Она

А она тонкая вся такая - пролазит в щель приоткрытой входной двери,
И плечи у нее такие, что можно спятить - там крылья должны быть, а не начало худой руки.
И взгляды она не умеет эффектно прятать,
Зато улыбается просто чудесно - от одной только родинки под губой сносит башню
И невероятно жалко ее, растянутую по середине постели,
Да так, что и на двухспальной становится тесно.
Она совсем не умеет пить, зато курит, как паровоз - долго, нудно, почти постоянно.
Вместо глянца все чаще встречаешь в ее квартире бумажный "Привоз",
А она улыбается, мило щекочет нос и тебя снова рвет по частям, словно ты не целый, а разобранный еще до нее, изначально.
Она совсем не такая как все они, но продолжает это рьяно отрицать, и хмурить брови, как только кто-то нежный
Касается хрупкой руки.
Она готова таких четвертовать и распять - словно злостный садист или король из средневековья.
Она ненавидит холодный зеленый чай, но продолжает им запивать тонны своих таблеток.
Наверное, будь она чуть бледней, и ты даже не принял бы ее за полноценного человека.
Скорее за белое, мятое полотно, на котором какой-то хулиган поставил два ярко-синих пятна,
Но себе ты, поверь, скажешь только одно - это невыносимо, меня рвут пополам эти глубокие озера-глаза.
А она сложит губы в тонкую полосу - как всегда не поймет, что ты хотел сказать,
А тебе остается чмокнуть родинку на носу и стряхнуть с плеча пыль: "пора спать".
Но она совершенно не принадлежит тебе и сама по себе держится на плаву,
И мечтает увидеть морской рассвет, до того, как уснет в гробу.