Август в пах. 2часть

                Рассказ в стихах:
                "ЧЁРНЫЙ ВОРОН ИЛИ АВГУСТ В ПАХ"


                2 часть:  "Спасы Филиппа САдова"


А под Можаем: в селе Слуговище,*
Расцветали сады до рая…
Такое Бог построил там гнездище,
Что ангелы « туда-сюда» летали!
Садов Филипп, здоровый, молодой,
К земле привешивал дом очередной.
Жена пузатая смотрела с ласкою
И брёвна райские ложились сказкою.
Филипп и сам был, как сказочный герой,
Происхождением своим чудной.
Передавалась, в роду, из уст в уста,
Одна легенда от хвоста…
Что, мол, когда-то, от какого-то посла,
Девка крепостная понесла…
И вдруг, какой-то, Сенька Анкудинов
Решил сына посла кинуть под льдину.
Кинул, Сенька, мальца или не кинул,
Но, подо льдину, поскользнувшись сгинул.
Младенец на краю провала полежал,
Да и домой до мамки побежал.
Есть и другая версия:
Дружок Семена, сочтя «это» за знак небес,
Решил ребёнка бросить в лес.
Бросил, дружок, мальца или не бросил,
А, мол, лесничий, приняв его за лося,
Стопорил удальца словно осину,
Да и вернул мамане сына.
Видно берёг сынка какой-то хер:
Фамилия отца-то Мейерберг.
Филипп, про Мейерберга знал,
Но, на родство такое наплевал.

Август пах утомлёнными травами…
Мужиками потными,бравыми…
На яблочный спас, достроивши дворец,
Принял радостно известие: ОТЕЦ!
Чтоб жизнь, у дочки, не была минуткой,
Имя дал цвета веков – Анютка.
И загулял счастливо по садам…
Да так, что загрустил Адам:
Любил-то мужик не ЕВУ,
А грешную смертную деву.
Когда рекой полилась «садовуха»,
У ангелов от хмеля случилась порнуха.
Филипп попойку тут же прекратил
Достойно поругая «воротил»:
Браки без брака он в рае не плодил.
Желал плодить Антоновки побольше,
Если не до Австрии, то хотя б до Польши.
Потому что любил, когда пел соловей,
И устало от дел дневных
Говорил не по-русски « О, кей!»
Тихо плача за семерых.
Дни летели - судьба вела…
Вот и сына из-под подола,
Жена подарила верная,
Пока единственная, пока что - первая.
А Филипп, как всегда, не ленился
И трудился, трудился, трудился…
Август пах утомлёнными травами…
Мужиками потными, бравыми…
Спас, конечно же, был на носу,
Филипп мох собирал в лесу.
Вдруг услышал, зовёт соловей,
Изумился - домой скорей!…
Мне сейчас бы - тысячу фей!
Чтоб увидеть с точностью хроники,
Миг рождения пташечки Тоненьки.
С этих дней, одно знаю точно:
В садах птицы не пели ночью.
Открывали дивясь ротик только,
Когда трели реформила Тонька:
То про родину, то про РУСЬ!
А теперь вот и я дивлюсь,
Чем судьба вела людей так,
Чтоб Филипп, вступив дважды в брак,
Жён смог быстренько перетерять,
Восьмерых детишек поднять,
И под старость в матушке-столице
На девчушке молодой жениться.
               
СОРОК ПЕРВЫЙ!…
Взрывая нервы,
Бесконечным стоном у могил,
Поил слезами и кормил…
Немцев вкушали не по вкусу:
Затронута была честь славы русская!
А трогать эту честь надо бы нежно,
А то, не то, погладит лапою медвежьей.
Фашисты - цивилизованные дети,
Забыв, что звери есть на свете,
К «лапке изящной» рукавиц не подобрали,
Поэтому войну и проиграли!
Играли пацаны то больше спичками…
А нам уже светило электричество,
Увидели при свете: лица русских - чище!
Обиделись, спалили Слуговище.
И Бог за райский сад им не простил,
А горьким пораженьем угостил.
Чтоб знали: ангельские гнёзда,
Рушить опасно, платиться слёзно.
«Кровь голубая» риск разжигая,
Проблематично дела решает,
А у русских кровь вечно зелёная,
Инопланетным пульсом наделённая.
Лесной невеждой пульшарит прилежно
Врагам не даря надежды.
Филипп, вернувшись с военной дали,
Сжимал в ладонях героя угли…
В пепел упав сердцем и плотью,
Сгорел в аду безмолвным воплем!
А дальше, как в сказочке под вечер,
Жизнь вздумала греться на печке
От деда владел он секретом печного искусства,
Ведь только не русский,
Спать может без печки по-русски,
А все остальные без этой «матроны»
Мгновенно подхватят гриппа ионы.
Вот Мани то наши, чтоб жизнь была слаще,
К себе зазывать творца стали чаще.
Столица, страдая потерей не малой,
Его обняла родненькой мамой.
Печник?…А…Печник! Конечно же, нужен!
И сладкая мысль: пригрелся бы мужем...
Тогда набрал Филипп учеников добротных,
Окраины московские обслуживать охотно.
И нарасхват пошли ребята,
Жалея об одном лишь, что время маловато.
Выложат печь, баба встаёт с ухватом,
Готовая себя сосватать сватом.
Молодушки, чумея от ревности и злости,
Сгорали от желанья поджарить его кости.
Мужик робел: цену костяшкам знал!
Делец в любви всегда тяжкий нахал,
Его же наглость скромностью потела
Сохнуть от жара сразу не хотела.
Однако Асенька «девчонка пышный бублик»
Смогла запечь « как надо» его рублик.
Была она ему выше колена,
Но умная, как наш дедушка Ленин,
И он, «скелет - два метра десять»,
Позволил ей судьбой покуролесить.
За это Асенька в сенях его любляла
И за дрожжами в лавку отправляла.
В один сентябрьский, насморочный вечер,
Предыдущую жену обняв за плечи,
Сказал Филипп: «Аксиньюшка, прости,
Асю люблю, прости и отпусти!»
Сделав порыв, если судить, беспечный.
Семь его деток упали в шоке с печки.
А были то уже большие лбы!
И батьку своего понять могли б.
Так фиг вам!
Мачеху старую на молодую
Менять и целовать « и в ус не дуют»!
А дулись большей частью индюками:
Мол, старая - молода мозгами,
А молодая, умна чем–то другим,
Тем, что не может для них быть дорогим.
Затем решили, что, может быть, и может,
Если отец членство их умножит.
И он умножил и поделил,
Равно для всех, о каждом не забыл.
Детки пристроились в Москве,
Собой довольные вполне.
Аксинье, под Москвой, Филипп построил дом,
И Тонечка осталась с первой мачехой при том.
Ей нравилось дубовые полы активизировать скребком,
Под свои песни с матерком.
/ Мы все по молодости с ветерком
Делаем то, о чём тужим потом,
И поменяя то на то,
Опять поймём, что то -- не то./

Продолжение следует.

* Село Слуговищево (правильное название)