Николин день

 Дома все в сизом тумане: бабушкины цветы, мои куклы, Плутька, сидевший на подоконнике.
С утра в горячей печи сушат пареный овес. Разбухшие липкие зерна разложены на противнях.
Когда они высохнут, будем из них молоть толокно. Мы готовимся к празднику Николе-зимнему.
Уже сварен и разлит в большие тарелки густой жирный холодец. На полу в ведре замочена огромная щука, поблескивают желтыми чешуйками язи. Вечером бабушка запечет их в рыбники.
 Меня прогоняют на улицу. От кашной дымки голова заболит. А я помню, как угорела бабушка Настя. Ее потом луком терли и в уши клали клюквинки, чтобы прошло.
 Иду на берег. Озеро нарядилось в белую пушистую безрукавку. А по краям, как пуговки, темнеют деревянные ставни прорубь. И тропинки, как шнурочки.
Дружок мой Федька в школе. Играть не с кем. Даже Тузик убежал с дедом за реку. Там работа.
Меня как-то тоже брали с собой, посмотреть. Чего там только нет: и машины, и трактора...
А на бревенчатые штабели* затащены  катера Онегосплавы. Я и дедушкин, под номером пятьдесят, видела. Накренился на бок и ждет. Когда еще поведет "кошли"* в далекую Першлахту.
 Принарядила зима деревню. Белеют шапками крыши домов. Сверкают на солнышке расписанные морозом окна. У соседнего дома бабушка Лиза ругает Серегу. Ей вовсю помогает Самурка- маленькая злющая собачонка. Серега лопатой кидает с мостовой снег, а ветер с сугроба  задувает его обратно. За непослушного внука, за ветер вредину бабушка Лиза метлой шлепает
Самурку, и тот с визгом мчится мимо меня. Мне становится смешно и я начинаю  хохотать.Но увидев Серегин кулак в черной вязаной рукавице, убегаю вслед за собакой.
У магазина, как сороки, стрекочут тетки. Обсудив все новости, громко зовут друг друга к празднику. В морозном воздухе слышится: "Дон, дон-дон! Дон, дон-дон!" Кузница. Кует кузнец, а мне кажется, что так бьется сердце моей Усть-почи. Оно так будет биться всегда!Вон она какая большая! А людей сколько...
Откуда мне , маленькой беззаботной девочке, было тогда знать, что вместе с сердцем кузнеца замолчит и сердце моей деревни...
Уже поздно. Мы  в котельной мелем толокно. Бабушка крутит жернов. Я вижу, как у нее со лба стекают капельки пота.  Жернова натужно пережевывают сухую овсяную кашу,приговаривая : "Тяжжело! Тяжжело!" Наконец, появляется коричневая крупинчатая мука. Осторожно, чтоб не просыпать, сметаю ее птичьим крылышком в кадку. Видя, что бабушка устала, встаю на ее место, но у меня ничего не выходит! Она гладит меня по голове: "Подрасти!"
 Просыпаюсь рано. Кругом все праздничное: занавески с кружевом, покрывала новые...Плутька лапой моет нос. Уже полакомился! В печь ставят жаркое. На столе дымятся творожники. В решете в чистом льняном полотенце завернуты блины. Их будут греть с толокном и маслом.
Приходят гости. Из соседней деревни приехала баба Шура. Маленькая, нарядная, с мороза щеки румяные, как девочка. Сует мне в руку шоколадные конфеты. Собираем на стол. Самовар шумит, а вокруг него рыбники со свежей да с меженой рыбой, на плоских тарелках "цветочком" выложены калитки: заспянные, пшенные, картовные. Вот эти, посыпанные сверху крахмалом, кислые, с ягодой. Селедка под белыми колечками лука, грибы, капуста...
Пришел Вовка. Я забираюсь на печь.Он всех обнимает, целует в щеки, трясет своей белой кудрявой головой и стучит по столу кулаком так, что подпрыгивают чашки. Я его немного боюсь. А он пьет из рюмочки и громко поет песни. Смотрю на всех. Тут и дядя Пеша с Карповой. Мы у него овечку купили, Таньку. И дядя Вася с Рыжковой. Все на лошадях приехали. Тетя Клава с Подберезки в цветастом платочке. И красивые Таня с Надей. У них губы накрашены. На танцы пойдут.
 Смех, разговоры целый день! От веселья да праздничного духа меня совсем разморило. Мама укладывает меня спать. Одеяло теплое, нагретое на лежанке. Рядом, перебирая коготками, урчит Плутька. Сквозь сон слышу, как убирают посуду. Стукают в сенях. Это Вовку утащили в дровни. Увезут до дому, а то замерзнет в сугробе.
 Бабушка говорит, что праздник заканчивается с уходом последнего гостя. А баба Шура осталась ночевать. Значит завтра мы снова все вместе сядем пить чай. И самовар на столе будет шуметь. Шуметь-рассказывать, и весело подмигивать мне раскаленным березовым угольком!