В начале был Чуковский

В начале был Чуковский. Мама нараспев начинала :
- У меня зазвонил…
-Те-ефон.
-Кто говорит?
-Сьён.
-Вы откуда?
-От вейблю-юда.
-А много вам прислать?
-Пять – шесть.
Всё это я знаю  с кассеты, старой, милой, плёночной кассеты. К ней был приклеен кусочек лейкопластыря – из плеяды  тех старых советских лейкопластырей, что отдираются вместе с кожей, а на нём аккуратным маминым почерком было написано «Кате 2,5»
Я слушала эту кассету, мамины истории, смотрела старые слайды.

Потом был «Буратино». Я читала его по  слогам,  долго разглядывала картинки, сипела, поправляла волосы и особо гордилась быстротой своего «чтения». До этого дедушка читал со мной барона Мюнхгаузена. Только сейчас я удивляюсь такому выбору книги для внучки. Барон был для меня загадкой: слишком нелогичный, чтоб стать кумиром, и слишком находчивый, чтобы быть простым смертным. Меня поражала его жизненная позиция, а глупость автора заводила в тупик. Вишнёвое дерево, как же.  Дедушку же это откровенно веселило. Он присовокуплял к  похождениям бравого барона и свои, не менее бравые. Например, он знал некоего джина (имя не помню). Этот джин был малый ловкий и до жути неуловимый. С нами, мной и братом, он общался через посредника. Даже передавал мороженое. Дедушка объяснял это плотным графиком этого пройдохи. И мы верили. А вот на ядре летать – увольте.
Не смотря на всё моё недовольство поведением Мюнхгаузена я читала по странице в день и даже  - гордая своими успехами – научилась определять время по часам. Всё это я делала неспроста. Услышала от бабушки, что гении гениальны во всём.
Но «Буратино» был первой самостоятельной книгой. «Буратино» был толстой книгой. Красочной. Я читала его, сидя во дворе, бравируя перед сверстниками своей силой воли. Был август, девочки выносили из дома такой архаизм как «резинки» (и это отнюдь не презервативы, если что). Парни играли в сотки. Мне дико хотелось заняться и тем, и другим, но гордость не позволяла. Интересно то, что у меня и мысли не было схитрить, пролистав ближе к концу книги. Чтение у нас в семье было делом добровольным, никому из взрослых и в голову бы не пришло заставлять меня читать. Это было абсурдом. Помню, как мы с братом поражались, когда скривив губы, кто–то из однодворников кричал из окна: « Меня гулять не пускают, пока 2 страницы не прочту. Наказали.»
Посему мы  приступали к чтению добровольно и охотно. Так как кабельного у нас не было, телевизор служил исключительно для семейного просмотра старых добрых отцензуренных фильмов.  Мы жутко страдали от этого. Такие прелести как джетикс, Фокс, ТНТ были для нас чем – то вроде блинов Аверченко.
Мы не могли поддержать ни один «светский» разговор в песочнице или на турниках. Помню, мне было лет семь, когда крутили «Дикого Ангела» с Натальей Орейро и «Принцессу Зену».  Все окрестные барышни вклеивали в свой альбом наклейки с Милагрос. Я гордо смотрела на полуобнажённую красотку и презрительно заявляла, что мне она совсем не нравится. Не могла же я признаться, что не видела ни одной серии «Дикого ангела» и  даже «Камьёдолор» не могу спеть.
Зато наш дом был обителью всевозможной литературы и мы всасывали книжное слово абсолютно не фильтруя. Помню, в 12 лет я нашла «Любовника леди Чаттерлей» и прочитала его от начала и до конца, не поняв и половины. «Голод» Кнута Гамсуна я открыла в 14. Впрочем, «Мистерии» мне понравились больше. Но это были редкие случаи, эти книги я брала от скуки по принципу «На безрыбье и рак рыба». 
Зачитывалась Дюмой. Обожала Жюля Верна. Конан Дойль и его «Шерлок Холмс» были моими кумирами. Эдгара По уважала и даже перевела чуть–чуть. Читала даже Вальтера Скота и Майн Рида, «Мельмота-скитальца» в надежде понять, что такое готический роман. Любила Дафну Дю Морье. Ненавидела Коэлье.
Однажды папа принёс домой книгу «Достоевский детям». Я её терпеть не могла. Чахотка, слёзы и страдания чудились мне за каждым перевёрнутым листом. По сути, это так и было.  Даже явный авторитет автора в глазах моих авторитетов- родителей  не помог. Это, пожалуй, единственная книга, которую меня заставляли читать. В конце концов, я отдала её в библиотеку за какую – то потерянную фантастику. Решила, что так всем будет лучше.  Меня пугали эти «обнажённые нервы».
Забавно, что многие слова из вычитанных мной, я ни разу не слышала. Поэтому ударения жестоко мной варьировались. ГавАнь – звучит намного красивее чем гАвань!

 Настольной же книгой лет с 10 был «Властелин Колец».

Это была не просто книга.  Ещё  в «древности», слушая «Хоббита» и жмурясь под одеялом от страха и восхищения, я твёрдо решила найти Хоббитов, где бы они не прятались от людей. И  гномов найти, и эльфов. Кое- кто из взрослых потакал моим фантазиям, кое – кто тыкал головой в энциклопедию, где чёрным по белому было написано, дескать «мифическое» существо. Ага! Стало быть, и фавн Тумнус мифическое существо? Ну уж не поверю!
В более зрелом возрасте мои понятия о «мифичности» поменялись. Я уже была слишком взрослой, чтобы верить в существование Шира , но слишком маленькой, чтобы понять, что «чудес не бывает»: всё это «Бабушкины сказки», а приключения - это уход автора от реальности?
Как я уже сказала, впервые я прочитала «Властелин Колец» лет в 10. Это была жёлтая книга, сильно сокращённая, в переводе Муравьёва. Ей зачитывались ещё мои родители и их друзья. Это было одно из первых изданий, где вся трилогия была в одном томе. Ещё было отдельно «Возращение государя». Но там на обложке был какой- то индеец нарисован. Меня это очень огорчало.


 Я читала днём и ночью, не взирая на окружающий мир и естественный жизненный цикл. Книгу у меня отобрать было весьма проблематично, но попытки были. Я читала ночью, якобы случайно включая свет в коридоре и, пока его не выключат, подсовывала книгу под тоненький лучик света, пробивавшийся из-под двери. Чаще всего я запиралась в туалете, но меня быстро раскусили и стали просто выключать свет. Тогда я стала брать с собой в туалет фонарик. Это тоже смекнули и забрали фонарь. Тогда я брала свечку, дожидалась когда брат уснёт и читала при свече.
Я не маньяк. Просто сова. Я физически не могла заснуть в 9 часов вечера. А тут ещё  Фродо всё никак до Мордора не дойдёт! Сколько слёз я втайне пролила над книгой: жёлтые плохонькие страницы быстро  вымокали  и становились прозрачными, и запах у них был  такой характерный, терпкий.  Как-то раз я подумала, что будь мои слёзы из воска, «Возвращение Государя» было бы провощено не хуже старого затёртого молитвослова.
Каждый раз, когда я прочитывала(или перечитывала) половину книги, я  с ужасом понимала, что скоро будет 3 четверти, а там уже и до финального отплытия в Валинор
рукой подать.
Позже, когда был бум «Поттерианства», все погловно читали Гарри Потера. Меня бесила такая любовь к надутому очкарику, тем более что он обсуждался на каждом углу, а единомышленников по ВК было не так уж много. Точнее, единомышленника было 2. Мой брат и Даша. Но брат был мал, его суждения в расчёт не брались. А вот Даша была ценным союзником.
Помню, мы ехали с ней в машине и дружно пели: «за серые горы, за белый туман». Выше поэзии Толкиена я тогда поэзии не признавала. Толкиен был нашим личным Богом.  МЫ с Дашей наизусть выучивали все стихи трилогии и Хоббита.  Нашим литературным  изысканиям было лишь одно препятствие  - расстояние. Она жила в Москве, а я в Подмосковье. А как я злилась её увлечению «Хрониками Нарнии»! Она открыла Льюиса самостоятельно раньше, чем я. До этого я только слушала «Лев, Колдунья и волшебный гардероб» в мамином исполнении. Мама читала мне его в Севастополе, на ночь. Я лежала под махровым одеялом, вдыхала запах книг – у бабушки была огромная библиотека – и смотрела как в открытое окно рвётся софора.


Как-то раз папа забрал у меня «Хранителей» и  сказал, что пора поумнеть. А  горстку ребят со щитами и в шлемах какая- то бабушка в метро обозвала «кучкой шизонутых Толкиенистов». 
Трудно хранить веру когда все вокруг против.

Только что я пересмотрела первый фильм «ВК». С момента его выхода прошло больше семи лет. Я закончила школу, поступила в Университет, вышла замуж. Пора Толкенизма для меня давно прошла. Я даже решила писать диплом по Гумилёву, а не по Толкиену ,в чём раньше уверяла маму.  Когда мои младшие братья заговаривают о величии трилогии, я смотрю на них снисходительно. Но сейчас мне грустно. Я понимаю, что начала анализировать книги, а не проглатывать их. Начала смотреть на персонажей цинично, критикуя степень их достоверности или банальности.  А  в любимые поэты записала другого. Это естественно – я выросла и «поумнела». Некоторым для счастья нужен телевизор, некоторым медицинские  головоломки и шлюхи, кому – то спасать животных, кому – то детей. В детстве моё счастье было на кухне – кружка чая, горка печенек и хорошая книга. Как мне не хватает тех сложных, полудетских проблем, смелых мыслей, непрочитанных  книг. Зачем я узнала про «маленького человека», «обломовщину», «войну полов», «проблему расизма». Пусть лучше сердце замирает при словах «капитан Блад», «Каэр –паравел», «замок Ив». Но Взамен этого трепета я получила студенческий билет, мужа, акаунт «вконтакте» и несколько лирических плодов моего книжного детства. Что ж. Это совсем неплохо. А непрочитанных книг горы. Но я никогда не забуду цвет форму и запах моих любимых книг, пусть сами книги уже никогда не попадут мне в руки. Хочу быть верной.

На могиле Толкиена выгравировано Бёрн, а на могиле его жены Лучиень. Он был верен себе.