Перед взглядом плывет...

Перед взглядом плывет приазовская степь.
Меня поезд уносит на юг.
Мои чувства полны, как  налившийся хлеб,
как нескошенный травами луг.

Может быть, это все к нам пришло невзначай,
или то нам судьбою дано, –
ты меня не суди и себя не терзай,
ибо это случилось давно.

Еще в те времена, когда не было нас –
только птицы да звери в лесу, –
в их инстинктах жила – для потомков наказ –
бытия первозданная суть.

Эта суть проявлялась в движенье крыла
и в звериной повадке любой,
и она их на смерть ради жизни звала,
и она порождала любовь.

В той повадке, в движении, в этом крыле
у иных было что-то сродни –
среди многих, подобных себе на земле,
находили друг друга они.

И любовь их была так нежна и сильна,
что она становилась судьбой…
Она есть и теперь, в назидание нам,
среди птиц и зверей та любовь.

Кто любил и страдал, тот, конечно, узнал,
что и в нас проявляется он,
как причина всего, как начало начал,
этих вечных инстинктов закон.

Не умом, а чутьем мы находим в толпе,
среди тысяч мелькающих лиц, –
на вокзале, на стройке, на горной тропе,
как одну среди многих страниц –

то лицо, те глаза, тот единственный взгляд,
тот чарующий тон или жест,
что нам сердце стрелою амура ранят, –
их забыть невозможно уже.

Через все времена, через мир и войну,
сквозь барьеры сословий и рас,
на любых языках говорят:  «Я люблю!»
и читают в сиянии глаз.

И ликует она, и страдает она,
и ведет и на труд, и на бой.
И бывает чиста, и бывает грешна,
но пока остается собой, –
это счастье для жизни – любовь…

Перед взглядом плывет приазовская степь.
Меня поезд уносит на юг.
Мои чувства полны, как налившийся хлеб,–
без тебя я с тобою, мой друг!