эту прикрытую землей стальную вечность. Не чувствуешь ли ты огонь, овладевающий тобой? Куда подевались твои сомнения, куда исчез твой страх? Они исчезли в этом огне.
Ты чувствуешь, как становишься сильным? Теперь ты видишь, каким надо было быть, чтобы не бояться смерти и войны, чтобы выиграть битву за свою землю. И пусть никто не смеет указывать тебе, как надо сражаться за родную землю. И помни, что где бы ни сверкала моя каска на твоей голове, в ней ты останешься непобежденным, даже если упадешь замертво. Мою каску могут носить только герои,  сожгла бы голову трусу её огненная ржавчина. Береги мою каску от врагов наших подвигов. Сегодня я надеваю ее стальной свод на все ваши юные головы. Обернитесь назад, там я прошел свой путь до бессмертия! Теперь наденьте мою каску – вперед!, ибо я желаю возвратиться! 
 

ЗНАМЯ СТАЛИНГРАДА

Я поднимаюсь из волжской воды во весь рост, и теперь меня видят на обоих полюсах земли. Руки мои до сих пор сжимают знамя, и сквозь дым и копоть   на нем  проступает  номер  моей части. На  знамени  мира – навечно номер моей части!
Прожектора бьют из Сталинграда, словно из сердца  истории,  в огненном вихре прошлого  носятся раскаленные  моторы, сорвавшиеся со своих машин. Дома, упавшие на колени перекрытий, смотрят до сих пор в глубину волжского дна.   Волга разлилась до краев земли,  и сразу за Сталинградом начались ее гладь и бездна. За Волгой действительно не стало земли!
 Но даже и волжская глубина, оставленная хранить прошлое, не знает, как остановить битву в этих местах. В каждом камне на ее берегу слышен глухой стук, одним сердцем бьется выстоявший Сталинград навстречу векам.
…С неба был виден его обожженный лик! Обезображенные улицы лежали на нем глубокими трещинами. История  пробила здесь плиты мироздания, и в гигантскую воронку понеслись  люди и их неистовая воля к победе! Огненный ветер истории раздувал плащ-палатки за спинами сражающихся! И машины можно было бы заполнить горючим прямо из рвущихся скважин! Все сошлось здесь, и сотни красных стрелок, обводивших город на  боевых картах,  втянула в себя –  решающая битва.
Я держу в руках знамя,  и оно развевается красным небом над Сталинградом. По нему  стреляют со всех сторон, но мы давно перестали укрываться. До сих пор палят по нашей истории осколки и снаряды – потому не кончается битва в  километрах окопных лент. И этими лентами заряжены наши пулеметы.
Старые военные карты оживают сегодня в руках полководцев, и каждую стрелку, что гнется, упираясь в души и волю  защитников  города,   разворачиваем мы туда, куда ведет нас наша слава!
Облака летят над опаленным городом. В багровом сиянии рассветов и закатов несут небеса  погибших и раненых. Завернутые в окровавленные облака, летят они над нашей историей. Но ни звука из уст живых не услышит город, камнями  вросли в него застывшие в последнем порыве пехотинцы, потому дома из простого камня стали неприступными тысячелетними крепостями, и  простые деревянные заборы стали каменными  стенами, поднявшимися из глубины столетий.  Улицы в один миг постарели, поседев от вырванной из дорог пыли… Все сомкнулось здесь, и объятия неисчислимых армий сдавили дома, и миллионы схваток слились в сплошной гимн воинству и доблести советского солдата!
Были дни, когда  дома  смотрели друг на друга, и от ужаса увиденного   разбивались их глаза –  когда внутри  видели они рвущиеся волны черно-красной бури. И с каждым последним вздохом разбитых зданий  из душ их вырывались тонны цемента и камней, взрывами распоясаны были улицы, и  по ветру неслись длинные завесы всеохватывающего боя… Волжскую степь накрыли крылья гигантской битвы, они перекрыли день и ночь для всех, кто жил и сражался под ее небом. И   солнце не смело показаться из-за сплошной завесы поднятых в воздух тонн земли!
Мы выстояли, потому я и сегодня держу в руках Красное знамя Победы. На наших телах стояли дома, когда из них заживо вырывали стены,  и Мамаев курган каской  прикрывает теперь наши головы. Волжская степь накрыта этой каской, и спит в минуты затишья… и  скорбно  молчит в старой шинели серого неба…
В Сталинграде прошла не одна, а  несколько войн. Сталинград, подобно  волжской воде,  вобрал в себя тысячи судеб и сотни тысяч подвигов.  Войти в город смогла история лишь однажды, но  уже никогда не выйдет из него! Знамя Сталинграда перекрасило в красный цвет Победы все знамена мира, потому что за Волгой решилось, под  какими знаменами  мир пойдет к своему будущему! Сталинград стал городом-битвой, городом-эпохой! Сталинград стал символом того, как один город может выиграть войну!
Потому летопись не властна над тобой, Сталинград. Ты сам создал свою хронику. В ней рукописи черного дыма, написанные при свете  разъяренных по ночам огней. В ней  тучи летят, как эскадрильи, а звезды разрываются –  от выстрелов зениток! Никто не может переписать твое имя, никто не может переименовать тебя! На любой карте стрелки сражений вновь выжгут твой опаленный лик, годы твоего бессмертия вновь проступят на дорогах и улицах!
Шаги новых времен не заглушат твой голос,  они остановятся возле твоего бессмертного тела, спаянного из торчащих стен, крыш,  окон и улиц, и сотен тысяч жизней. И ордена пустых окон отсчитывают  павших на твоей груди! Героям не суждено прекратить сражение – каждую весну Волга вновь оживляет их волнами и ветром! Мир молится на твое опаленное знамя!
Ночь над миром проносится быстро, и рассветное солнце, зажженное Сталинградом, светит в наши дома! Окна плавятся нестерпимым светом и стекают по разбитым стенам  на изрытые улицы. Огненная заря разливается неистовым свечением, и вместе с ней я поднимаюсь из волжской воды во весь рост – и  теперь меня,  и мое  обугленное, окровавленное знамя с номером бессмертной части –  видно со всего мира!
Позови меня, мой город-герой, и я встану со своим знаменем над степью и Волгой, подниму на плечи  твои руины, и ты увидишь свое бессмертное отражение в глади речной воды. И Волга понесет это отражение  к большому океану – пусть    вся земля видит его. 


ЮРИЙ ГАГАРИН

Земля медленно опустилась в воду мировых океанов, чтобы успеть до приближения новой зари. С брызгами и ветром вершины высоких гор разгоняли облака, чтобы увидеть рождение новой звезды. Ночь была на той половине земли, но вершины уже ждали пробуждения. И с другой стороны суши к ним уже мчалось  пылающее облако – его  осветил рассветный взгляд Гагарина!
Всю жизнь горы мечтали о том, чтобы достать до неба. Так и человек, рожденный быть вершиной, не может не стремиться к небесной выси! Высокая мечта поднимает его –  в бессмертную даль.
Из тени, что неслась по земле вслед за волной солнечного триумфа, показалась наша страна. Рукавом освещенной Камчатки она еще прикрывала глаза от первых лучей новой эры, которая  обгоняла солнце – на крыльях раскаленного ветром «Востока». И Гагарин в этот миг  увидел, как к его кораблю стягиваются все континенты, чтобы в утреннем блеске предстать своими разрастающимися очертаниями – перед новым веком!
Облака скручивались в циклоны и с раскаленными краями неслись к  вершинам гор, чтобы успеть украсить их к спешащему за кораблем рассвету,  и отраженное океанами солнце заиграло миллионами бликов на стекле шлема Гагарина. И перед глазами человека впервые задрожали тектонические силы пробуждающейся планеты, несущие вихри и ветры по всему миру;  и лучи восходящего солнца начали заживо разжигать уснувшие за ночь океаны.
И облака, что еще вчера плыли тихо над бескрайней, как  небо, тайгой, вдруг перешли границу тени и стали глотать соленый пар пробуждающегося океана, набираясь течениями и приливами, и ставшие вмиг одной плотью с волнами и штормами, обрушивались на сверкающие берегами  границы континентов! 
И Земля вновь поворачивалась со всеми своими стихиями к бесконечной черноте неизведанного расстояния.
Гагарин знал, что теперь его сердце  вмещает не только тот воздушный прозрачный океан, в который поднялся он вслед за непреклонной волей «Востока», но и бесконечный  галактический  океан с солнцем, землей и всем космосом. И его сердце выросло до  вселенских размеров, и в нем, как в глади мировых вод, отразился весь наш народ!
Гагарин увидел,  что его могучая и счастливая Родина отражается в грядущей из мрака галактике! Никогда он не видел еще свою страну такой большой, сияющей на весь ближний и дальний космос, длиной в  световые годы! И там, в этой космической дали, галактическое зеркало сверкало приближающимися звездами, и в этих отблесках Гагарин увидел себя ростом в миллионы вечностей! И в руках его тоже светился огонь. Это сияла и не сгорала в атмосфере его бессмертная звезда – корабль «Восток».
…Там, где «Восток» коснулся земли, огонь стал разрастаться, и уже через мгновение новая волна света заставила облака  лететь с пылающими краями к  вершинам деревьев. И последняя искра корабля, упавшая в сердце бесконечной тайги Дальнего Востока, зажгла  зарю будущего над континентом. И рукава Камчатки уже не хватало, чтобы прикрыть от ослепительного сияния озера и реки, и в них отразился – второй за  этот первый день новой истории – рассвет.
 Гагарин  уже не  выбирал место посадки, потому что земля теперь – сама вращалась вокруг его бессмертной орбиты, и каждый колос полей тянулся к нему и был готов   дорасти до любой высоты, чтобы бережно принять на свои руки  первого – поистине космического –  человека.
Гагарин первым увидел, что где бы он ни прикоснулся к земле, теперь всюду будет Советский Союз. И куда бы ни повернулась сама планета, Гагарин всегда будет приземляться на свою Родину, ту, которая на пылающих руках ракетных столбов подняла его над своей великой историей.
Взгляд Гагарина на  землю из космоса – стал  нашим знаменем,  ведущим за собой приливы космического океана. Гагарин стал вечным спутником нашей земли!
Гагарин смотрел на нашу Родину вместе с солнцем и миллиардами звезд, вместе с отблесками грядущих и уходящих галактик, он  сам стал  отблеском своей зари на десятки и сотни лет вперед. Десятки лет приходят на землю, которую он увидел за один миг всю – со сменой дня и ночи. И по ночам вместе со светом луны смотрит на нас тот, запечатленный на стяге вечности, бессмертный Гагарин, и каждое утро падает искра его корабля в готовый к пламени костер нашего утра!


СПУТНИК ВСЕЛЕННОЙ

          …Над кремлёвской стеной, рядом с которой, застыв среди монументов, великий конструктор Королёв и по сей день мечтает покорить далёкий космос, пролетают тысячи спутников. Они скользят по небу, и оно теперь стало обжитым и близким.
     Они летят, рассекая созвездия, то вспыхивая, подобно новым звёздам, то растворяясь в чёрном океане космоса. С земли они кажутся искрами высокого огня, который титанической волей пламенных двигателей вознёс в небо то первое достижение нашей истории, и этот огонь осветил летящую к нам навстречу вечность.
     Когда Королёв готовил спутник к первому полёту, он создавал его как маленькую планету – шар всего 580 миллиметров в поперечнике с массой 83,6 килограмма. Но эта маленькая планета донесла до космоса и высокое торжество человеческого духа, и тёплый след человеческой руки. Спутник стал вестью миру о нём самом.
     «Летит, летит», – восторженно кричали на улицах изумлённые люди, увидевшие звезду, летящую через прежде пустынный и далёкий небосвод. И каждый поздравлял себя с рождением новой эпохи.
     Человек идёт в космос, чтобы Вселенная посмотрела на Землю его глазами, его душой и его волей. Наш спутник дал человеку надежду, готовую к вселенской жизни, а точнее, к полёту над мелочностью и мелкостью повседневной суеты.
И теперь космос вращается вокруг нашей истории, и Земля – это не маленькая планета, мечущаяся перед гневным ликом солнца. Теперь Земля – это космический центр, от которого расходятся лучи неудержимого познания. Спутник передал миру с небывалой высоты, что могут создать руки великих инженеров, что могут выплавлять гигантские заводы, что под силу объединённому разуму великого народа.
     Благословлённый на полёт великой казахстанской степью, наш спутник стал венцом русской космической философии и торжеством советской науки. Летящая над континентами звезда прочертила для всего мира путь в безграничность вселенной. И этот путь начинается из такой же необъятной, как небо, казахстанской степи. Ветра от далёких Магеллановых облаков колышут засохшую траву полигона, и возле него то и дело полыхают свечи взмывающих ввысь стальных ангелов. Здесь земля пишет свою новую историю и ждёт, когда вернётся домой её первый спутник. И каждый раз, когда по спине Большой Медведицы пробегает мерцающая звёздочка, мы слышим в грохоте взлетающих ракет неугасимые радиосигналы космического первенца.
      На языке чертежей великого Королёва заговорила свободная воля человеческой эволюции. И первые слова этого манифеста свободы прозвучали голосом Первого спутника. Нашего спутника. Мы все причастны к его историческому полёту.
      И наши степи жаждут вселенского огня, потому что хотят однажды подняться вслед за своими детьми, покорителями заоблачных далей.
     И сегодня, когда летит стремительная звезда сквозь пустоту неба, мы все думаем одно и то же: космос – наш!


ЗАЩИТНИК РОДИНЫ

Солнце заливает светом стекло передом мной. Взлет – это моя вера, и мой взлет – это вера миллионов. Они ждут меня там, внизу,  под непокорным небом, в котором царят стальные соколы нашей армии! Они ждут моего рывка в высоту, потому что  вместе со мной  небо покоряется и им, лишь в наших моторах поет среди облаков торжествующая реактивная воля…! И если даже мой вылет будет последним, за мной встанет поколение моих героев! Я их защитник, и их никто не отнимет у серебряного духа моих крыльев. Они уже готовы идти за мной в любую вечность, они – защитники Родины.
Снова и снова мой взгляд прорывается сквозь светящееся стекло. Ни одна тень не летает здесь,  в нашем высоком небе, и даже если наступает ночное молчание, день всегда грядет вслед за нами, а ночью мы прислушиваемся к поющим белым полосам своих бессмертных следов и ждем взлета.
 Сквозь стекло лишь солнце видит мое лицо. Наши лица скрыты светом солнца и блеском подвига, но мы прячем себя не от судьбы. С судьбой каждый из нас привык говорить один на один,  только одна душа живет в кабине машины-защитника! Земля  – тяжела,  и тяжелы мы, пока мы на ней, потому что здесь влюблено в нас слишком много желаний, и воля к смятению, к сожалению и страданию ходит повсюду за нами. Но в кабину мы берем лишь себя! Там, наверху – судьба защитника Родины! И с такой судьбой мы разговариваем суровым молчанием приказов! Родина ждет нас в траве, опаленной огненным ветром двигателей. Она проснется к сияющему утру, потому что защитник Родины уже поет песню в буйном небе свободного народа!
Свет и скорость сжигают ночные  призраки. Ближе, чем на три метра, – нет  ни одного движения тени. Голос истории в моем наушнике. Время бьется в лучах гнутого стекла – время забыть себя, время сжечь себя и бросить все свои мечты в бак вместо топлива. На таком форсаже я догоню кого угодно. Луна и звезды  не зайдут, пока я обгоняю землю и опережаю вечность! Пора, старый товарищ. Защитник Родины – это больше, чем твоя судьба, это твои герои, что смотрят на тебя сквозь облака снизу и сверху – родившиеся  и грядущие.
Никто не знает, где ты взлетаешь и откуда прилетишь ты, защитник Родины! Вставай, защитник Родины! Судьба  хочет испытать тебя, так пусть она услышит торжествующий рев наших моторов! Встрепенется тогда она, и гнев времен проснется в ней. Яростью тогда встретит она нас! Пусть знает, что защитники Родины делают из любых небес – непокорные! В таких небесах мы будем  сражаться с тобой, судьба, и если хватит у тебя гнева оседлать хоть одно черное облако ураганной ночи, то, пожалуй, вставай, мы дадим тебе беспощадный бой! И ты узнаешь всю силу любви защитника дома!
Молнии пугают землю, но мы видели их еще закутанными в пеленки перистых облаков,  когда они еще не знают, куда отправятся и любуются миром, омывающимся из самого неба! И когда над ними   проносились крылья защитников Родины, в ярости тогда вмиг вырастали они и гнались за железным запахом сожженного воздуха, но успевали  пронзить только наши тени на самых крутых и высоких облаках!
Ты слышишь меня, защитник Родины. Да! Взгляд мой строг и ровен, как взлетная полоса, что отражается в нем! Руки тверды и готовы вращать небо вокруг себя. А если будет оно слишком гневным, то мои моторы втянут его в себя! Скорость и свет – это моя вера! Родина подо мной, надо мной нет никого! Так заставили мы судьбу  позабыть  о власти над нами!
Родина, ты слышишь меня, слышишь, как я закаляю в реактивном пламени твое будущее, как, подобно  грубому воздуху, проходит время сквозь мои турбины и становится нашей историей!
Живи, моя Родина, потому что я живу ради тебя! Никто не знает, откуда взлечу я! Солнце отражается в раскаленном стекле защитника Родины на небывалой высоте…

2005-2008 гг.


Литературно-художественное издание

ИНДРИКОВ Алексей Алексеевич

СЕВЕРНАЯ СТРАНА

Книга выходит в авторской редакции