Запомните меня с мятущейся душою

Евгений  Никитенко
ТАМАРИСК




Запомните меня
с мятущейся душою

Сборник стихотворений



 








Видавець О.Пшонківський
Біла Церква
2004
 






Главное в человеке – душа: наш внутренний мир, единственный и неповторимый. Попытка раскрыть, распахнуть один из таких миров – основная идея этой книги.



Редактор Г. Б. Сержадалиев






















ISBN-966-8545-05-2                © Нікітєнко Є. А.
     © Пшонківський О.В.
 






І.   ВТОРОЕ   ПРИШЕСТВИЕ

*   *   *
Как часто светит лампа вполнакала,
Так мы живём: вполсердца, вполума.
А это мало, мало, мало, мало:
Ведь половина жизни – та ж тюрьма.

И мне о том подумалось невольно,
Как малоутешительны дела:
Мы сами в казематы добровольно
Затачиваем души и тела.

Музыка моей души

Я живу и этой жизни внемля,
С тихой грустью открываюсь ей:
Дождь на испепелённую солнцем землю
Это музыка души моей.

Прорезаю дни оставшиеся лопастью
Я покудова. Замри. Не дыши.
Рука другу, висящему над пропастью,
Это музыка моей души.

Принимаю близко к сердцу оплошности
Всех и вся, кто «не вяжет лыка».
Улыбка ребёнка, не знавшего пошлости
Это души моей музыка.

Заставляй стихом рыдать сердце любое,
Если у тебя душа поэта.
Ожиданье матерью не пришедшего из боя
Музыка души моей это.

Весна

І
Эй, Саврасов, грачи прилетели!
За мольберт! Можно ведь прозевать...
Под сурдинку весенней капели
Я влюбляюсь в прохожих опять.

Позабыты суставов болячки.
Как ерошат перо воробьи...
После зимней и длительной спячки
Просыпаются чувства мои.

И люблю я не только прохожих,
У меня есть ундина одна...
И я чувствую порами кожи,
И пою тебя, жизни Весна.

ІІ
Выходят из больницы патологоанатом и гинеколог.
На улице - весна!
Патологоанатом: - Смотри,
вокруг живые люди! Живые!!!
Гинеколог: - И лица! Лица!!!

О чём ты думаешь, патологоанатом,
Когда набухнут почки на ветвях?
Ведь не о скорби девы по солдату,
Чей искромсал, жестокосердный, прах?

Не о проблемах горе-наркомана,
До срока завершившего свой путь,
Не о родства непомнящих Иванах,
Залезших в петлю...
Не даёт уснуть

Разбойник-соловей: поёт, вещает
И дочери-подростку не до сна,
И смерть хоть жатву и не прекращает,
Но жизнь своё берёт. Пришла весна.


*   *   *
Ни на авось, ни на удачу, -
В поте лица добыв свой хлеб,
Живу печалуясь и плача
На грешной матушке-земле.

На грешной, потому что грешен
Я прежде сам.
Я рос в краю
Дождями вымытых черешен
И жизнь собачью и свою,

Кобылью долю и коровью
Прожил я фибрами души,
Прогнал по венам алой кровью.
Чернила и карандаши

С бумагой были лишь подспорьем
Для хроникёра жизней тех.
Живу то в радости, то в горе,
Грешу и... искупляю грех.


Зрелость

Сердце  уже не пламень, -
Ещё не остыло.
Ум не сказать, чтоб расчётлив,
Но: чертовщинку - прочь!
Тянем свой в гору воз,
Как гнедая кобыла.
Или с горы?
Ведь на выданье взрослая дочь...


*   *   *
Жар спадёт. Поостынут дома.
Посожгут всю ботву с огорода.
Вслед за осенью будет зима.
Так придумала мудро природа.


Поостынут и чувства у нас.
Перейдём на суровую прозу.
Поиссякнет метафор запас.
Грянут в душах метели, морозы.

Милых ласк не захочется впредь.
Норовить будет плоть бить баклуши.
Будет память лишь изредка греть
Наши полные опыта души.


*   *   *
Мы все возвращаемся в детство.
Зов предков негаснущ и тих.
Такое уж видно наследство
Мы в дар получили от них.
И к старости необратимо
Послушней идём что ни год,
Но все таки неукротимо
В нас детская память живёт.
Не могут могучие реки
К истокам вернуться опять,
А память живёт в человеке
И пятится, пятится вспять.
Есть очень надёжное средство
Нам всем исцелиться от бед:
Взять память в охапку – и в детство,
К истокам уж прожитых лет.


*   *   *
Умиляясь с грудного ребёнка,
С рассмешного, чудного «агу»
Понимаю пронзительно-звонко,
Что – давно на другом берегу.

Не ко времени, да и не к месту –
Не шагают будильники вспять –
Мой забавный и маленький неслух
Об истоках напомнил опять.


Что ж, года прожитые не сжечь
И клянусь первородною крохой:
Я б расплавил всемирную желчь
Нашей, полной страданий, эпохой.

Чтобы ярче сияла звезда
Для Серёжки, Наташи и Пети,
Чтобы больше уже никогда (!)
Не страдали невинные дети.

После адской работы такой
(На черта мне награды и кубки)
Я бы был предоволен собой,
Как крестьянин, что справил покупки.


*   *   *
               Л.П.Ковтун
Отзвенела соловьиной трелью
Жизни моей лучшая пора.
Заметает белою метелью
И скамейки нашего двора,
И моих ровесников затылки.
Где – вихры, - залысины давно.
Молодёжи наглые ухмылки
Проглочу, как старого кино
Двадцать с лишним кадров за секунду.
«Эх, была – как раньше – не была...»
И с бобины «Маяка» мне Ундров
Пропоёт «над Доном купола...»
Да седой Кавказ с Варлей Наташей
Нервы успокоит мне чуть-чуть,
Да «команда молодости нашей» –
На пластинке – мне не даст уснуть...
Пой, хохми, Андрюша, в светлой сказке,
Что придумал Леонид Гайдай.
Нынче не то лица, не то маски,
То «пиф-паф», а то «купи-продай».
И лечу, как из бутылки пробка...
Гадом буду, воли не видать:

Лучше щи хлебать с пустой похлёбкой,
Нежли душу с молотка продать.
- Все брюзжишь, несчастный перестарок,
Попустив удачи удила?
- Откадил свечи моей огарок.
«Эх, была – как раньше – не была»...

Второе пришествие

Меж сном, меж мороком и явью
Бог бережённых бережёт.
С годами тянет в покаянье,
С годами совесть душу жжёт
Неопалимою крушиной.
Был великан и нате: гном...
То, что казалось мне вершиной,
На деле оказалось дном.
И я душой своей хромаю,
Как будто мальчик для битья.
Стереотипы все ломаю,
Влачу своё второе «я».
И все поступки, словно дети,
И жизнь, как с белого листа.
Сродни метаморфозы эти
С вторым пришествием Христа...


*   *   *
Страсти – не весёлые картинки,
А износ чувствительнейших фибр.
Зашнурую душу, как ботинки,
Добреду болезною до Фив
Греческих, египетских ли.
Раны
Залечив дорогой, осушив
Горести, печали тотчас стану
Расшнуровывать: корсет – не для души.
Пусть порою сяду ею в лужу,
Пусть в ней будет то пожар, то лёд.
Пусть слывёт босячкою уж лучше,
Потому что обувь душам жмёт.

*   *   *
Будь ты просто хороший знакомый,
Или спутник житейских дорог,
Мне, как матери: дома – не дома,
Если сын покидает порог.

За музейные редкости Рима
Удержал бы тебя.
Не спеши.
Уходя, ты уносишь незримо
Много сердца и столько ж души.

Обернувшись, мне машешь рукою,
Издалёка походкой маня.
И не знаешь о том, что с собою
Забираешь частичку меня.

Даже если случайный попутчик
Уходил, то я вслух повторял:
«Это гаснет неведомый лучик,
Это что-то я вновь потерял...»


*   *   *
Как ветка – о первом листочке, -
Мечтаю о гулкой толпе.
Но каждый в своей оболочке
И каждый в своей скорлупе.

А было: звенели бокалы,
Шампанское лилось рекой.
Казалось, что этого мало,
А ныне – мертвящий покой.

«О, мир мой прошедший и давний!», -
Кричу в  безысходности громко.
О чём-то скрипят мои ставни,
Да в поле гуляет позёмка...
Третья истина

Я, как дом забытый, неустроен
И страдаю от чужих уродств.
Я судьбой навеки удостоен
Милых, но гонимых сумасбродств.

К чёрту всё! Вниму любимой Музе,
Возведу две истины в закон:
Разрублю сплеча Гордиев узел,
Перейду проклятый Рубикон.

Чтоб, как те, потягивая бренди,
Да от джипа бряцая ключём,
(Как и подобает истым денди)
Ни страдать, ни думать ни о чём.

А наутро, от словесной тяги,
Сам же третью истину изрёк:
Я люблю вас, злые передряги:
Вы мещанству, сытости – упрёк.


*   *   *
Напророчь мне, ясновидица, удачу
На остаток хоть положенных мне лет.
А дурное коль предскажешь – не заплачу,
Дни, как мелочь из кармана, я потрачу.
Я привык. Душою высох, как скелет.

Ох, довольно нас по свету помотало
От Тянь-Шаня гор до Балтики морей.
Впечатлений! Столько б в банке капитала
Накопить, а им всё мало, мало, мало,
Лезут как у огородника – пырей.
Предскажи успех, да только не дешевый,
Так устал от толкотни да от брехни.
Мне поют не соловьи, а кычут совы,
На ногах вериг пудовые оковы,
То хоть ты меня чем светлым обмани.


Если – женщиной, чтоб в жилах кровь кипела,
Если – книгой, - чтоб читателей – в озноб.
Да, душа – скелет, а бренно мое тело
Загалдело вдруг, и в дело и не в дело,
Просит, требует. То по лбу, а то в лоб.

Наплети, прошу, с три короба, гадалка,
Мне событий светлых, встреч и светлых дат.
Что-то стало вдруг себя немного жалко...
Источают пусть и роза и фиалка
Весть, что скоро буду сказочно богат.



Настроение

В ноябрьский хмурый день рожденья
Пораньше встану: не зевай.
Вихры взъерошу настроенью:
- Эй, ты, унылое, вставай.

Ну, поднимайся! Что, «не надо»?
Что значит «ты пристал, как клей»?
Хоть в этот день меня порадуй.
Оно насмешливо: «Налей!»

Плеснул сто грамм. Оно: «Так мало?»
Налил ещё. Оно: «Я за!»
На локотках чуть-чуть привстало,
Продрало сонные глаза.

- Бог любит Троицу. – Не стыдно?
Три рюмки с самого утра...
Аж подбоченилось: «Завидно?»
И во весь рост: «Гулять пора...»

Гу-у-ляй, душа, хоть в день рожденья!
Откуда только что взялось…
Скажу спасибо настроенью, -
Что, хоть артачась, поднялось.


*   *   *
Хорошо подслушивать в постели
Хохот ветра в стылых проводах:
Что мы мало в жизни преуспели,
Что потуги наши тлен и прах,

Что заслуг до безобразья мало,
Хоть контрольный срок давно прошёл.
С головой нырну под одеяло,
Чтоб не слышать это «хорошо»...


*   *   *
Опять в душе моей разлад,
Как будто что-то надломилось.
И не сказать, чтоб что случилось,
А так...
В печи дрова трещат,
Один я в доме.
Сиротливо
И давящую тишину
Никто и стоном не нарушит,
И только умершие души
Витают здесь нетерпеливо,
Вменяя жизнь мне, как вину.

Всплывают образы во мне
Людей родных, друзей далёких,
Порой крутых, но не жестоких.
Всё проплывает, как во сне.

Спускаюсь в кладези души,
Чтоб сладкой памятью напиться.
Но память хлещет через край
И выбирай – не выбирай,
А чтобы вволю насладиться, -
Грустить все средства хороши.


*   *   *
Вот и догорел мой костёр...
Жар души – дымящийся пепел.
С ленты жизни песни все стёр,
Кроме лебединой песни.

Чувства обращаются в лёд
И река желаний уж стынет.
Бью последних дней – уток влёт,
Только кто их из воды вынет?


*   *   *
Собачник я и жизнь моя собачья.
Чего и ждать от злой-презлой судьбы?
Но «не жалею, не зову, не плачу»
И обо мне.
И чувства, как грибы
После дождя, в душе моей плодятся,
И значит жизнь моя мне удалась,
И коль стихи в душе еще родятся,
То значит не лицом ударил в грязь,
А чем-то там ещё.
Ну, скажем, локтем.
И не приснилась мне ты, жизнь моя!
И хоть удача запустила когти
И не в меня, - пускай. Собачник я...



*   *   *
Принимать, как должное, потери –
Возрастное.
Ты согласен? Нет?
Кто-то скажет: «Я тебе не верю,
Сумасбродный, ветреный поэт».

Что ж, не соглашайтесь. Дело ваше.
Вы ведь прагматичней и умней.
Попеняйте: «С ним не сваришь каши.
От него – подальше. Так – верней».

Не обижусь. Ко всему привычен.
И хоть тайны сердца вам вверял, -
Не жалею. Но не безразличен:
Жаль, что вас я тоже «потерял».


*   *   *
За печной заслонкой отскреблась,
Отшуршала серенькая мышка.
Так хоть ты удачу мне не сглазь,
Деревенский пастушок-парнишка.

Сам я был таким, как ты сейчас,
Жизнь, как тот ручей, ключом звенела,
Но: вот первый -, вот десятый класс,
Институт и... юность пролетела.

Дальше – больше. Жизнь меня, сынок,
То за чуб, то за вихры таскала.
А сейчас так вяло, скок-поскок,
Будто лампа светит вполнакала.

И боюсь, - не выдержу, сорвусь,
Разобью предательницу-лампу.
Я для этой жизни не гожусь
И со сцены я шагну за рампу.

Я свои все роли отыграл,
Внуки-лицедеи подрастают.
Кто-то мне давным-давно наврал,
Будто мизер в преферансе – стаей.


А ещё я прочитал, что мы –
Кузнецы, мол, собственного счастья.
Но «ни от сумы, ни от тюрьмы...»
И по мне прошлось, как то ненастье.

Так что жизнь моя не задалась,
Не нашёл я счастья в мудрых книжках.
За печной заслонкой отскреблась,
Отшуршала серенькая мышка.


*   *   *
Беги, душа моя, беги.
Беги в потёмки
Чужой души. Видать – ни зги,
Лишь слёз потоки.
Лишь стон. Глухой протяжный стон,
Как вой собаки.
И погребальный медный звон,
И путь во мраке.

Стенай, душа моя, стенай.
Как в родах корчись.
Жизнь, как Берлинская стена.
На волю хочешь,
То пробивай её не лбом,
А аммоналом,
Да зарабатывай горбом,
Чтоб наших знала.

Терпи, душа моя, терпи:
Терпенье – сила.
Порывы светлые копи.
Так мать носила
Дитя под сердцем,
Чтоб на свет дать человека.
Терпи не год, а много лет.
Лишь время – лекарь.

*   *   *
Нет на Земле тепла...
Тысячи Солнц не хватит,
Чтоб растопить дотла
Зла «эм на цэ в квадрате».*
Нет на земле тепла...

И не раздуть пожар
Пылом сердец влюблённых.
И тепло, как товар,
Растёт в цене неуклонно...
Вот только кому навар?

Тысячи звёзд холодных
Бледный, мертвенный свет
На животы голодных
Сеют премного лет...
Бледный, неоновый свет.

Плохи твои дела,
Шарик – моя планета:
Нет на Земле тепла...
Души влюблённых раздеты -,
Как тела: догола.


Плачу

Было когда-то да!
Не то теперь...
Даже из глаз вода –
Горше. Потерь
Больше – приобретений. Что –
Закономерно. Плюй
На неудачи. Зато
Формуле: «Счастье куй
Каждый сам» не верь.
На месте луж – глаза.
Не то, ох, не то теперь,
Что – целую жизнь назад...


О смерти

Жив я, друг, и о смерти отныне
Вот в связи с чем хочу написать:
Я умру от тоски на чужбине,
Только где мне чужбину ту взять?

Я прирос пуповиной к Кубани,
Я оседлый. А хочется так
Иногда колесить, как цыгане,
По стране и по миру.
Пятак

Бросить нищенке где-то в Бомбее,
Рикше дать сверх оплаты на чай,
Пить текилу с султаном Брунея...
Эх, фантазии, друг.
Не скучай,

Не завидуй «со страшною силой»
Состоятельному буржуа
И -, чей прах не на Родине милой,
А на Сент-Женевьев-де-Буа.


*   *   *
Что ты делаешь со мною, гейша-скрипка?
Заставляешь душу – в кому, тело – в дрожь.
Мне, скрипач, твоя лукавая улыбка –
Всё ты знаешь – будто острый в сердце нож.

Вольфганг Моцарт Амадей... Соната – сорок.
Коли есть бессмертье, - вот оно звучит.
В горле ком... Бывает редко: листьев шорох
Нам слышней, чем если кто-нибудь кричит.

Хрупок мир наш, всё в нём призрачно и зыбко.
Мы не вечны и коль буду умирать,
Я хотел бы, музыкант, чтобы на скрипке
Напоследок ты пришёл мне поиграть.


Памяти
Владимира Семёновича Высоцкого

К горлу подкатывает ком...
Хотите – смейтесь, хотите – верьте.
Когда узнал о «таком», -
Захотелось – вдрызг, до чёртиков, до смерти.

Кто мне, кто мне сейчас поможет
Чувство утраты понизить на бемоль?
Пью вино, но никак не может
Задурить мозги алкоголь...

Что мещанин? Ему – хоть тресни.
Пучеглазый обыватель рад.
Самые негромкие твои песни
Для меня звучат, как набат.

Не растут хлеба до зимы.
Вот и ты упал, как скошенный колос...
Будет долго будоражить умы
Из динамика с хрипотцой голос.

Пусть сорвалась недопетая нота,
Смежил веки и... ты живой.
Десять ватт, тридцать три оборота
Ну, поехали, с Богом... Пой...

Слова песни доходят до сердца,
Обостряют жгучую боль.
Выедает, зараза, как перцем,
Слёзы бессилия алкоголь.

1981 г.



Подранок

Где ты, милый детства полустанок?
И войдёшь ли вновь в судьбу мою?
Я, как птица певчая – подранок,
Хоть не о весёлом, но пою.

Хоть не телом, а душой летаю,
Хоть не паровозы – поезда,
Об ином хотя уже мечтаю,
Но я помню пору ту, когда

Я за ручку с мамою, мальчонком,
В первый раз пришёл к тебе пешком.
Жизнь звенела песней чистой, звонкой,
А теперь старается тишком,

Вяло так, потупя долу очи.
«Тише едешь. – дальше тем» – верней.
Дни давно мне кажутся короче,
Ночи же – бессонней и длинней.

Я приму и это. Я не против.
Время будто – в пешки из ферзей.
Сколько я прожил и сколько пропил
Дней, ума, подружек и друзей.

Пусть и так. Не мудрствуя лукаво,
Я скажу: Не все срывают куш...
Мы попили с вечера на славу,
А похмелье, – как холодный душ.

Зги не видно от консервных банок,
От пустых бутылок, мать твою...
Где ты, милый детства полустанок?
Где-нибудь, наверное, в раю...


*   *   *
Вдалеке от родного дома,
В чужеземной и дикой стране,
Даже ты, полевая солома,
Сердце теплишь немного мне.


Здесь такие холодные зимы...
Голубые сугробы – в рост.
Непорочные херувимы
Предлагают за здравье тост.

Ой, ты гой еси, православие!
Я махну на печаль рукой.
Хорошо начинать за здравие
И кончать не за упокой!


*   *   *
В.А.Миняйло

Дай, Господь, мне посох, да не книжный,
Перехожим каликом пойду
Я по свету. В Новгород ли Нижний,
В Оптину Пустынь ли. Побреду

Из Ростова-на-Дону в Великий
Во Ростов, а после – в Соловки.
Счастье перехожего калики –
Лишь в ногах. Бродяги – дураки

Для сердец в пути неискушенных.
Жизнь – дорога, добрый человек.
Ну, а мы все в списке приглашённых
На сей праздник. Топаем весь век

До поры, пока волочим ноги.
Ведь оседлость, как ручей, мелка.
Чувство ли щемящее дороги
Гонит нас из дома, иль тоска,

Или примесь в нас цыганской крови?
Так что: раскошеливайся, Бог!
Как подарок, всё приму я, кроме
Жизни без тревог и без дорог.


*   *   *
Чувство дороги, лёгкая грусть,
Необязательность встречи...
Дом и дела позади. Ну, и пусть.
Неторопливые речи,
Вёрсты мелькают, дождик прошёл,
Выглянул солнечный лучик,
И уж совсем на душе хорошо,
Если – хороший попутчик.
Издавна сердце ласкающий звук
Даже расправил мне плечи:
Мерный вагонных колёс перестук
Душу ранимую лечит.
Чай на подносе несёт проводник
В толстых, гранённых стаканах.
За семафором город возник,
В тамбур несут чемоданы.
Поезд мне лучше, чем самолёт,
Влезу на верхнюю полку,
Чей-то ребёнок всю ночь напролёт
Будет кричать без умолку.
Только и этот отчаянный крик
Праздника мне не отравит.
Сон мне приснится, как проводник
В жизнь меня снова отправит.


Воробьиные ночи

Я и не знал, убедился воочию:
Небо как будто ворчит,
Пахнут грозой воробьиные ночи,
Молнии – сваркой в ночи.

Лета две трети пути уже пройдено.
Душу травить перестань!
Мельбой пропахла ты, южная Родина,
В августе. Сиречь Кубань.

Прячутся ныне пичуги под шифером:
Нету соломенных стрех.
Жалко мне пташек с мальчишеским вихорем,
Помню давнишний свой грех:

Как мы зорили их гнёзда невинные.
Чем провинились они?
Ночи вы, ночи мои воробьиные,
Ясные, тихие дни.


*   *   *
Мыслю нестандартно. Нестандартно живу.
Я ещё при жизни – легенда.
Сам себе дивлюсь: во сне ль, наяву?
Ближе к середине или zu Ende*?

Слово идиотское какое «стандарт».
Я его на слух и то не приемлю.
Успевал я в жизни и слушать поп-арт,
И стихи писать, и «обслуживать» землю.


*   *   *
Я в возрасте таком (гуд бай, чудачества,
Аривидерчи, бесшабашность, риск), -
Гонюсь не за колличеством, - за качеством.
Мне опыт жизни предъявляет иск.

За сумасбродный, пьяный пыл горячечный,
За вал девятый ласк, любви, страстей,
За то, что были мы, как бы незрячими
В нирваннах запредельных скоростей.

А всё проделки Времени величества.
Угомонись, навязчивый поп-арт.
Почило в бозе энное колличество
И качество готовится на старт.


*   *   *
                И.М.Черненко
Зачерпну ковшом Большой Медведицы
Я воды из детства ключевой.
Не простой водицы, а живой.
Пусть и тело, и душа излечатся.

Сделаю глоток, потом другой.
На челе разгладятся морщины,
А в душе появятся причины
Быть добрее, быть самим собой.

Буду излучать собою свет,
Как созвездие Кассиопеи.
Мир любить – неглупая затея,
Хоть и скажут многие, мол, «нет».

Припаду и до-о-лго буду пить:
Детства ведь родник неиссякаем.
Жаль вот: жизнь короткая такая.
Мимо рта бы воду не пролить...


Детство босяцкое

Полоснуло по сердцу картиной увиденной:
Ребятня деревенская, шалый народ...
Вспомнил всё. Захотелось из жизни обыденной
В детства омут упасть, даже зная где брод.

Уголок бесприютный. Дороги разбитые.
Сиротливо ютятся на взгорке дома.
У ларька те же самые лица испитые.
Нынче осень, но скоро наступит зима.

Пацанам нипочём, что их Родина малая –
Вдалеке от райцентра и разных столиц.
После дальней дороги шагаю с вокзала я
И светло на душе от мальчишечьих лиц.

Несть числа сорванцам. Матерятся, толкаются,
Просят дать закурить (мы не те были, нет...)
Гвалт подняли окрест. Пошумев, разбегаются,
Недоверчиво слыша, что нет сигарет.

Шебутные и нет. Не по росту одетые.
Ловят в заводи рыбу, катаются с гор.
Вырывают листы из тетрадок «отпетые»,
И мечтают, и ставят капканы у нор.

Не подумают пусть, что пишу я с обидою.
Чувство горечи есть. Только: мало ли – драм?
Но тепличным парням можно в чём-то завидовать
Деревенским, босяцким на вид пацанам.



Письмо матери

«...Еще не скоро встреча. Встреча в мае.
А на порог ноябрь ногой ступил.
Но только не сказать тебе, родная,
Какую нежность в сердце накопил.

Пока не выли вьюги и метели,
Не будоражил сердце волчий лай,
Мне часто снятся первые капели
И то, как пляшет в распашонке май.

Да, нелегко. Но потерпи, родная.
Храни наш кров, мой милый управдом.
Храни себя и пусть, письмо читая,
Не ощутишь под сердцем тяжкий ком.

Не поминай мне прошлое скорбя.
Я не в нужде, не мёрзну, не болею.
Живу мечтой о встрече. Пусть тебя
Мои скупые строчки отогреют...»

В конце письма черкну меж строчек маме,
Что ей подарок к празднику купил,
Что не сказать бумажными словами
Какую нежность в сердце накопил.



О.Кравчук
    Поздние цветы

Когда уже все отцвело,
То редкое, - кажется строже.
И листьев уже намело...
Как время торопится, Боже.

Казалось: вчера ещё – май,
А нынче октябрь на пороге.
- Ты голосу сердца внимай, -
Советуют книжные боги.

Внимаю сколь чёрство живу,
Сколь срок, отведённый нам – малый.
И если найду, то не рву,
Лелею цветок запоздалый.

Предзимней среди пустоты
Они на оазис похожи.
И поздние эти цветы
Мне первых намного дороже.


*   *   *
Меня напрасно не просите,
Не дам согласья на пиар.
Я не нуждаюсь в паблисити
И покажу лицом товар.

Про небезделицу так скажут:
«Ах, как чертовски хороша!»
Пусть сам он о себе расскажет:
Ведь мой товар – моя душа.

Я долго гнался за беглянкой.
Мешала суета, семья.
Поймав же, сразу наизнанку
Её вам вывернул, друзья.


Мои фантазии

Необузданны, словно мустанги,
Чрез границы порхают без виз...
Вот живу я в чукотской яранге,
Вот шикую на Беверли-Хиллз.

То металл мне об душу скрежещет,
То в душе полевые цветы.
То я сплю с самой падшей из женщин,
То с принцессой Монако на ты.

То я раб, то я царь, то – подонок.
Лицедействую в мыслях вовсю.
То со мной визави Македонский,
То Толстой, то Мишель Комдесю.

И никто не указ мне в том мире.
Волен я хоть на Марс улететь,
Даже не выходя из квартиры.
Стоит только чуть-чуть захотеть.


*   *   *
Мой мятущийся дух
слишком многого в жизни сей хочет,
Но не хочет понять,
что однажды мы в мире живём.
Над весёлым грустит,
а над грустным, как демон, хохочет
И влюбляется страстно,
и страсти хоронит живьём.

А желанье понять этот мир
у него беспредельно.
Глупый верит в бессмертье
своих сумасбродных идей.
И, как демон же, - в поисках истины –
бродит по миру бесцельно,
И, как ангел, лелеет, прощает
и любит людей.

Добрый дух мой,
ты знаешь куда и откуда
Мы плывём в нашей утлой лодчонке,
в которой сломалось весло?
Мы однажды проснёмся и скажем:
«О, небо! О, чудо!
И в какой это розовый край
нас с тобой занесло?»

Правда, я не уверен,
что может такое случиться,
А ничуть не обратное.
И растранжирив свой пыл,
Ты устанешь на празднике жизни
плясать и резвиться.
Тут как раз и подумают:
«Тот свою чашу испил...»


*   *   *
В тишине,
На далёкой другой стороне –
Было, к слову сказать,
Затяжное глухое ненастье –
Вот дела:
До крови закусив удила,
Запряжённое в смех,
Замаячило зыбкое счастье.

Не впервой
С непокрытой идёт головой,
А одежда на нём
Вся до нитки промокла.
И в тщете
Я пытаюсь его разглядеть в темноте,
Но опять,
Но опять запотели проклятые стёкла.

И не вдруг,
Поборов запоздалый испуг,
Повторяю за ним
Я слова монотонно:
Я не рад,
Что бреду без дорог наугад
Мимо вас,
Мимо вас оскорблённо и сонно...


*   *   *
Смерть мне пятый раз в году гнусавит:
- Жить спеши... Доделай все дела...
Я – ей: «Ты права, права, косая:
Ведь недаром в пятый раз пришла
Ты за год.
Такого не случалось
Раньше и в помине...
Это – знак.
И коль скоро ты мне повстречалась,
Я спущу с цепей моих собак
На дела, на всю незавершенку.
Допою всё то, что не допел,
Чтоб, когда получишь похоронку, -
Удивилась: «Надо же, успел!»
Так и будет! Чтоб мне удавиться!
(Велика ль потеря? – холостой...)
А чтоб лишний раз в том убедиться,
Как-нибудь проведай в раз шестой.


*   *   *
По стёклам ходят босиком –
Закваски лучшей, высшей пробы:
Кто с гнусной ложью не знаком,
Кто душу дьяволу не продал,
Кто бедным, слабым не чужой,
Кто кровью пишет жизни повесть,
В ком сердце не изъелось ржой,
А плесень не покрыла совесть.
Кто зависть к ближнему убил,
Кого не ест червяк тщеславья,
Кто мать и Родину любил,
Кто не страдает от бесславья.
Чей клад души не под замком,
В ком для других открыты души.
По стёклам ходят босиком
Бессребреники, не кликуши.
Такие люди – сами клад,
Без них заглохла б жизни нива.
О них писать безмерно рад.
Как жаль, что эти люди – диво.


Пасхальное

Полюбил я с детства маковки церквей...
Доставай, дьячок, кагорчик, лей и пей.
Нынче праздник, выпить, право, не грешно.
Доставай, дьячок, церковное вино.

Опрокинем по рюмашке не спеша,
По четвёртой, - чтоб оттаяла душа.
Выпив – крякнем, да закусим калачом,
Опьянеем чуть, но хмель здесь нипричём.

Скоро нам вино развяжет языки,
Я б приврал, дьячок, но врать мне не с руки.
К Богу я, дружок, пока что не пришёл...
Хорошо сидим. Живём нехорошо.

Жизнь, служитель культа милый, вся – обман,
У меня в душе с прорехою карман,
Если б только на одну мою беду...
К Богу в сердце непременно я приду.

Сам приду. Дьячок-дружок, не торопи,
Подремай на травке, пьяненький, поспи.
Не пойму пока я Бога, хоть убей,
Но люблю до боли луковки церквей.


Огонёк

Говорят: сгодился, - где родился,
Ну, а я – вразрез да поперёк.

Хорошо, когда ты заблудился,
Впереди увидеть огонёк.

По своей стезе бреду с котомкой
Жизни вольный слушатель-стрелок.
Хорошо, когда в души потёмках,
Заблестит надежды огонёк.

Хорошо, когда ты не растратил
Трепет сердца, - лучших чувств намёк.
Согревает даже в старой хате
Нас любви нетленный огонёк.

Интересное – не за горами, - рядом,
Только многим это невдомёк.
Чем коптить, как дьяки – в церкви ладан,
Разгорайся ярче, огонёк.

Песнь велосипеду

Мы – близнецы-сиамы в паре.
Давай очертим жизни круг?
Как я премного благодарен
Тебе, мой двухколёсный друг.

В далёком детстве мы катались
И вот уж дед, а всё – не строг.
С тобой мы столько намотали
На шины всяческих дорог.

Глухих, грунтовых, магистральных...
Тропинок тоже всех не счесть.
Ты стал фигурою центральной
Среди вещей моих.
Не лесть

Из уст струится ядовито.
Пусть ухмыляется сосед.
Ты – атрибут поэта быта,
Не вещь ты, - друг, велосипед.

Глаза закрою и: я - Казбич
На Карагёзе. С места тронь,
Вези, пока не грянусь навзничь,
Мой двухколёсный, верный конь.


*   *   *
Памяти Леонида Филатова

Я грущу. В окно мне машет тополь.
Я его спрошу о чём-нибудь.
Долго ль мне до края жизни топать,
И каким окажется мой путь?

Я стыдлив немного и неловок,
Оттого и жизнь вся кувырком.
Может ехать мне без остановок,
Может быть, опять пылить пешком.

Может на забытом полустанке
Стережёт меня инфарктный стресс.
По судьбе моей проедет танком,
Прогрохочет голубой экспресс.

Я б пошёл с сумою иль с котомкой –
Много в мире хоженых дорог, -
Чтоб сказать в конце пути потомкам:
- Жизнь – дорога, ну, а правда – Бог.

Шпион

Пренелюбопытные страшно,
А вот рассказать – пожалуйста!
Я выслушаю, я не гордый,
Впитаю, как губка, «базар».
Давай – наизнанку душу,
В жилетку поплачь, пожалуйся.
Общение – тот же рынок, -
На каждого – свой товар.

Я, внешне ничем не приметный,
Коллекционер страстишек,
Цежу вашу речь, панове,
Чрез очень чувствительный фильтр.
Не брезгую ни дояркой,
Ни лестью дешёвых франтишек.
Вперёд! Изливайте душу,
Алсу и Киркоров Фил.

И хоть за язык не тянут,
И не под шофе как будто, –
Наврут, наплетут, расскажут
Былиц-небылиц миллион.
Стерплю ваши слабости, люди,
У всех есть для них минуты.
Премного вам благодарен,
Лазутчик и душ шпион.

Облака

Облака кучевые. Огромные, белые.
Снеговые как будто вершины у гор
Над равнинною степью.
Фантазия смелая
Мне на небе рисует из тучек узор.

То слонёнка на привязи, то паровозик,
А то льва, но Толстого, с большой бородой.
А то лебедя с щукой, не сдвинувших возик
И доныне.
Прольются когда-то водой

Очертанья фантазии буйной на землю,
На всамделишних льва, паровозик, слона.
Но я голосу разума чувством не внемлю,
В голове будто дырка и память вольна

Возвращать меня в милое, светлое детство,
Где не писан закон мне, где мать-прокурор.
А покуда гляжу, не могу наглядеться,
Я на снежные шапки мифических гор.


Заклание
І
Ну что за прелесть – то утро раннее,
Живи и радуйся, зверь, человек...
А их – в загон и – на заклание,
Бурёнок, отслуживших век.

Вращают яблоками глаз тревожно:
- Куда нас грузят, везут? – ревут...
Ах, если б сделать было что-либо можно,
Но вдоль хребта – проворный кнут.

Что из того, что рекордисткою
Была ты, красная, степных кровей?
Стоишь в загоне, как перед чисткою,
И в уши хлёсткое: «Живей, живей...»

В руках у дел заплечных мастера
Смертельный стержень-электрошок.
И вспомнишь всё: и вымя матери,
И свой приплод, покуда – ток.


II
Ещё в сознании мычу на хинди я,
Адреналином впрысну в кровь:
«О! Почему ты, Русь, страна не Индия?
Не убивает там никто коров...;

Деревня
(диптих)
І
Деревня и есть деревня,
Крестьянин и есть крестьянин.
И нечего тут поделать,
И нечего лгать и врать.
Вот речка, а вот деревья,
Вот бедные хуторяне,
Которые спозаранку
Ругаются в душу мать.

Конечно, здесь чище воздух,
Нет смога и меньше газов
И за пучком петрушки
На рынок бежать нет нужды.
Зато тут идти по воду
Не два, не четыре раза
И то лишь корова скажет
«Спасибо» за все труды.

И всё б ничего, да дети
Хворают уж слишком часто,
А до ближайшего пункта
По бездорожью вёрст семь.
А тут огороды эти,
А там нелады с начальством...
Не знаешь за что и браться,
Измучилась я совсем.

Опять же: только посеешь,
А там и, глядишь, прополка,
А после нужно окучить,
А сколько всего поливать...
Потом от жуков лелеешь,
Как стадо овец от волка.
Прольёшь семь потов, покуда
На стол разносол подавать.

Работа, очаг, хозяйство,
Уборка, глаженье, стирка...
Вы спросите: «Как так можно?
И всё это изо дня в день?»
Откуда всему и взяться,
Коль вместо кармана – дырка.
Здесь то пожнёшь, что посеешь.
Нужда побеждает лень.

Ещё есть одна болячка:
Муж «горькую» попивает...
И то. От хорошей жизни,
Скажи мне, разве запьёшь?
Служу ему, как собачка,
А в жизни чего не бывает.
Чай, я ему не чужая,
Иной раз сама подпоёшь.

Немного легче зимою.
И всё-таки тоже мука:
Хотя бы не было грязи,
Попробуй из дома выдь.
Бывает – от вас не скрою –
Подступит такая скука,
Что впору броситься в омут,
Или по волчьи выть.

Но это проходит быстро:
Пять ртов не дадут закиснуть.
Я в шутку их называю
«Семейно-домашний трест».
Вы правы, в том нету спора,
Что руки, как плети виснут,
Но жить-то ведь как-то надо,
Кому-то нести этот крест.


ІІ
Да, правда, в деревне скучно,
Да, правда, в деревне грустно.
Но если это и правда,
То это особая грусть.
Зато петухи здесь звучны,
Зато молоко здесь вкусно
И бабушка Маша рада
Сказать: «На здоровье пусть...»

А грязь? Так ведь это ж в марте,
Когда трезвонят капели.
Помилуйте, разве можно
Здесь воздух равнять с городским?!
Хотите картошки? – жарьте.
А рыжики в масле ели?
Эй, с сомом там осторожно:
Утащит... Скажи, дед Аким?

Вставать до зари? Привычно.
Ложиться затемно – тоже.
Деревня – не белоручка,
Здесь то и знай, - успевай.
Ведь лето горит, как спичка
И «господи» не поможет.
Тут жизнь, брат, такая штучка,
Что только давай-давай.

Октябрь. Созрела капуста,
Соленья рукой искусной –
Конечно, рукою женской –
Взяты давно под печать.
В деревне бывает пусто,
В деревне бывает грустно,
Но только не деревенским:
Им некогда здесь скучать.



Мыло

Если голова укутана «Полем Чудес»,
А в «Беверли Хиллз» «Богатые тоже плачут», -
Вознеси мою душу грешную, Господь, до небес:
Сопьюсь или свихнусь с ума я иначе.

Моя дочь – отличница, но смотрит всю эту муру
И ей бесполезно вдалбливать, что это вкус портит.
Знал бы я, Господи, точно, что завтра умру,
Разбил бы этот ящик вдребезги к чёрту.

Ладно – домохозяйки, им этого мыла дай и дай.
Им этого мыла куска на день и то мало.
Но что почерпнёт молодой, избалованный негодяй
Для себя из этого мыльного-премыльного сериала?

В двести сорок шестой серии – хоть стой, хоть плачь –
Тот же расклад, что в седьмой. Не взрослеют дети...
Дочка, я не питекантроп, сатрап иль палач,
Но выдерну шнур удавочный из электросети.

Дочка, лучше сядь разгадай кроссворд,
Или сходи попрыгай на дискотеку.
Чёртово время, рвёт в наших душах-покрышках корд.
Я уж, как рыба об лёд, молчу про библиотеку...



Ю.И.Шевченко
Менталитет

Топчет саван родимых пространств
человек в кирзаках,
В телогреечке ватной, как водится,
злой с бадуна.
И разит от него перегаром,
и запахом ли чеснока, -
Ты не морщись в презреньи:
то сын не приёмный, - родной твой, страна.

Не гордись – было б чем! – человеком,
но не отвергай.
Он и сам тебе не объяснит
в чём источники зла.
- Больно долгие зимы... А выпьешь, -
в душе сразу – май.
Чем журить, ты бы лучше закуску
к столу подала...

- Прощелыге, пропойце, ушкуйнику
снедь?
Где ж на всех напасёшься?
А всех – половина меня.
И звучит на просторах моих
похоронная медь,
Сотрясает рыданьями-всхлипами
воздух родня...

Может менталитет
от огромных имперских пространств,
Топчет саван которых,
а всё же идти – не дойти.
Извини же, страна,
его мордой в салат реверанс.
Не исхожены, видно,
твои перепутья-пути.


*   *   *
«...Опьянели уж и сандалии...»
Франсуа Рабле

Иногда до чёртиков напиться
Человеку свойственно, хоть плачь.
Клин чтоб клином выбить – похмелиться.
Водка, иногда, как лучший врач,
Помогает снять с души все стрессы.
Вот и я о том же говорю...
Мы ведь все – заложники прогресса
(Кость бы ему в горло, бунтарю!).
Кость – ему, а нам в горлянку – водку.
Ну, а чтоб нутро не обожгло, -
Сало  с хлебом, чесноком, селёдку
Под мундирочку.
Благослови село,
Если есть на небе ты, Всевышний.
Тем, что хлеб растят, хвала рукам.
Даст Бог день, а значит даст и пищу,
Ну, а к ней - наркомовских сто грамм,
Выражаясь образно, конечно.
После трёх развяжет языки
И, как девки в платьях подвенечных,
Станут вельмо красны мужики.
Речь польётся не ручьём, - рекою
И отпустит жизнь тиски проблем,
Кто жестикулировать рукою –
Дирижёр оркестром – станет.
Всем
Всех не переслушать... После пятой
«Ой, мороз...» споёт нестройный хор
И женатик станет неженатым,
И не замечать уже в упор
Будет – всем и всех – приличным тоном.
В оливье уткнётся «дирижёр»
Мордою лица и хриплым стоном:
- Я ж пока ещё всего стажёр...
В промежутке меж восьмой-девятой
Спокусит кого-то краковяк.
Ноги заплетутся и распятый
Об пол некартинно как-то бряк!
Апогеем и гвоздём программы –
Издавна банальный мордобой.
На десерт, как повелося, дамы,
Если взяли таковых с собой.
Если ж нет, - о них же разговоры,
Сальности, скабрезности, смешки...
Все мы, в разной степени, но воры
Жен чужих.
Отважится стишки
Некого Баркова кто-то вспомнить,
Не взирая на в салатах морды лиц.
А наутро не каменоломни
В головах, так уж Аустерлиц
Будет точно. Но ведь не топиться
Же с похмелья? Хоть «бадун» – палач.
Иногда до чёртиков напиться
Человеку хочется, хоть плачь...


С.П.
Аванс

Серёга, дружок мой запойный,
Аванс профиршпилил...
Забыли словечко аванс,
А ему так намедни вот дали.
Ну, он рад стараться
И бдить по ночам, аки филин.
- «Событие, Жека!
И нам пребывать ли в печали?»

Взаправду, Серёга,
Возьмём килограмма два раков,
Подруга притащит горчицу
И «ноженьки Буша».
Спроворим костёр,
Под дымок, не спеша и со смаком
Напьёмся до чёртиков:
Пьяному море – что суша.

Забудем проблемы, заботы,
Печали, тревоги.
Ведь более чем уважительна
Гулек причина.
Смеются с нас, пьяных,
Серёга, Америки ноги
Ужо досмеются,
Коль скажем мы «Боде» и «Чине».

Эх, чудно сидим!
Натюрморт на столе – для картины.
Наелись яиц с черемшою
Подружкины дети.
Не тухни, Серёга,
На гривны четыре с полтиной
Мы зачиздоквасим,
А может зачиздосалфетим.

Литрушку накатим
И радость поселится в душах.
Помилуйте, люди,
Не всё же одним депутатам!
Наяривай! Раки, Серёга,
Вкуснее чем ноги от Буша.
И нам, чтоб аванс профиршпилить,
Не надо мандатов.

Се – жизнь и дана нам
Пропащность от Бога.
Достойно же встретим похмелье –
Судьбины уколы.
Я тост возглашаю –
Вы слышите, «Бодя», Серёга? –
За часть моей жизни:
Тупик, под названьем Ярмолы.


    ТРИ   ОДЫ
І. Хлебу

Режь мне четвертинку, - нет, - осьмушку
И по ней я разгадаю вкус...
Расцелую хлебушка горбушку
Перед тем, как сделать первый кус.

С нежной, мягкой корочкой, духмяный,
С молочком... Ну чем не натюрморт?
И от вкуса, запаха ли пьяный
С аппетитом вдруг «ударюсь в спорт».

Ем, а всё мне кажется, что мало,
Хоть сажай от кухни под арест.
Полбуханки как и не бывало
За один нечаянный присест.

В грош не ставлю всяческие споры,
Что наш первый – только для потреб.
Лучше гор быть могут только горы,
А вкуснее хлеба – только хлеб.


ІІ. Фуфаечке

Ни куртке замшевой, ни летней маечке –
Хозяин-барин я, кручу-верчу, -
Я оду-гимн пропеть простой фуфаечке,
Покуда жив ещё, браток, хочу.

Хэбэ с ватинчиком простёган нитками.
Чего уж проще есть, казалось бы,
Но так уж сталося, - готов под пытками
Поклясться: нет завиднее судьбы,

Чем согревать теплом всяк люд натруженный,
Не белоручковый лощёный сброд,
Что в декольте, манто и в рюшках с кружевом.
Нет, согревать собой простой народ.

На фермах, стройках, цехах и просеках,
На нефтепромыслах и на полях,
Где пашут сутками и пьют без просыпу
Кацап, хохол, румын, китаец, лях.

На дальних приисках и автозимниках.
Лесных сторожках и буровых
Быть незаметною, подобно схимнику,
Греть обездоленных и трудовых.

И будь я скульптор, то не батничку
Воздвиг бы памятник, - воде, земле,
Отлил из золота фуфайке-ватничку,
Ещё – картошечке, что на столе.



    ІІІ. Картошечке

Отвари мне картошечки,
Лучше если, - мундирочки,
Под огурчик с селёдочкой
Стол накрой нам с дружком.
Карафиночку водочки
Я возьму в холодильничке,
Две гранённые стопочки.
Сядем рядом ладком.

Опрокинем по стопочке
Мы за встречу, как водится,
В плавном русле потянется,
Потечёт разговор
О работе, о женщинах...
Только часики-ходики
Замечать будут времечко.
Ну, а времечко – вор.

В числе множества тостиков
Выпьем мы за картошечку.
Я не знаю что делал бы
Наш народ без неё.
Ах, кормилица милая!
Захмелеем потрошечку,
Язычёчки развяжутся,
Как шнурки, ё-моё.

Ляжет мне на коленочки,
Замурлыкает кошечка.
В жилах кровь заволнуется.
Да оттает душа.
Ой, спасибо вам, милые:
Водка, да под картошечку.
Под закуску первейшую
Мне и жизнь хороша!


*   *   *
Алле

Золотая осень листопадом
Укрывает чувств моих разлад.
Как я листопаду нынче рад,
Каждый день брожу притихшим садом.
Листья-конфетти и маскарад
В полном что ни есть сейчас разгаре.
Визги, крики, топот, смех и стон,
Хлопанье ладош, фужеров звон
(Я уже почти рубаха-парень).
Кружит вишня с абрикосой в паре
Медленный, старинный вальс бостон.

Некогда тенистые аллеи
Облысели... Так ведь и не зной.
Осень попрощается со мной,
А чтоб мы о прошлом не жалели,
В Покрова подарит выходной.

Лес такою гаммою запятнан
Красок,
будто просят: «Чур меня!»
Жар багрово-жёлтого огня
И уже осенние опята
Просятся в лукошко из-под пня.

Наконец пора настала свадеб,
Впору молодых вести к венцу.
Осени убранство им к лицу.
Чувств не расплескайте, бога ради,
Чтоб вдвоём – к счастливому концу.

В радости ль, беде – друг с дружкой рядом.
Чувства – не разменный звон монет.
Я собой доволен стал вполне.
Золотая осень листопадом
Запоздало душу лечит мне.


*   *   *
В этот мир неустроенный,
жёсткий и грешный-прегрешный
Не хотел, но пришлось –
не без помощи хоть акушерских щипцов.
Был я поздний ребёнок,
а брак, где зачат – не поспешный.
Угораздило... Что ж,
не кляну своих кровных отцов.

Не кляну, но и, правда, не скалю
свой рот в белозубой улыбке:
Источил свои зубы нещадно
о жизни гранит.
Радость мне не сестра,
потому моё счастье так зыбко.
А печаль мне жена
и сей брак Бог надёжно хранит.

Он хранит,
испытанья всё большие мне посылая.
Обливаюсь слезами,
взирая на жизни бардак.
Но и всё ж не ропщу на судьбу,
потому что я знаю:
Если выдюжу всё, -
он на небе расторгнет сей брак.


*   *   *
Какая промозглая осень...
В такой-то вот мрачной поре,
Когда хоть бы небушка просинь,
Родился на ранней заре,
Увы, аккурат в ноябре.

Несносное время. Тоскливо.
Короткие хмурые дни
Чредою и неторопливо
Идут.
Как похожи они
На древ давно спиленных пни.

День так же ещё убывает,
Как в августе. Крик воронья
Уверенности не прибавляет, -
Что жизненная колея
Ровна и накатанная.

Как следствие – грустные песни,
Некрасовским в унисон.
Не переиначишь, хоть тресни,
Себя.
Непреложный закон:
Продулся? – Ставь деньги на кон.

Одна лишь отрада: надежда,
Что поросль младая взойдёт
Замшелых вкруг пней,
а невежда
Стих грустный, печальный поймёт,
Окстится судьба-банкомёт.


*   *   *
Всё проходит. Оттого так грустно.
Канут в Лету и мои слова,
Что на листик белый и изустно
«На гора» давала голова.

Канут в вечность трепетные чувства,
Онемеют пальцы нежных рук.
Позабудет плоть любви искусство,
Радость обладанья, боль разлук.

Народятся новые кумиры,
Новые шуты дурачить свет
Станут. К струнам милой, звонкой лиры
Прикоснётся уж иной поэт.

Чувства ворохнутся редко-редко.
Норови тогда не упустить
Шанс всю горечь подсластить конфеткой
И опять грустить, грустить, грустить...


Бивуак старопрежних пиров

Е равно эм на цэ, но в квадрате*
Цэ – куда там!, а массой здоров...
Посетим-ка, мой добрый приятель,
Бивуак старопрежних пиров!

Здесь часть жизни, увы, прошумела
И не худшая, скажем так, часть.
Успевали мы сделать и дело,
И расслабиться вволю и всласть.

Вспомним всех наших общих знакомых:
Ныне здравствующих, но и тех,
Отлучён кто погостом от дома.
Царство Божье им!
Выпить не грех

И за радости, и за печали.
Первых меньше – есть, было – пока.
Нас на дружбу с тобой повенчали
Бивуак и стакан первака.

За тебя, - как об лучшей утрате –
Бивуак старопрежних пиров!
Эх! Кабы мою массу в квадрате,
То энергии быть будь здоров...



*   *   *
- Окстись, беспутный, пожалей!, -
Заныли стоптанные ноги.
Как мало липовых аллей...
Всё больше битые дороги...


Как мало истинных друзей,
Всё больше так: «Привет! До встречи!»
Печалься, мучайся, глазей,
Где полдень жизни, а где – вечер.

И мучась слёзно, выбирай
Вперёд друзей, потом – дороги.
И слушай душу, после – ноги:
Ведь Бог в душе, а значит – рай.


«Полководцы»

На удачи момент
Уповай. Не балуй.
Ворошилов Климент,
Урождённый холуй, -
Подвернулся, - схватил
(Хоть из глины колосс)
И держал, что есть сил
До седых до волос.
И за то - о, природа! –
Пил водку и ром,
Что пред кормчим народов
Стелился ужом
Под гармонику Сени,
Будённого, бишь.
Сталин, Троцкий и Ленин
С ними сладить? Шалишь...
Лизоблюдово племя
Столь живуче, собкор, -
Им одно только Время
Зачтёт приговор.

«Повезло» мне. Живи
Да и в ус, брат, не дуй:
Подо мною – холуй,
Надо мною – холуй...
Если вижу – довольно! –
Кого-то из них, -
Вспоминаю невольно
«Полководцев» двоих.


Песня медвежатника*

Подельница-ночь,
Не снимай с себя дольше покровы.
Спит сторож, накачанный водкой,
Но не поддаётся замок.
Союзник наш, дождь,
Льёт струёй, точно вымя коровы.
Колдую у сейфа,
Как цуцик, до нитки промок.
Ура! Ловкость рук!
И: до встречи у Двойры на хате.
Мы воры в законе,
Нам побоку вшивый закон.
Гулять так гулять!
Мы на мелочи время не тратим.
Любить, так принцессу,
А красть, так хотя б миллион.

Светает. Одежды ночи
Белой ниткою шиты.
Срывай их, рассвет вожделенный –
Предвестник весёлого дня.
И чешет в затылке
Помятый и горем убитый
Охранник объекта,
И всё вспоминает меня.
*   *   *
Мне важней –до скончания века –
Таинств всех океанов и суш:
Как вселяется зверь в человека?
Где источник растления душ?

Неотвязная мысль накатила,
Как желание Бэссинджер Ким:
Где зародыш того Чикатило,
Что глумился над родом людским?

Кто нутро наше чёрное лепит
И срывает из золота куш?
Жёлтый дьявол – младенческий лепет
По сравнению с Дьяволом душ...


*   *   *
Гороскопы всё врут?
Нет, не врут (хоть не все) гороскопы.
На себе убедился,
на собственном опыте я.
Уж не мальчик давно,
половину восточной Европы
Я объездил,
а всё-таки тянет в родные края.

Жизнь настала такая,
что тошно и скушно мне, братцы.
Не малиновый звон по стране, -
звон нечистых, бандитских монет.
И нельзя ничего изменить,
и глупее ещё обижаться,
Что зависит Судьба наша вся
от парада планет.

Всё сбывается в срок:
увлеченья, характер, занятья...
Потому, – есть на свете
один непреложный закон:
Мир – не хаос, -
живёт по ниспосланным свыше «понятьям».
Не жалею,
что зодикальный мой знак – Скорпион.


*   *   *
Отлетала от тела душа
С каждым вздохом и спазмом охотней...
- Как бы жизнь была ни хороша
В оболочке, -
на небе вольготней
И не так одиноко, как там,
Где скопление тел, а не духа.
Как пароль пограничным постам:
Ни пера вам, душа, и ни пуха!


       
      






ІІ.   СОЛНЦЕВОРОТ
(времена года)

*   *   *
Как долго так близко с природой я не был
И вот среди леса стою, как чумной.
Берёзы да сосны, да синее небо,
Да дятла весёлая дробь надо мной.

Присяду на взгорок. Куда торопиться?
Ведь в кои-то веки в блаженство я впал.
Стучи, милый дятел, порхайте, синицы,
Я счастья такого давненько не знал.

Отрину печали. Забуду тревоги
И пьяный от счастья по свету пойду.
Подкашивай, радость, послушные ноги,
В них правды – нисколько я и упаду.

Устроюсь на листьях. Под голову – руки
И стану на синее небо глазеть,
И стану внимать сладострастные звуки,
И станет душа наслаждаться и петь.

Чего и желать мне в такие минуты?
Одна только фраза нейдёт с головы:
Осенние путы, осенние путы,
Да жёлтое море опавшей листвы...


*   *   *
Погода, - хозяин собаку из дома не выгонит,
По стёклам и крышам дождь яростно лупит.
Ума не приложишь, кому это выгодно:
И этот дождь, и эти лужи?

Спешат по своим делам пешеходы.
Бог мой, до чего ж неловки!
Устав от капризов шальной погоды,
Провисли с бельём верёвки.

Потоки мутной воды с полей
Стекают в низины и речки.
В голых ветвях больших тополей
Сиротливо ютятся скворечни.

Хилый пейзаж, в сумерках дом,
Зудит последняя мушка.
Да перед самым моим окном
Качается птичья кормушка.




*   *   *
Снег такой белизною искрится,
Прикрывая надтреснувший лёд
И летит одинокая птица
От скрипучих и тряских подвод.

На подворье следов понапутано,
Улыбается солнце в сосне.
Пара ножек, в онучи укутанных,
Вспоминает о прошлой весне.

*   *   *
На дворе свирепствует январь
И по святцам старый Новый год.
За окном синичка – Божья тварь –
Из кормушки хлебушек клюёт.

Оперенье, точно позумент
На расшитом, с кистью, галуне.
О, Природа, твой эксперимент
Не пропал искусница втуне.

Сколько жажды жизни в крохе сей,
Поклевала крошек и поёт.
Посевай, дружище, сей и пей:
Ведь по святцам старый Новый год.


*   *   *
В квартире ещё с лета паутина,
А нынче всюду царствует зима.
За окнами унылая картина:
От ветра зябко ёжатся дома,
Короткий день и сумрачен и скучен,
Деревья голы, стая воронья,
Как кляксы на снегу.
Неровен, вспучен
Лёд на пруду.
Пчелиная семья
Уж не летит на клеверное поле
За взятком мёда.
Мёрзлая земля,
Как камень, если рыть могилу.
Боле
Ни слова о зиме.
Леса, поля
Чрез месяц, полтора преобразятся
И в сердце воспылает вновь и вновь –
Когда, как не весной им в сердце взяться –
И вера, и надежда, и любовь.


*   *   *
О, как ручьи велеречивы,
Когда начнут темнеть снега
И солнца луч скользит игриво
По всякой всячине.
Луга
От вешних вод – сплошные лужи,
Прозрачна синева небес
И птичьим гомоном контужен
Весенний обновлённый лес.


*   *   *
Рыхлый снег, капель и лужи.
Выкомаривает солнце.
Рек разлив. А зимней стужи
Не осталось и на донце
Гидрометеобокала.
Ветер лапит всех в охапку.
На завалинке из шпалы
Кошка чинно моет лапки.


*   *   *
Пора от цветенья кульбабы
До цвета акаций в маю
В подкорке засела не слабо.
Спасибо певцу-соловью,
Да пчёлам жужжащим над цветом,
Да хору лягушек в ночи.
Я время предверия лета
Люблю.
Горлопаны-грачи
Давно уж освоили гнёзда,
Раскинула гроздья сирень.
А как упоителен воздух!
Настолько прибавился день,
Что часа, увы, не хватает
Для всех завершения дел,
Народ пашет, сеет, сажает,
Но и от амуровых стрел
Укрыться почти невозможно
И тестостерона в крови
Избыток.
А значит, не сложно
Очнуться во власти любви.


*   *   *
Цвет бессмертника сорву,
Словно жизнь переиначу.
Упаду в плакун-траву
И от радости заплачу.

Степью пахнет зверобой,
Карамелью пахнет мята,
Не в согласье я с собой,
Но любовь не виновата.

Запах трав, полдневный зной.
Хоть бы тёплый летний дождик...
Обнимается со мной,
Лечит душу подорожник.


*   *   *
До обеда ещё не скоро,
А уже припекает – жуть!
От привычной работы спорой
Я прилёг на часок вздремнуть.

Успеваю едва заметить,
Утопая в духмяном стогу,
Как на сине-белесом цвете
Самолёт прочертил дугу.
*   *   *
Ловлю последние лучи:
Конец купального сезона.
Прощальные по лету звоны –
За речкой,
чёрные грачи
За трактором летят на пашне:
Поминки зерновой страды.
Беременны уже сады,
Равно как силосные башни,
Вода прохладна. Шутка ль? – Спас.
И пляж такой осиротелый,
И я притягиваю телом
Лучей последних про запас.


Солнцеворот

В разгаре псовая охота...
Мне осени пора милей.
Лесов осенних позолота –
Бальзам на душу и елей.

И в ней, как будто воскресенье,
И стал улыбчивей сосед...
Но парков зимних запустенье
Сведёт усилия на нет.

Дни коротки и сгусток лени
Мечом дамокловым висит...
Но куст дурманящей сирени
Опять мне душу воскресит.

Потом в ней будет лета просинь,
И пыль, и мухи, и жара...
Глядишь, а завтра снова осень,
А ведь весна была вчера!


 
 






ІІІ.   ДАБЛ   ДАБЛ   Ю


*   *   *
В комнате-площади
высится шкаф-эшафот.
На вешалках-висельницах
Трупы моих одежд.
Зеваки – я и книги:
Ахматова, Блок, Сафо...
И их персонажи:
От мудрых и до невежд.

Казнь позади
и среди зевак палач.
Устал от работы.
Ещё б, - не хватило дня...
Ты будешь смеяться,
Хоть смейся, а хоть и плачь:
Палач – я сам,
А трупы – слепки с меня.

Привёл – к исполнению.
Потому что ведь приговор
Аппеляции с обжалованьем
не подлежал.
Гласил: чрез повешенье...
И головорез – топор
С запёкшейся кровью
Без дела в чулане лежал.





*   *   *
К.Мордатенко

От сознания толпы кастрации
Впадаю почти в прострацию
И даже если дюж, - не берусь за гуж.
А вместо – с соседом Ванею
Лечусь алкоголя нирванною.
И покуда мучусь – лечусь, жизни учусь.

От такой терапии – мучения
Погладывает червячок сомнения:
А вдруг, а ну – загоняю болезнь вовнутрь.
Ведь от такого, так бы сказать, допинга
Всё вокруг становится пофигу.
И после перемывания жизни косточек
хочется уснуть.

А при незамутнённом рассудке
Хочется уже на вторые сутки
Въехать в троянском коне
на бастионы продажных душ.
Хочется до дефлорации терпения,
Только мало одного хотения.
Хочешь сорвать куш, впрягайся с троянским в гуж,
даже если не дюж.


*   *   *
Повседневность – суровая,
даже беспощадная реальность.
Поведение вышестоящих власть предержащих – иезуитская мимикрия.
Мотивация существования черни –
недоразумение, даже банальность.
Винить в этом – разве что Бога,
который не дал толпе крылья.

Вымя когда-то дойной коровы
бессильно ссохлось,
Но для революции, очевидно,
ещё в зародыше либидо.
Надежда – в коме,
но, правда, пока не сдохла.
Ей богу, за Бога тоже,
но более за себя обидно.

Говорят что...

Член правоцентристской фракции
Закончил за сорок четыре фрикции
Речь держать. А в антиакции
Левоцентристов много фикции.

В Переделкино едут переделывать
То, что как бы ещё недоделано,
Но в последнее время бракоделами
Переделкино поредело мол.

Антидопинг не совсем то же что киднепинг,
А лизинг вовсе не консалтинг.
Сейшен ещё не шейпинг,
«Кинотавр» – не в Каннах, «Киношок» – не в Ялте.


Пиар

Лежу и жду, прикрыв фрамугу,
Когда наступит гладь да тишь.
Сосед-дебил ревёт белугой,
В подполье, блин, скребётся мышь,
Зудит над ухом бляха-муха,
Ей вторит в унисон комар...
Вся жизнь – сплошная нескладуха,
Как этот звуковой пиар.


Самая простая работа

Зашморгну петлю на собственной шее,
Чтоб, как колокол, качаться на рее.

Или взрежу бритвою вены,
Пьяному и пруд по колено.

Трезвым утоплюсь я в колодце,
«Ширкой» больше чтоб не колоться.

Захочу, - умру и от СПИДа.
Это дело ведь индивида,

С жизнью как свести лучше счёты.
В мире проще нету работы...


*   *   *
В темноте уголёк сигареты,
Будто фишка ночного такси.
Наплевать на Минздрава запреты,
Подойти, закурить попросить.

И такси-жизнь мне счётчик включает
Для здоровья.
Опасно? Гони…
Каждый сам за себя отвечает.
Хочешь выбрось, а хочешь начни.


 


         






IV.   ЛАКОНИЗМЫ

*   *   *
От Полярной Крест Южный ох, далеко.
Вылакала ночь у Земли молоко,
Но не всё, а пол только блюдца.
Свет и тьма не до смерти бьются...


*   *   *
Можно разбитую чашку
Склеить, но вряд ли она
Вновь добротой и участьем
Будет, как раньше, полна.


*   *   *
Слова, по прошествии вёсен и лет,
От истины всё ж недалече:
Коль выдался жребий родиться на свет,
То мучься и плачь, человече...


*   *   *
О, сколько из нас, как форпост, атакуют
Рай Божий, Олимп ли, Парнас...
Как мыла кусок закругляет, шлифует
Жизнь – опера мыльная нас.


*   *   *
Старею. Что раньше мог, -
уже не могу.
Не тот апломб, задор,
голова поседела...
Зато мыслей рой
в воспалённом мозгу.
В молодости меньше дум, -
больше дела.

*   *   *
Праздника нет. Только видимость праздника.
Праздник – химера. Праздник – фетиш.
На душу бальзам чем-то там ещё дразнится
И толпе скалить рты ведь не запретишь.

*   *   *
Жить - с белого листа,
Мысль вроде и проста.
На деле ж – воплотить, -
Как веру воскресить.



*   *   *
Случай – подсказка Судьбы.
Сумей за неё ухватиться!
А «если бы, да кабы» –
Для тех, кто не словит Жар-птицу.


*   *   *
Мне не веришь, - Господа спроси.
Растолкует – пусть псевдонаучно: -
И всегда-то жили на Руси
Бестолково, муторно и скучно.


*   *   *
«Взвейтесь кострами синие ночи...»
(гимн пионеров страны Советов)


Антреприза

Чёсом по далям и весям
«Народная» Чурсина...
Кострами синими взвейся,
Сгорай от стыда, страна.

В твоей стране

Уехала и сразу научилась
Всему, что раньше недосуг мне было:
Прохожим улыбаться (атавизму!!!)
И, как ребёнок, радоваться жизни.


Мольба о дожде

Как порох, воздух сух. И просинь,
И губ шершавость, и поля...
Разверзнись небо: влаги просит –
Как ласки женщина – земля.


*   *   *
Длинно что говорить?
Опоить, обкурить
Предержащие власть постаралися.

Кто не может дурить,
Кто не хочет хитрить, -
За бортом этой жизни осталися.


*   *   *
Ни друзей, ни богатства я не накопил.
И мой поезд ушёл, и просрочены сроки.
Потому изреченье одно полюбил:
«Привилегия Личности быть одиноким!»


*   *   *
Подозревал в себе давно –
Пишите, прокуроры! –
Мой социальный статус – дно,
Духовный статус – горы.



*   *   *
Вы – материально,
Я – духовно.
Чей рост выше –
Пусть решает Бог.


*   *   *
Где моя вершина? Где мой пик?
Позади ли, впереди? Не знаю.
Я по краю пропасти шагаю.
Лишь бы пункт конечный – не тупик.


*   *   *
Среди трущоб вздымаются терема.
Впору плакать, - нам всё бы смеяться...
В этой стране можно свихнуться с ума,
Если не быть философом, поэтом, паяцем.


*   *   *
Трое заурядных, но ловких ребят
Могут сделать так, что станешь богат.
И всего народа не хватит,
Кто бочонок счастья прикатит.


*   *   *
Простые люди больше на права,
Как ранее, свои не уповают.
О, Боже! Как замызганы слова
Высокие у нас порой бывают.


*   *   *
Вот так мы все:
Когда петух – хоть в жопу,
А хоть куда-нибудь –
Да, жареный – ещё, -
Всё норовим – то головой в Европу –
Пробить окно.
А то и похлещё.


*   *   *
День Победы!
Ветеран, одень ордена и медали!
Чтобы вспомнили!
Чтобы помнили!
Чтобы не забывали!


   


 






V.   ЧЕЧЕНСКИЙ   СИНДРОМ
(тетраптих)

І
Горская баллада

Мерцала сталь кинжалов. Лезвий жала
Вершили свои чёрные дела.
Уже рука колоть давно устала,
Уже и кони закусили удила
Топча нечаянно хрипящих тел останки.
Чуть в стороне от сечи, при луне,
Зализывали ран края подранки.
Свет бледный так струился в вышине,
Как будто не было побоища лихого.
Чуть оросила дёрн последняя слеза.
Не помогла счастливая подкова
Джигиту юному. Чуть мутные глаза
Он устремил с последним вздохом к небу.
Так кучка горцев в битве верх взяла...
А смерть от рук неверных – на потребу
Аллаху.
Ля илляха иль алла!


ІІ
Скажи...

Скажи, за что я умираю, брат?
Россия, прочитай «Хаджи Мурат»!

Державным скипетром уймись, страна, трясти,
Свободолюбых горцев отпусти.

Как за прибалтов рад и финн, и швед,
А горцы жаждут – полтораста лет

И даже больше. Вспомни Валерик
И гениальный Лермонтова вскрик:

«Чего он хочет, жалкий человек?
Под небом места много всем...». О, век,

Жестокий, вельмо трупами богат.
Скажи, за что я умираю, брат?

Скажи мне, АКМ, скажи, кинжал,
На бойню эту кто меня послал?

Ужель не учит ничему Афган?
Зачем им Библия, покуда есть Коран?

Не много доблести, поверь, братишка, тут.
За что парней рязанских в клочья рвут?

Зачем утюжат «Градами» аул?
Зачем чеченку бритвой полоснул

По животу смоленский рядовой?
С кровавой пеной выхаркну живой

Пока ещё: «Грехи мне, Бог, прости.
А ты, Россия, горцев отпусти...

Чечня – твоя болезнь, твой геморрой...
Когда умру, - глаза, страна, закрой».

ІІІ
26 октября

В сонные головы пули
Лезли, как в масло-ножи...
Доблестью «славно» блеснули
Альфовцы.
О, расскажи,
Муза, о псевдогеройстве,
Шпаги с бахвальством скрести,
В памяти лучше поройся,
«Мелочи» не упусти.
Как не дождались оваций,
Как причитали навзрыд, -
После победных реляций
Да череда панихид.
Семьдесят... Сто восемнадцать..
Стоп: роковое число...
Не удосужилось, братцы.
Не пронесло. Понесло.
Двести... четыреста девять...
Жить хорошо на Руси...
Кто виноват и что делать
Бога, Россия, спроси.
Твой монолог вечен, Гамлет,
Как череда панихид.
Чин в оправдание мямлит:
«Женщина тоже шахид...
И, исходя из реалий,
Было -: «живыми не брать!»
- В сонных вы метко стреляли,
Должное надо отдать.
- Но ведь могло быть и хуже,
Вспомним Нью-Йорк, Тель-Авив...
- Сели вы, дяденьки, в лужу,
Мирных людей отравив.
В уши стучался и в груди
«Колокол»-газ, как набат:
«Будьте побдительней, люди,
«Норд-ост», не друг вам, не брат».
Их, как они не просили,
Так и ничто не спасло.
Стало позором России
Двадцать шестое число...
IV
Самая однополая любовь

Виновата в том числе страна,
Что – как будто мир, но: «шашки к бою!».
Женщина пред зеркалом, одна,
Занимается сама с собой любовью...

Только вышла замуж, как в Чечню
Суженого милого забрили.
- «Акцией» ты назвала войну,
А ведь он два года, как в могиле...

А могла б такая быть семья...
Сын вон семенит вовсю по полу.
Это ныне вынуждена я
Жить с собой любовью однополой.

Не могу достойного отца
Для него найти. А просто шляться, -
Можно на убийцу-подлеца
Мужниного где-нибудь нарваться.

Не хочу!
Не в силах пасть до дна!
Ненавижу кобелей-ковбоев...»

Женщина пред зеркалом, одна,
Занимается сама с собой любовью.


   
 







ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ

Кто умеет ждать, - всегда дождётся:
К терпеливым Бог благоволит.
А как в модном шлягере поётся:
«У кого про что душа болит,
Тот того и ждёт...»
Любовник – случай,
Алкоголик – чарку, наркоман –
«Ширку» ли, «косяк». А я – везучий! –
Жду и пью пьянящих слов дурман.
Ах, каков он, если б – знали, сладкий!
Слаже мёда только слов нектар...
И хоть я до сладостей не падкий,
Этот пью запоем, прям кошмар!
Книги три за год! так расстарался,
Будто то – и делал, - напролёт.
Бог – свидетель: я того дождался,
От чего душа моя поёт.



    
Содержание

І Второе пришествие …………………………… 3
«Как часто светит лампа вполнакала...» ……… 3
Музыка моей души …………………………… 3
Весна ……………………………………… 4
«Ни на авось, ни на удачу...» ………………… 5
Зрелость ……………………………………… 5
«Жар спадёт, поостынут дома...» ………………… 5
«Мы все возвращаемся в детство...» ……… 6
«Умиляясь с грудного ребёнка...» ………………… 6
«Отзвенела соловьиной трелью...» ……… 7
Второе пришествие …………………………… 8
«Страсти – не весёлые картинки...» ……… 8
«Будь ты просто хороший знакомый...» ……… 9
«Как ветка – о первом листочке...» ……… 9
Третья истина ……………………………………… 10
«Напророчь мне, ясновидица, удачу...» ……… 10
Настроение ……………………………………… 11
«Хорошо подслушивать в постели...» ……… 12
«Опять в душе моей разлад...» ………………… 12
«Вот и догорел мой костёр...» ………………… 13
«Собачник я и жизнь моя собачья...» ……… 13
«Принимать, как должное, потери...» ……… 13
«За печной заслонкой отскреблась...» ……… 14
«Беги, душа моя, беги...» ………………… 15
«Нет на земле тепла...» ……………………….…... 16
Плачу ………………………………….…… 16
О смерти …………………………………….… 17
«Что ты делаешь со мною, гейша-скрипка?..»     ... 17
Памяти Владимира Семёновича Высоцкого      ...... 18
Подранок ………………………………………. 19
«Вдалеке от родного дома...» …………………. 20
«Дай, Господь, мне посох, да не книжный...»       ... 20
«Чувство дороги, лёгкая грусть...» ………. 21
Воробьиные ночи ……………………………. 21
«Мыслю нестандартно, нестандартно живу...»      .. 22
«Я в возрасте таком...» ……………………………. 22
«Зачерпну ковшом Большой Медведицы...»         ... 23
Детство босяцкое ……………………………. 23
Письмо матери ………………………….… 24
Поздние цветы ……………………………. 25
«Меня напрасно не просите...» …………………. 25
Мои фантазии ………………………………………. 26
«Мой мятущийся дух...» …………………. 26
«В тишине, на далёкой другой стороне...» ……… 27
«Смерть мне пятый раз в году гнусавит...» ……… 28
«По стёклам ходят босиком...» ………………… 29
Пасхальное ……………………………………… 29
Огонёк …………………………….………... 30
Песнь велосипеду …………………….……… 30
«Я грущу. В окно мне машет тополь...» ………. 31
Шпион …………………………………….… 32
Облака …………………………………….… 32
Заклание ………………………………………. 33
Деревня (диптих) ……………………………. 34
Мыло …………………………….………… 37
Менталитет ……………………………….……… 37
«Иногда до чёртиков напиться...» …………………. 38
Аванс ………………………………………. 40
Три оды ………………………………………. 41
Хлебу …………………………………….… 41
Фуфаечке ………………………………………. 42
Картошечке ………………………………………. 43
«Золотая осень листопадом...» …………………. 44
«В этот мир неустроенный...» …………………. 45
«Какая промозглая осень...» …………………. 45
«Всё проходит. Оттого так грустно...» ………. 46
Бивуак старопрежних пиров …………………. 47
«Оскстись, беспутный, пожалей!..» ………. 48
«Полководцы» ………………………………………. 48
Песня медвежатника ……………………………. 49
«Мне важней – до скончания века...» ………. 50
«Гороскопы всё врут?..» …………………. 50
«Отлетала от тела душа...» ……………….… 51
ІІ Солнцеворот (времена года) …………………. 52
«Как долго так близко с природой я не был...» ..…. 52
«Погода -, хозяин собаку из дома не выгонит...»  ... 53
«Неумолимый времени разбег...» ……….………… 53
«Снег такой белизною искрится...» ………. 54
«На дворе свирепствует январь...» ………. 54
«В квартире ещё с лета паутина...» ………. 54
«О, как ручьи велеречивы...» …………………. 55
«Рыхлый снег, капель и лужи...» …………………. 55
«Пора от цветенья кульбабы...» ……………….… 55
«Цвет бессмертника сорву...» ……………….… 56
«До обеда ещё не скоро...» …………………. 56
«Ловлю последние лучи...» ……………….… 57
Солнцеворот …………………………………….… 57
ІІІ Дабл дабл ю ……………………………. 58
«В комнате-площади...» ………………..…………... 58
«От сознания толпы кастрации...» …….… 59
«Повседневность – суровая,
  даже беспощадная реальность...» ……..… 59
Говорят что ……………………………..………... 60
Пиар ……………………………………………….… 60
Самая простая работа …………………….……… 61
«В темноте уголёк сигареты…» …………………... 61
IV Лаконизмы ………………….………… 62
«От Полярной Южный Крест ох, далеко...» …….... 62
«Можно разбитую чашку...» …………….…… 62
«Слова по прошествии вёсен и лет...» ………. 62
«О, сколько из нас, как форпост, атакуют...»    …... 62
«Старею. Что раньше мог...» …………………. 62
«Праздника нет. Только
видимость праздника...» ………….……… 63
«Жить – с белого листа...» ………….……… 63
«Случай – подсказка Судьбы...» ………….….……. 63
«Мне не веришь -, Господа спроси...» ………….… 63
Антреприза ……………………………….……… 63
В твоей стране ………………………………………. 64
Мольба о дожде ……………………………. 64
«Длинно что говорить?..» ………….……… 64
«Ни друзей, ни богатства я не накопил...» ………. 64
«Подозревал в себе давно...» ………….……… 64
«Вы – материально, я – духовно...» ………. 65
«Где моя вершина? Где мой пик?..» ………. 65
«Среди трущоб вздымаются терема...» ……….. 65
«Трое заурядных, но ловких ребят...» ………. 65
«Простые люди больше на права...» ………. 65
«Вот так мы все...» ………………………….… 66
«День Победы!..» ……………………………. 66
V Чеченский синдром (тетраптих) ………. 67
І Горская баллада ……………………………. 67
ІІ Скажи ………………………………………. 68
ІІІ 26 октября …………………………….………… 69
IV Самая однополая любовь ………….……… 70
Вместо послесловия ……………………………. 74


         
 

З б і р к а    в і р ш і в
(російською мовою)

Никитенко (ТАМАРИСК) Евгений Александрович
ЗАПОМНИТЕ МЕНЯ С МЯТУЩЕЙСЯ ДУШОЮ

Редактор Гарри Сержадалиев


Підписано до друку 15.03.2004
Формат 84х108/16. Папір Sveto Copy. Гарнітура Times.
Трафаретний друк.  Замовлення №041
Видавець О.Пшонківський.
09100. Біла Церква, б-р Перемоги. 106. оф.14
(04463) 4-41-22
Друк ПП Пшонківський









Нікітенко  Є. А.
Запомните меня с мятущейся душою. Збірка  віршів (російською мовою). — Біла Церква, Видавець О.Пшонківський, — 2004, 76 с.



ISBN-966-8545-05-2
Главное в человеке – душа: наш внутренний мир, единственный и неповторимый. Попытка раскрыть, распахнуть один из таких миров – основная идея этой книги.