Ангел и Чапаев

         Поймали как-то красные бойцы Ангела. Привели его к своему командиру. А командиром тем был сам Чапаев. Стал Василий Иванович его допрашивать и выведовать, что там против его войск враги замышляют. Но Ангел крепко стоял на своём. Мол, ни о каких белых я ничего не знаю. Социальное происхождение - из небожителей. Звать - Ангел. Затем бойцы Чапаева его спрашивали. И, если честно, особо с Ангелом не миндальничали. И крови из него выпустили изрядно, и крылья сильно проредили.
         Только нельзя их, красных, за это осуждать. Время такое было, суровое. Они не миндальничали с белыми, зелёным, эсерами, анархистами, интеллигенцией, крестьянами. Белые не миндальничали с красными, зелёными, эсерами, анархистами, интеллигенцией, крестьянами. Зелёные не миндальничали с красными, белыми, эсерами...
         Начал Чапаев в его шпионстве сомневаться. И даже подумывать о том, чтобы отпустить этого упрямого крылатого с добром и миром. Вот только комиссар его, тов. Фурманов, никогда и ни в чём не сомневался. Настоял на своей партийной бдительности. Стали Ангела расстреливать. Поставили к сараю. Прикатили пулемёт. Лёг за него пулемётчик. Дал очередь. Вторую, третью... Стоит Ангел. Пули его белую хламиду в клочья изодрали, кровь брызжет, а ему хоть бы хны. Тов. Фурманов тут сильно разнервничался. Обозвал пулемётчика саботажником, дал ему мощного комиссарского пинка и сам за пулемёт повалился. Только очень он поступил неосмотрительно и поспешно. За десять минут подорвал свой, годами и кровью завоёванный, авторитет. Три коробки патронов расстрелял.Но всё без толку.  Вскочил комиссар, шашку из ножен потянул. Хотел Ангелу голову рубить. Но тут уже Чапаев разнервничался. Шашку у Фурманова отнял. И в ухо ему, изо всей своей крестьянской дури, съездил. А неуязвимого человекокрыла приказал опять в сарае запереть. Но больше не допрашивать и не бить. И дать ему молока и хлеба.
         Вышел Чапаев ночью покурить. Видит, спят его верные бойцы. Комиссар Фурманов с опухшим ухом тоже спит. Даже часовой, с винтовкой вместо подушки, и тот, стервец, спит. В другой день Чапаев на этого часового очень бы разозлился. И его, за этот грубый дисциплинарный проступок, огорчил бы. Но сегодня Чапаев этому проступку часового даже обрадовался. Взял он керосиновую лампу и тихонько в сарай прошмыгнул. Зажёг её,и долго рассмотртвал избитого и расстрелянного Ангела. А затем он его спросил: " Ну, как ты, товарищ? Хреново тебе, наверное?"
         - А ты сам как думаешь? Посмотри, сколько твои расстрельщики в моей хламиде дырок понаделали. А ведь она, казённая. - Ответил Ангел и спросил. - Что же вы все такие злые и жестокие? Хуже диких зверей. Только на словах людьми называетесь.
         - У нас, товарищ, по другому нельзя. Каждый день атаки и контратаки. Скачешь вперёд на буланом коне и не знаешь, какой скок последним будет. То ли саблей тебе башку снесут, то ли шрапнелью всего измочалят, то ли свой придурок с испугу в спину пальнёт.
         - Так не ходи в эти атаки и контратаки. Кто тебя заставляет?
         - Она, товарищ, заставляет. Диалектика классовой борьбы. Или мы их, или они нас. Ведь беляки тоже в своих окопах не отсиживаются. Они не просто в атаки, они и в психические ходят. Ты мне вот чего ответь, ты правда Ангел?
         - Да, я Ангел, - подтвердил тот с достоинством.
         - Так, так. Если ты - Ангел, то значит и Творец тоже есть? - интересуется Чапаев
         - Разумеется. А ты что же, и в Творца не веришь? - удивился Ангел.
         - Раньше, верил. Но после того, как пробовал работы наших основоположников читать, засомневался. Все они, и Карл Маркс, и тов. Ленин, и Фурманов, твердят, что Творца нет. А ведь они пограмотнее меня будут. Но и у меня башка не только для того, чтобы папаху носить. Я в их словах тоже сомненье имею. И свою личную стратегию.
         - И что же это за стратегия? - Заинтересовался Ангел.
         - Подпольно - революционная, - шёпотом пояснил Чапаев. - Каждый день мне моя партийность крестик нательный таскать запрещает. А перед атакой я его надеваю. С ним мне, ядрён корень, почему - то смерть не так страшна.
         - Эх, Васенька! Заканчивал бы ты людскую кровушку лить! Зачем это тебе? Ведь ты - мужик. У тебя руки по плугу тоскуют. А ты головы людям как кочаны капусты рубишь. И  своих людей губишь, и тех, других. А они ведь тоже, русские...
         - Нет, они контра золотопогонная. Они всему пролетариату жить мешают. Революция меня на это подписала. И я ей присягу дал. Не имею я прав отступить, - прошептал Чапаев. А из глаз его слёзы в три ручья покатили. Уж очень пронял его Ангел этим "васенькой". Его только мама так в детстве называла. А сейчас все его, или Василь Иванычем, или тов. Чапаем, или "сволочью краснопузой", прозывали. Но быстро он эти слёзы унял. И привычную революционную строгость на лицо и усы напустил. - Ты, тов. Ангел, давай заканчивай, эту контрреволюционную пропаганду. Я ведь могу и передумать. И тов. Фурманова позвать.
         - Не пугай, пуганый. Я главного тебе не сказал. Это Творец меня к тебе послал.
         - Ко мне? - Удивился Чапаев. - Лично?
         - Лично к тебе, - подтвердил Ангел.
         - И чем это я такой чести заслужил? - Вроде как с ехидством спросил Чапаев. А внутри очень даже возгордился. Много он людей знает. Но не один из них не рассказывал, даже попы перед расстрелом, чтобы к ним лично Творец Ангелов посылал.
         - Про то мне, Василий, не ведомо. Это его, Творца, Промысел, - ответил Ангел.
         - Согласен, промыслы, они у всех разные. И соляные, и рыбные, и дегтярные. И в каждом своя сноровка нужна, - согласился Чапаев. - Может, и пакет от Него имеется?
         - Пакета нет. Только на словах, конфиденциально. Чтобы ты, Василий, крепко опасался кариеса и воды. Будешь это делать, проживёшь до ста лет - сказал Ангел.
         - Да как же мне их опасаться? - удивился Чапаев.
         - И про то мне неведомо. Сам думай....
         Крепко задумался Чапаев над этими ангеловыми словами. И когда его за околицу провожал. И потом, когда самогон пил. Всё думал и думал. Особенно его этот неведомый кариес смутил. Он даже Фурманова хотел среди ночи будить. Но вспомнил про их недавний конфликт, и постеснялся. Одно дело, если бы он его с самогоном разбудил. Можно было предложить выпить "мировую". Только кончился к этому времени у него самогон. Он потом про него у комиссара спрашивал. И у остальных бойцов. У тех, которые из недоучившихся студентов. И у мудрых крестьянских стариков. Но никто из них про кариес ему ничего не рассказал. Поэтому про него Чапаев вскорости позабыл. А воды, было дело, долго опасался. Даже ковшом из ведра сам её не зачерпывал, а бойцов просил. Про колодцы и пруды даже слушать не хотел. Но потом и этот страх ушёл. Стал тов. Чапаев зубы по утрам чистить. И в баню опять ходить начал. Только вышло всё по ангелову, сгубила его водичка...
         Есть у меня одна странная мыслишка: "А может это и к лучшему?" Допустим, переплыл бы он тогда эту самую Урал - реку. И что дальше? Да то, что стал бы он ещё одним посмертно реабилитированным несправедливо репрессированным. А так остался он в памяти народной, единственным и неповторимым, легендарным красным комдивом Чапаем.

               Вся остальная "Ангелиада..." на Прозе.ру.