Гуня

      У  каждого,  пусть  даже  маленького, человека  в  душе  хранятся  воспоминания.  Радостные  и  грустные,  тёмные  и  светлые.  Только  у  пятилетнего  Гуни,  они  всегда  какие-то  смешанные  получаются.  Весь  вчерашний  вечер   Гуня  жил  с  ощущением  радости:   рано  утром   с  мамой  он  пойдёт  на  работу;  будет  помогать  кормить  и  поить  телят.  От  дома  до  телятника – километр.  Так  мама  говорит.  И  ещё  она  говорит,  чтоб  Гуня  никуда   из   дома  один  не  ходил.  Холодно.  Снег  глубокий.  Недолго  и  замёрзнуть.  А  тут…
  Окна  закуржавели.  Но  даже  через  толстый  слой  льда    и  изморози  сквозь  стёкла  окон   пробивался   поздний  зимний   рассвет.  Гуня  кубарем  скатился  с  полатей,  куда  он  перебрался    под  утро,   с  холодной  постели  на  полу.    Слёзы   обиды  щипали  глаза.  То  и  дело,  шмыгая  носом   и  искоса  поглядывая  на  спящих  братьев,  Гуня,  уже  одетый,  решительно  открыл  дверь.   Морозный  воздух  обжог  щёки  и  моментально  высушил  влажные  дорожки    недавних  слёз.  Солнце  только-только   собиралось  встать  из  своей  постели  за  дальним  лесом.  Из-за   соседнего  дома  и  леса-то  не  видно  было,  но  Гуня  точно  знал,    откуда  солнце   встаёт.  Недавние    метели  сделали  широкую    тропинку  узкой    и  притонувшей  в  снегу.  Но  если  идти  осторожно,  то  идти  можно. 
Для  того  чтоб  попасть  на  мамину  работу  нужно  идти  через  всю  деревню,  мимо  конного  двора,  по  мостку  через  ручей,  а  там  уже  и  до  фермы  и    телятника   недалеко.   Вышагивая   по  тропинке  и  весело  напевая  недавно  услышанную  песню     про  трёх  танкистов,  Гуня  слишком  поздно  увидел  приближающуюся   опасность.  Это  был  огромный  чёрный  пёс.  Имени  пса  Гуня  не  знал,    но  по  вечерам  часто  слышал  его  громкий  раскатистый  лай.  Пёс  обычно  сидел  на  привязи.
На  всякий  случай  Гуня  моментально  нырнул   головой  в  снег.  Когда  он  выбрался,  пса  уже  и  след  простыл,  но  зато  злобно  тявкала  и  пыталась  куснуть  за  ноги,  неизвестно  откуда  взявшаяся,  соседская  собачонка  Найда.  Чем  бы  закончилось  это  противостояние,  не  прикрикни  на  Найду  подоспевшая  хозяйка – тётя  Шура?  Неизвестно.  Помогла.    Найда  тут  же  хвостиком-метёлкой  завиляла - заподметала.   Не  обессудь,  мол,  не  серчай.  А  Гуня  и  не  серчал.  Он,  что  было  сил,  улепётывал  от  этой   мелкой  вредненькой  пустолайки.  И  радовался,  что  легко  отделался.
 Постепенно  тропинка  расширилась,  и  вот  уже  становятся  видны   следы  полозьев  от  конных  саней.  Да  и  следы   лошадиных  подков  уже  не   припорошены  снегом,  а  чётко  вырисовываются   на  наезженной    части деревенской  улицы.  Упавшее  было  настроение,   несмотря  на  начинающие  мёрзнуть  кончики  пальцев, снова  потянулось  вверх.   Белые  коромысла  дыма  тянулись,  чуть  ли  не  из  каждой  печной  трубы.   Оранжевое  солнце  наконец-то  соизволило  очнуться  от  спячки.  Лучи  его  разукрасили  ослепительными  искрами  озябшие,  ссутулившиеся  сугробы. 
  Высокая  изгородь.  Длинное  строение  конного  двора.  Ржание  лошадей.
Конюх  дядя  Ефим  запрягает  лошадь.  Гуне  не  очень  хочется,  чтоб  дядя  Ефим  его  увидел.  Минувшей  осенью  Гуня  решил  встретить  маму  с  работы.  Дошёл  до  середины  деревни  и  на  самом  перекрёстке  увяз  в  грязи.  Дядя  Ефим  в  тот  раз  и  спас  его  из  грязевого  плена.  Домой  привёз.  Поэтому  Гуня  и    заторопился  пробежать  незамеченным.
- Мамке  пошёл  помогать?! -  неожиданный  вопрос  вынудил  замереть  на  месте.
- Зайди  в  избушку  погрейся.  Я  сейчас  Мартына  запрягу,  да  коням  корма  добавлю – вместе  поедем.  Подвезу  по  пути. – Доброжелательный  голос  конюха    развеял  все  страхи  и  сомнения. 
  Избушка,  где  хранилась  упряжь    насквозь  пропиталась  конским  потом.  От  истопленной  печки  дышало  жаром.   По  стенам     избушки  на  огромных  штырях  висели    на  просушке    хомуты,  сёдла,  вожжи,  подпруги,  уздечки – вся  лошадиная  упряжь. 
Только  отогрелся    Гуня  у  печки,  как    его уже   окликнул    дядя  Ефим.       
За  овсом  для  лошадей  поехал.  На  складе,  в  Ананичах,  получать  недельный  запас,  как  пояснил  возница. А  до  Ананич-то,  говорят,  ещё  километра  два.
 Мартынко    бежал  ходко – только  снег  из-под  копыт! 
 Вот  уже  и  ферма  с  телятником.  Дядя  Ефим  провёз  седока  немного  дальше,  пояснив,  что  возле  фермы  ходит  сердитый  бык  и  поэтому  в  телятник  лучше  идти  со  стороны   дальнего  тамбура.   Он   ссадил  попутчика  и  уехал.
Гуня  пропустил  мимо  ушей  упоминание  про  то,  куда  идти.  Он-то  точно  знал:  туда,  откуда  изредка  раздаётся  то  грустное,  то  радостное  мычание  телят. А  ближе  всего  заходить  со  стороны  фермы.  И  он  резво  направился  к  ферме.  Неожиданно,  за  огромным  снежным  валом,  раздалось  грозное,  с  присвистом,  мычание.   Гуня  замер.  Через  мгновение,  проминая   грудью  проход  в  снежном   барьере,  на  дороге  появился  огромный  чёрный  бык.   Рога-сабли  торчали  из  головы  исполина.  Вытянутых  ручонок  Гуни   не  хватило  бы,  чтоб  измерить  их  длину.   И  только  тут  Гуня  вспомнил  про  предупреждение  конюха.  Надо  бы  бежать  или  отойти  в  сторону – но,  ноги  вдруг  как  примёрзли  к  дороге.  Бык,  между  тем,  всё  приближался.  То  и  дело,  останавливаясь,  он  издавал  трубное  мычание,  явно  ища  соперника  для  схватки.
- Мальчик!  Паразит  ты  такой!  Иди  быстро  домой,  скотина  ты  такая! –
Гуня  вздрогнул  от  неожиданности:   Хрупкая  женщина  с  ивовым  прутиком    в  руке   подбежала  к  нарушителю  спокойствия  и  стала  обихаживать  его  бока.  Как  ни  странно,  но  бык   послушно  развернулся    и   сопровождаемый  возмущёнными  восклицаниями  хозяйки,  тяжело   направился  в  сторону  фермы. 
А  Гуня,  как  ни  в  чём  не  бывало,  свернул  в  сторону  телятника,  где  должна  была  быть  его  мама.  Но,  войдя  в  полутёмное  тёплое  помещение  и  пройдя  вдоль  по  коридору,  никого  не  обнаружил.  И,    лишь  возвращаясь,  увидел  тётю  Клаву,  вторую  телятницу:  «  А  мамка-то  у  тебя  в  магазин,  в  Ананичи,  пошла.  Там  товар  привезли.  Иди  к  печке – погрейся.  Мать-то  скоро  придёт.  Да  на  теляток  посмотри.  Их  сегодня  только  к  нам  с  фермы  перевели».
О  том,  что  маленьких  телят  держат  сначала  рядом  с  коровами,  а  потом   переводят  на  телятник,  Гуня  уже  знал  от  мамы.
   Он  подошёл  к  небольшой  клетушке,  где  на  охапке  соломы  лежал   рыжий телёнок  со  звёздочкой  на  лбу. Увидев  Гуню,   телёнок  поднял  голову  и  жалобно  замычал.  Недолго  думая,  Гуня    открыл  дверцу  клетки  и  подошёл  к  рыжику.    Телёнок  словно  ждал  этого,  но  вставать  не  стал. 
На  охапке  соломы  нашлось  место  и  для  Гуни.
Там  и  обнаружила  его,  спящего  рядом  с  телёнком,  вернувшаяся    через  час  мама.   
После  этого  он  частенько  ходил  вместе  с  мамой:  помогал   поить  и  кормить  телят,  чистить  клетки.   Подружился   с  Рыжиком,  который  со  временем   вырос  в  крепкого  лобастого  бычка.
 Но  свой  первый  поход  на  работу запомнил  на  всю  жизнь.