Умильная прелесть слов

  …Пять стихотворений Пушкина, Лермонтова, Тютчева, Фета, Майкова… Раздел «Поэзия родной природы».
  – Давайте, хорошие мои, наищем-ка для начала в блестящей пятерочке этой слов особых, высоких. Поэтических. Попробуем их на зубок, попробуем почувствовать их аромат и глубину…
  Со скрипом (в целом восьмой класс читает мало), но дело помалу пошло.
  Зачитывают, выписывают: «взор», «внемля», «благоухает», «дева», «грустно-сиротеющей», «воспламеняющей»… Помогаю: «умильная», «кроткая», «пленителен»…
И вдруг больно, до судороги (как смерть близкого человека) всем существом жгусь пониманием: моё время в школе уходит. Уходит время людей, учителей, «умиляющихся», «пленяющихся». Уходит время слов «благоухающих», слов, исполненных «таинственной прелести».
  …Всё чаще уроки поэзии позапрошлого века превращаются в словарную работу, где силишься филигранно, тонко, артистично (чтобы не отпугнуть) расшифровать тайну того или иного «несчастного», отторженного от ИХ дня слова, пленить их тайным смыслом, изъять бережно из какой-нибудь «девственной неги», какого-нибудь «томного шелеста» зерно истины и чувства, которые бы коснулись хотя бы внешней оболочки их сердца и разума.

Есть в светлости осенних вечеров
Умильная, таинственная прелесть:
Зловещий блеск и пестрота дерев,
Багряных листьев томный, легкий шелест,
Туманная и тихая лазурь
Над грустно-сиротеющей землею,
И, как предчувствие сходящих бурь,
Порывистый, холодный ветр порою,
Ущерб, изнеможенье – и на всём
Так кроткая улыбка увяданья,
Что в существе разумном мы зовем
Божественной стыдливостью страданья.

  Три ключевых фразы великого стихотворения: «умильная… прелесть», «кроткая улыбка увяданья», «божественная стыдливость страданья».
  От строчки последней не отведешь взгляда, верти не верти головой, – уткнешься в поэтический «приговор» Тютчева. А чтобы кожей его, кожей, нужно же тем же местом и «умиление» принять и «кротость»…
  Есть ли опыт «умиления» у НИХ? Есть ли опыт внутренней тихой растроганности души, когда, как пупырышки на коже, слезы проступают на сердце, – роса сердечная, да и только. Опыт «умиления», ничего общего не имеющий со слащавостью, избыточной сентиментальностью, слезами по пустякам, восторженностью глупой… «Божественно стыдливое», «кроткое», «тихое» чувство. Предполагающее сердечно-поэтическую сосредоточенность на предмете любования. (Соединение частных умилений создает необыкновенно чистое, мощное соборное чувство.)
  Так есть ли опыт собственного (стыдливого чаще, потаенного) любования природой, опыт «душистой чистоты» первой любви, опыт благодати и тишины после захватившей всё их существо музыки, опыт умиления от лицезрения беспомощного и до слез трогательного малыша?..
  …Иногда невозможность объяснить выступает как трагическая невозможность…
  И вот дойти же нужно до «божественной стыдливости страданья». А дойти возможно через симфоническое согласное звучание всего хора голосов тютчевского шедевра. А в нем еще загадочный «томный, легкий шелест», метафорические, не прямые «ущерб» и «изнеможенье»… И вдруг холодящие эту тишину и лазурь «зловещий блеск», «бури» и «холодный ветр».
  Всё взывает к опыту созерцания, к собственной выстраданности «умильных» слов.