Геннадий Шадрин. 5. Перенова

                Наш друг – природа
                ПЕРЕНОВА
 Еще накануне, в распадках между Буготакской грядой и левобережьем Ини, обжигала жесточайшая декабрьская стужа – под сорок пять градусов, остро приправленная восточным ветром. А через два дня – неожиданная оттепель, до нуля! Но особая прелесть сказалась в ином.
  Всю ночь и почти до десяти часов утра шел густой, как лебяжий пух, безветернный снегопад. И первая электричка пришла на станцию Буготак словно в белой, новогодней упаковке.
  А восход будто не состоялся. И любимое светило до самого вечера ни единым проблеском не напомнило о себе. Это был удивительный день без солнца! И без ветра. И снег выпал равномерно, изобильно, с какой-то исповедальной смиренностью. Казалось, природа мягко, ненавязчиво подсказывала: « Не спеши. Остановись. Прислушайся…»
      И я повиновался. Окрест стояла несравненная тишина. Ее действительно не с чем  было сравнить. До ближнего села – примерно километр, но оттуда не долетало ни звука. Хотя в ясные морозные дни с этого же направления, за двадцать пять километров доносился порою гул Транссибирской магистрали. Не взлетали и не пели птицы. И даже снег мягко и бесшумно расступался под ногами.
   И меня охватило ощущение, что я нахожусь в каком-то нереальном мире. Ни единого следочка, малейшей отметины, шероховатости на снегу. Ни единого движения окрест. Исчезли тени, звуки, блески. Исчезла жизнь. И дачный поселок, и обширная поляна, которую объяло совсем близкое пушисто-пухлое небо, и недвижные березняки – все воспринималось неземными, фантастическими декорациями.
 Но я почувствовал и другое: что этот давно родной и такой сейчас незнакомо-новый мир незримо, медленными волнами вливается в меня. И я начал глубоко и ровно, как во сне, вдыхать упоительную свежесть. Примерно такую же предельную слитность с природой, я почувствовал когда-то на пустынном черноморском берегу. Было изумительно синее, нежное, тихое утро. И только чайки морщинили иногда солнечно- голубую гладь. Я прилег у самого уреза, на границе воды и галечника, глянул на море и вздрогнул. На меня неудержимо, длинным, почти незаметным накатом, без единого всплеска, двигалась, грозя обрушиться, затопить,  необъятно величественная голубая громада. Но у самого лица она опадала, рассыпаясь серебряно-синими брызгами, и с тончайшим перезвоном уходила в песок. Я долго наслаждался этим контрастом, созерцая волшебное соитие двух космически могущественнейших стихий – воды и суши. И казалось, что они совместно берегут, охраняют меня…
   Повторюсь, что нечто похожее я испытал недавно на обычной сибирской поляне, среди рядовых, почти неприметных березняков. Возможно, я преувеличиваю, но не фантазирую, не « сочиняю». И правоту своих взаимоотношений с природой я лишний раз осознал, когда в Новосибирске состоялась экологическая конференция на тему «Мир на рубеже веков. Социально-экологический прогноз» . Астрологи и математики, естествоведы и медики, в том числе академик В. Казначеев, предупредили новосибирцев, и особенно горожан о серьезной опасности бездушно-потребительского отношения к природе.
    Тончайшими исследованиями на молекулярном уровне доказано, правда, по аналогии, что нелепо-гротескные формы урбанизации нашей жизни, если они обрывают духовные связи человека и природы, ведут к вырождению, к деградации. Образно говоря, такие мегаполисы, как Новосибирск, представляют собой гигантские « консервные  банки», где постоянно противоборствуют излучения добрых и агрессивных начал. Возьмем простейший пример – до отказа переполненный автобус. Вряд ли кто решится утверждать, что в таких условиях он испытывает прилив великодушия и любви к ближнему.
      Жуткая скученность, как утверждают компетентные люди, ведет не только к органическим заболеваниям, но и душевным срывам. А выход есть! Это – постоянное, сознательное, духовно-утонченное взаимодействие с природой, подпитка ее энергией, приятие ее исцеляющего облагораживания.
   А природы у нас еще вдосталь! Когда самолет взлетает над Новосибирском, то всего лишь несколько минут проходят внизу, казалось бы, бесконечные кварталы индустриального гиганта. А потом, на все четыре стороны – безбрежье лугов, полей и лесов! Там наши родники, там наши здравницы! Но, увы, понимание этого сильно запаздывает. И порой неглупый человек самонадеянно язвит: «Опять о птичках!»
    Но вернемся к нашей пороше. Такой снегопад, что описан вначале, иногда называют мертвой, глухой порошей. Но я нашел у фенологов более оптимистичное название – перенова. Прислушайтесь. Как нежно и легко, таинственно и мелодично звучит это слово, вдумайтесь в его смысл. Он явственно говорит о переменах, о желанном обновлении. Сравните с довольно близким словом – обнова. Так и несет от него торгашеством, потребиловкой.
 Нет, в магии слова, как у драгоценности, - свои грани, своя  мистика. Вот и «перенова» таит особую мифологичность. Ведь густая, обильная пороша ведет к полному обновлению снегового покрова. Она, не уничтожая, сокрывает все прежние следы, вмятины и любые другие повреждения белой целины. И вот перед нами перенова, новина! Да, я завидую тому человеку, народному фенологу или профессиональному поэту, который первым произнес такое, на мой взгляд, прекрасное слово – перенова. Хорошо бы укоренить его в нашей экологической лексике.
 И еще в чем-то созвучно это слово с другим – с «первопутком». А после переновы всегда истинное новопутье. Я обожаю его. Если не удалось, как мечталось, стать путешественником, то ничто не мешает, опережая других, пройти по белому безмолвию, ощутить себя первопроходцем. Но еще сильнее я мечтаю о том, чтобы как можно больше сибиряков участвовало в подобных гонках, чтобы они возвращались после встреч с природой переменившимися, обновленными. Да здравствует перенова!

Геннадий Шадрин