Василий Качалов. Вот наш Берендей!

Мхатовские старики - это просто чудо какое-то. Когда-то я жил по соседству с Марком Исааковичем Прудкиным, уже сильно пожилым, но все еще с сияющими глазами. Однажды встретил его зимой на прогулке, а было льдисто. Поздоровались и я ему говорю: «Вы аккуратнее, Марк Исаакович, скользко сегодня». Он чуть вскинул подбородок, будто стоял на сцене, и роскошным, гулким, с чистыми паузами голосом величественно сказал: «Да, Андрюшенька, я пару раз чуть так не навернулся!»
Последнее слово было покруче, но я не решусь его тут воспроизвести.
Но это было сказано великолепно, этот голос мог стать перлом любого спектакля, а уж нынешнего - тем более!
Но, говорят, с Качаловым никто во МХТ (а Прудкин это уже как бы и младшее по сравнению с Василием Ивановичем поколение, учившееся уже у него) сравниться роскошью слова и голоса не мог.
Это мы сейчас знаем, что такое закадровый текст, например. А вот то, что именно Качалов стал первым читать во время спектаклей текст от автора - мало кто знает. Например, в инсценировках «Анны Карениной» и «Воскресения» он читал текст от имени Толстого, и завороженные критики писали, что «в его исполнении проза зазвучала как музыка, став полноправной составляющей театрального действия».
Он вообще ворвался в МХТ с первой пробы. Станиславский искал актера на роль царя Берендея, на которую пробовался, кстати, и сам. И этот великий режиссер, оставивший в истории мирового театра не только свой знаменитый метод, но и фразу «Не верю!!!», увидев пробу Качалова кричал на весь зал в восторге: «Вот наш Берендей!»
Да и не только Станиславский.
Чехов писал о Василии Ивановиче: «Отсутствие Мейерхольда незаметно; в «Трех сестрах» он заменен Качаловым, который играет чудесно…»
Горький изумлялся, увидев его в роли Барона в своей пьесе «На дне»: «Я и не подозревал, что написал такую чудную роль...»
Он сыграл в МХТ, пожалуй, все самые интересные роли, особенно в пьесах как раз Чехова и Горького, сам ставил спектакли, преподавал (одним из его учеников стал старший Ливанов, тоже одна из легенд театра). Но, конечно, повторюсь, в первую голову Качалов был волшебным чтецом. Он оставил нам дивные записи прозы Толстого, Гоголя, стихов Пушкина, Маяковского, Есенина (а Есенин, кстати, подарил ему стих «Собаке Качалова», помните - «Дай, Джим, на счастье лапу мне...»). И часть этих записей сохранилась на кинопленке.
А вот собственно в кино Василий Иванович снялся лишь раз - у Протазанова в «Белом орле». А в первом звуковом фильме «Путевка в жизнь» он читает напутствие в начале картины.
Бессмысленно здесь пытаться рассказывать его биографию. Сами кинетесь искать, послушав его записи. Хотя стоило бы. Она такая же богатая и дивная, как и его голос. В ней есть чудные моменты. Например, шляхтич и сын священника, он учился в одной гимназии с будущим первым чекистом Дзержинским.
Или вот еще: он, пожалуй, был первым русским актером, вокруг которого вились толпы фанатов. Газетчики отмечали: восторженные почитательницы, точно знавшие время появления артиста, когда он прогуливался по Кузнецкому мосту, шли «за своим полубогом в меховой шапке, в серых ботиках и в отличной шубе». Знаменитые фанатки Лемешева,  Козловского и Пугачевой с Биланом были уж совсем потом...
Или такое: настоящая фамилия Василия Ивановича - Шверубович, а Качаловым он стал, когда поступал в свой первый «настоящий» театр, Суворинский. Не знал, как подписаться в прошении и приеме в труппу. И случайно увидел  в газете «Новое время» в разделе про похороны: «В бозе почил Василий Иванович Качалов». Ухмыльнулся помершему тезке и подписался: «Василий Качалов».
И остался великим Качаловым, уже навсегда.
Да и слава Богу!