Расставание в Крыму

Он ухаживал за дамой сколько мог,
Провожать ее на поезд пришел мокрый.
Не от слез. «Вечер не задался», — объяснил.
— Ты уедешь, потому я сделал сам себе секир.
Избавился от гада, на кого грешила, что причина
Моего внимания— секс.
Скорая приехала.
Я им рассказал, что сам себя обрезал.
Верю очень, что по вере, мол.
Только главный их хирург тетрадку взял.
Там стихи. Он так и сел.
«Рифма, —объяснил, — хромает".
Про поэта Александра Пушкина он все знает.
Все, кому он восстанавливал, ну, это,
Делал под поэта. Рифмой больше не страдают.
Одному подшил, тому укоротил.
« Что ж ты, бедолага, прям под корень
Сам себя срубил? Из- за любви, дурень?»
Ведь бывает, что авария иль рыба откусила,
А пришьют как надо, и талант попрет через мужскую силу.
И большой калибр в этом деле неуместен.
Доктор посмотрел анализы, повеселел:
—Будешь жить, писать и писать. Шить?
Я согласился. После операции мой эскулап сказал:
"В море можно искупаться, с женщиной пока нельзя.
Пусть настроится мужская железа.
Ведь стихи и песни не гипофизом слагают.
Мужики все ценное, толковое, как женщины, — рожают.
Остальным про это знать зачем?
Про лукоморья дуб,
Не мудрствуя лукаво,
Ужель ты лучше не споешь теперь?"
Перо поперло, знать раньше— об бумагу давно бы стерлось.
Ты уезжаешь, я пришел «спасибо" Вам сказать.
Ты—первая, кого обязан пером— стихами обписать.