А я переживаю эту боль в удаленном ребре

Застынет горькое молчание на устах,
Нам путь свой в сумраке не разобрать,
И взгляд не обернуть в былое, в прах,
Когда предаст вдруг друг, названый брат.

Я рухнул в бездну, в призрачный туман,
В капкан, расставленный незримой кем-то рукой,
За полночь время, дочитан жизни роман,
И кровь сочится, погибаю от ран.

Мы умираем, творим и живем
В мире искривленных линий, очертаний зыбких,
Созвездье Андромеды манит нас в полон,
Везем багаж златых новаций хлипкий,
Изморозь дней в колдовском сне
Взвесят равнодушные боги, Беги!
С дороги прочь!
 
Мы такелажники судьбы, не всемогущие боги.
Ночь тает, сон бежит, уж близок свет зари,
И созвездия угасли, растворяясь в мгле,
Ты жаждешь лишь земли, покоя и тепла внутри,
А я – свою извечную, ноющую боль в отшибленном ребре.

До крови ссажены ладони, багрянец льет ручьем,
Под крестом Христа горит, саднит плечо,
В скитаниях вечных, в битве за любовь свою,
Стегает плетью кровь израненное мое.

Тираны, диктаторы, властители земли,
Изрыгают вам приказы, словно змеи яд секреты,
А вы, как дикари слепые, в пляске во хмели,
Спешите исполнять безумные их капризы, как марионетки,
Плодя безумные указы, множа гнет и зло,
Но ты не раб, не должен исполнять их волю слепо,
У народа сердца болят, как хрупкое стекло.

Сполохи… и барабанной дроби адский град,
Ствол карабина смотрит в душу мне сквозь мрак,
Щелчок… и пуля завершает мрачный акт,
Меж окон дрожит в предсмертной муке алая река,
Равнодушные глаза взирают на славянскую тоску.

Под куполом небес, в степях бескрайнем просторе,
Ликует тело и душа – я наконец свободен, как ветер вольный,
Но крик мой в этой пустоте все горше и нелепей,
Пролью же кровь свою до капли в битве за свободу,
Пусть говорят, что я для жизни не пригоден.

Но возродится вновь любовь на истерзанной земле,
Когда Амур натянет тетиву свою тугую,
И стрелу выпустит, и громом разразится боль во мгле,
Я помню вкус той стрелы, ту рану дорогую.

Я поднимаю паруса на мачтах первой бригантины,
Пытаясь, море слез переплыть, покинуть этот ад,
Казалось бы, лишь шаг вперед, к земле чужой и стылой,
Но чар моих там нет, нет порочных грез, где правит сладкий яд.