5. День третий - тоже не корткий - часть вторая

Прямо на мосту стояла будка. К стеклу окошка были приклеены липкой лентой фотографии лодок и катеров. Рядом стоял картонный прейскурант. Увидев чудный маломестный ботик из полированного дерева, мы решили, что он явно лучше шумного трамвайчика. Кругленькая пенсионерка в перманентных барашках завивки после 15 минут объяснений на пальцах, таки продала нам нужный билет. Эта почтенная матрона не говорила ни на одном из известных нам языков. Пенсионерке было жарко и душно в ее будочке, и искать созвучия между русским и чешским, ей явно не улыбалось. Отчаявшись, сверкая очками, она просто стала тыкать в фотографии лодочек и катеров пальцем. При этом свирепо трясла перманентными барашками. Наконец очередь дошла до ботика, и мы в свою очередь затрясли головами. Тетушка высунулась по пояс из окошка, ткнула пальцем в прейскурант, за тем сгребла кроны с блюдца и перестала нас замечать. За то стала томно обмахиваться каким-то журналом.
Пристань №5. Спустившись с моста, мы быстро отыскали катер. Молодой загорелый чех, босиком и в неизменной клетчатой шляпе прыгнул в лодку и сел у руля. С нами плыла еще одна пара, похоже, англичан. Наш «капитан» предложил говорить по-русски. Сам же отвечал - то на чешском, то на английском. Вторая пара, всю дорогу молчала. Вдоль борта тянулась деревянная лавочка, в хвосте и посередине лодки были подушки. Пока плыли по течению, мотор молчал.
Слышались тысячи звуков: Плеск воды, крики птиц, смех с лодок и катамаранов, музыка на проплывавших мимо речных трамвайчиках. Обнаглевшие лебеди и утки, завидев лодку – кидались под борт и жадно орали, требуя угощения. Поскольку не мы, не англичане угощением не запаслись, то эти милые птички отправились к Детскому острову. Там вылезли на берег и принялись третировать владельцев собак, как раз выгуливавших своих любимцев. Мое воображение поразил отменно жирный лебедь, забравшийся прямо на колени к женщине, пока та доставала что-то лакомое из сумки. В это время две находчивые утки отбирали кусок у ее собаки. Дети, до того весело игравшие, отошли подальше от воды и постарались увести собак с собой.  Речные чайки, тоже не робкого десятка, иногда садились на корму.
Я опустила руку в воду и не доставала ее в течении всей прогулки. Тридцати градусная жара в воздухе и прохладные пятнадцать градусов в реке… Хотелось купаться. В воде плавали листики и веточки. Выныривали мелкие рыбешки. Наш «капитан» сидел на корме и двигал руль босой ногой, при этом, с неподдельной любовью вглядывался в пейзажи островов. Заплывая в маленький проток Чертовки и любуясь уже начавшими желтеть парками Кампы с воды… Поражаясь ступенькам домов спускающихся прямо в реку… Я думала лишь о том, что впереди три долгих дня. И кусочек четвертого, а вечер еще так далеко…
Затянутое тиной колесо водяной мельницы, балкончик ресторана над запрудой, в который вросло дерево и как бы поддерживало его. Танцующие дома с косыми окнами, шпили сотен башен с золотым сиянием значков Иллюминатов и Мальтийскими крестами.
 На обратном пути лодка включила мотор. Весело рассекая течение, мы тарахтели и жужжали. Кончилось средневековье. Кончилась задумчивая пленительная тишина. Под мостом Лиги, у нашего лодочного «правителя» зазвонил мобильник. Женский голос что-то громко щебетал из трубки. Лицо лодочника зарделось под загаром, от чего мотор затарахтел сильнее и путешествие кончилось на пять минут раньше .чем могло бы. Быстро причалив, он придержал нам борт, пригнув его к доскам пристани. Затем включил мотор на полную и лодка понеслась, задрав нос почти под прямым углом к воде.
Не было еще и пяти. Неизведанные улочки Малой Страны тянули к себе и обещали выдать тайны, некогда живших там алхимиков. Говорят, король Рудольф II собирал их по всей Европе и платил чистым золотом, за призрачную надежду на золото волшебное.  Король умер, а алхимики плавили в тиглях умы и души последущих правителей Чехии. Сам Калиостро на старости лет, нашел себе в одном из замков должность библиотекаря и тихую комнатку в башне. Ах, как я рассеяна, как на самом деле мало времени было у меня… Я не побывала в замке, где жил Калиостро. Я не сходила на Оперу «Дон Жуан», написанную здесь и впервые поставленную на Славянском острове. В той же зале, где позже, порхали тонкие пальцы Франца Листа. Я не, я не… В моем путешествии, этой частички больше, чем твердого «Да!» над свершенным. И все же…
В тот день мы потерялись в Малой стране. Вернее – мы хотели, но не смогли удалиться от Карлова моста. Казалось, вот… кривая улочка петляет, ветерок с реки уже почти не ощутим. Повернешь на развилке… опять шпили Староместской башни и силуэты скульптур на фоне зеркальной и фиолетовой от сумерек Влтавы. Казалось, это огромный магнит, сообщивший нам сегодня, во время прогулки на лодке, свои полюса. Врали все карты, не знавшие тех слепых закоулков, в которых и сегодня, наверное, можно найти наши следы. В какой-то момент мы уперлись в тупик. Старинный дом со значком, на котором сгорал золотым пожаром земной шар. Символ Иллюминатов, нашедших приют в Чехии, после внутреннего разлома. Палевые занавески и горшок с традесканцией сообщал такой покой и умильность этому зажатому в разновременных стенах уголку. Рядом огромные кованые двери, над ними ano domini с числом столь далеким, что кажется, такого времени на планете никогда не существовало. Еще выше распятие и Золотом INRI. Страшные Иезуиты. Простой серый камень этой стены, не вязался с прилепившейся к ней стеной из красного кирпича и веселой занавеской и горшком традесканции…
В здании Иезуитов – посольство. То ли немецкое, то ли английское. Их в том районе было так много, что сбиться со счета – не мудрено. Улицей ниже, в помпезном барочном здании с золотыми шишечками на воротах – разместились американцы, а в соседнем закоулке, в бывшем постоялом дворе для знати – итальянцы. Или я спутала дома?
Крохотная слепая улочка Шпоркова уходит вверх. Рук не развести между домами. Угол увит плющом. Маленький дворик с простыми деревянными столами под навесом, на каждой лавке – подушечка. Рядом подвальчик. Старинное здание со сводами. Своды исписаны алхимическими знаками. Над подвальчиком вывеска: «У осла в колебце» Нарисован осел в колыбели, над ним написано «У магистра Келли» И нарисован по видимому магистр, странно напоминающий Джонни Деппа. Все это на одной вывеске. Под ослиной колыбелью реторты и символические изображения алхимических элементов.
«У осла в колыбели» - название дома, где жил великий мистификатор 16 го века – тот самый Келли. Он убедил короля Рудольфа, что знает секрет философского камня и умудрялся много лет морочить наивному правителю голову, не озвучивая тайны и при этом оставаться в живых.
Паб не туристический – там отдыхают чехи. При этом кругленький бармен, вполне сносно общался на русском.
Стемнело. От стен повеяло холодком. Мы заказали чаю и медовик. Самый настоящий – медовый медовик, оказавшийся по возвращению народным чешским тортом. Плющ на башенке, тишина, чешские школьницы за соседним столом, уничтожившие за тот час, что мы там сидели пачку сигарет и маленькую бутылку колы на двоих.
Возвращались по пустым прохладным улицам. Со староместской башни били куранты. Вступив под арку Малостранской башни, Тошка вдруг вспомнил – мы обещали заплатить рыцарю за вход на мост! В сумке и карманах, нашлось всего несколько монеток в кронах. Почему то была огромная уверенность, что их Рыцарь не примет. Велика редкость – кроны… Заплатить необходимо именно своими деньгами и желательно самыми редкими. Ни одного шекеля у нас не завалялось… Извини, Брунцвик. Мы придем завтра.
А кроны мы все равно кинули во Влтаву, заплатив за два желания Яну Непомуцкому.
Еще одну монетку я кинула самой Влтаве – Это, чтобы вернуться – шепнула я огонькам в воде. Волны плеснули о быки моста. Показалось, что Водяник довольно заурчал и затряс бородой – это речные водоросли качались под аркой и слегка светились в темноте.