Кровосмешение времён. Мифы Греции

КРОВОСМЕШЕНИЕ ВРЕМЁН. МИФЫ ГРЕЦИИ.

I. АРИАДНА

В атмосфере печально играл умиравший Моцарт.
Я смотрелась в тебя и ломала руками пряди.
Как же больно рвались терабиты моих эмоций!
Как же сильно хотелось не боя, а лишь объятий,
задрожавших запястий и слова, которым раны
никогда не наносят, а только блаженство сеют…
А в твоей голове – непокорные миру страны.
Это так нелегко. Это сложно – любить Тесея.

Ты стоял у пещеры, сжимая волшебных нитей
путеводный клубок – небожественный дар Дедала.
А в глазах у тебя, как в заряженном эбоните,
электронная цепь напряжённую плоть пытала.
Убежала к плечу драгоценная цепь резная,
подорожно-геройски смотрелись стальные кеды
на помятом асфальте. И ты не простил бы, знаю,
если б я не пустила тебя к очагу победы.

Минотавр ещё никого не пускал обратно.
Я теряла секунды. Внутри прорастали фразы:
«Я прошу, умоляю, веди себя аккуратно!
Не нужны от тебя Lamborgini, коттеджи, стразы,
только ты – не умри…» Виражи для тебя – убоги.
Я кивнула тебе с ядовито-тупым оскалом:
«Ну прощай. Да пребудут с тобою шальные боги!»
Ты тихонько сглотнул и ушёл в неживые скалы.

Через несколько дней ты вернулся  в кровавых кляксах,
с головою быка в формалине... А как иначе?
А потом был побег – и недевственный остров Наксос…
Паутины не рвутся – и ты не болишь, не плачешь.
И теперь – не узнай, умоляю, что путь обратный
ты не нитью прошёл, подключённой к арене боя,
а седыми слезами утраченной Ариадны,
той, которая слишком звала своего героя!

II. ТЕСЕЙ

Голубым декадансом мечей тяжелели ножны.
По артериям гневно метался штормливый ветер.
Ты ни разу не попросила быть осторожной,
только я всё равно не увяз бы в глухом кювете.
Я прощался с тобой – на часах было два-двенадцать.
Не волнуйся, мой меч обязательно будет острым!
А за нить буду так благодарен тебе! Признаться,
для победных утех я уже заприметил остров…

А в глазах у тебя – чертенящая душу темень.
Так и хочется стать Сальвадором для новой Галы,
так и манит вакциной от тысячи эпидемий
растерзать перепонку фабричных твоих сандалий…
Твой хитон полиэстровый – словно вторая кожа.
Дионис негодует, наверно. Пускай позлится!
«Да пребудет с тобою удача, мой перехожий!» –
говорили в меня Ариадновы сны и лица.

Я пошёл к Минотавру. Я долго блуждал в пространстве,
но надёжно сияла диодом нить Ариадны.
Я, конечно, нашёл апогей беспилотных странствий!
И навеки прожгли лабиринт кровяные пятна,
а потом я вернулся – к тебе. «S'il vous plait, красотка!»
И безбедная радость мне сказкою стала на ночь.
Ты бодрилась, и облик был весь из косметик соткан,
но мешки глазами тебя выдавали напрочь,

как и нервно измятые в сутках по дому скинни.
Говорят, Ариадна, что ты влюблена до мрака.
Только я всё равно плотоядно тебя покину,
перелажу по-своему зов полнолунных Дракул.
Твой хитон под руками сминался колодой таро,
вот и сущность моя не такого простого кроя.
Только это не значит, что мне не нужна и даром
та, которая слишком зовёт своего героя…

III. ДИОНИС

Олимпийские боги, конечно, горшков не лепят,
но, бывает, они выпускают на небо зонды.
И галдят эти зонды под тихий планетный лепет,
открывая богам непокрытые горизонты.
И на тысячи тысяч утаек замочных скважин
разбивает себя распродажная Одиссея.
Ариадна, не надо пытаться меня уважить –
я же знаю, что Наксос открыл для тебя Тесея,

я же знаю, что листьями ивы дрожали пальцы…
Я настолько озлился, что рвал и калечил дреды,
а внутри подрывался на мины калёный кальций
и ломились на волю артерии-привереды.
А в глазах у тебя – виноградарный сок столетий.
Так и хочется дурно плескаться в его астрале!
И по-прежнему пыль на заряженном пистолете,
а Тесей перенёсся за площади ста Австралий.

Я физически больше не в силах тебя не жаждать –
на судьбе фрезерована мойрами наша встреча.
Я стою за тебя, и умножатся силы – дважды,
если только услышу голос твой человечий,
не похожий на выстрел нагана в кровавой карри.
Если ты – без любви, то, наверное, мир фиктивен.
Пресмыкаясь в лесах небоскрёбов, подумай, Ари,
не принять ли меня, если голос твой аффективен?

И ни ты не вернёшь, и ни я не верну – а сзади
нетонувший Титаник экстазов, стекла, безумий,
и шкворчащие сказки на ночь Шахерезаде,
и горящий огнями Олимпа сквозной Везувий.
Будем вместе с тобой, Ариадна? До меланхолий,
до цветных неминучих ночей и часов без боя,
до блажных позволений сердечно трепать и холить
ту, которая слишком звала своего героя!

IV. ДЕДАЛ

Ариадна дарила волшебную нить Тесею,
а меня даже не было в страстно-морской Элладе!
Я уселся в кибитку и вольно помчал в Рассею –
инженерных идей, инноваций и техник ради.
Я работал над новым исходом моих фантазий –
над полётом к светилу миров и дождей Венеры!..
Я калечил расчёты в научно-больном экстазе
и при свете неона на клочья кромсал фанеру.

А вокруг возвышались творения Церетели,
из которых я тоже по нитям тянул науку…
Мой Икар в это время сидел в дорогом отеле,
прижимая к себе недовольно-пустую скуку.
Он смотрел телевизор по тысячи суток на день,
но зато – перед сном так мечтал о своём полёте!
И, к его сожалению, выход был мною найден –
мой Икар утолился крылами из сизой плоти.

Но полёт был окончен плачевно – Икар не выжил.
Я рыдал напролёт – я, сгубивший немало судеб!
Мой единственный сын оголтелым светилом выжжен,
и разбросанный прах пересыпан в пустой посуде
по науке смертей. Я питал её – как мужчина,
как оплот демографии, мощных инерций сила…
Только я до сих пор не нащупал саму причину,
не дошёл, почему экзосфера его сгубила.

Чертежи распроверены в тысяче ста программах,
и с наукой моей – хоть клонируй овечку Долли!
А вот вера, любовь… Этот путь не проложен прямо,
но научен вполне. Там энергия, биополе,
напряжение токов Монтекки и Капулетти,
равноденствие силы Елены, сломавшей Трою…
Всё равно – не хватило Икару одной на свете,
той, которая слишком зовёт своего героя…

12.2011

_____________________
Автор картины "Спящая Ариадна" - Джон Уильям Уотерхаус.