Путь к Башне - Часть 1. Трагедия

Когда я начинал, высоких полон дум,
То восхождение, что звёзды предрекали,
Почти нигде меня не ожидали -
Сопровождал меня назойливый тот шум -
Колокола гремели, не смолкали:
Звон по душе, удушливый самум.

И как ни отрицал хранителей нетленных -
Правителей, что мир не выбирал,
Пророков тех, что мир не признавал,
Не делся никуда из жизни этой бренной.
Казалось, на вершине я, но с ног сбивает шквал,
Он послан кем-то злым всенепременно.

И глаз дурной посеет, как пшеницу
Проклятия. Во мне они взрастут
Чтоб вместо светлой силы дать приют
Страшнейшим призракам заброшенной темницы -
Ты их не ждёшь, но вот они идут.
Как прошлого изношенные лица,

Всплывя на зыбкую поверхность, как мираж
Пугают больше, нежели могила.
Но вспоминаешь - выбраться есть силы;
А мир, если не яма, то гараж
В нём тесно, душно, пахнет пролитым мастилом,
Он ждёт владельца в ожидании продаж.

Я путь держал, одевшись пилигримом,
К последней башне, грани мирозданья,
К покинутым пределам созиданья,
Где время наспех схвачено зажимом,
Химерой ожили темнейшие мечтанья
Не понятых, отринутых потомками режимов.

И шанс велик стать камнем придорожным,
Навеки слиться с племенем ужасным,
На кол посаженным, отверженным, несчастным.
И мне кричали "Будь же острожным!"
Я был и есть. Но небо всё ж ненастно,
И гонят страхи резким холодом по коже.

Кровавых свадеб быть свидетелем пришлось,
Где выдавали замуж мёртвых дев.
Они, законы высшие отчаянно презрев,
Рожали жизни видимость, но мне не довелось
Увидеть тех детей. В огне страстей сгорев,
Им, видно, так же мнимо и жилось.

Считая, что решение - изогнутый клинок,
Поющий под Луной Дискордией крылатой,
Восстал против отца, восстал я против брата.
Идя по трупам к месту, где спит Бог,
Я промаха не знал, не знал я и растраты
Напрасной тем ударам, что нанести я смог.

И пляшущий на кладбищах врагов
Дух шумный в чёрном пламени таится.
Но стоило бы мне остановиться,
Зловещий восстаёт среди снегов -
Велит не уклоняться, насмерть биться
На полпути к пристанищу богов.

Я вспомнил Анеко, и взгляд её живой.
Казалось, пять веков прошло с тех пор,
Когда она, со мной вступая в спор,
Алхимиком вживляла в образ свой
Сумбур большого города, молчанье хмурых гор,
И наделяла мёртвое и словом, и душой.

А вот Евгений. Грустно, так он и лежит
Под мраморным надгробием, не приняв покаянья.
Не оценили мы его старанья,
И, может, где-то дух его парит,
Как не парил во дни его страданий -
Хмельной да неприкаянный ифрит.

Забыл я, где те горы и те степи,
Где должен был друзей похоронить.
Судьбы богиня ткёт златую нить,
Хотя её работа так нелепа,
Иных она принудит просто гнить
И жить так, будто вылез ты из склепа.

Тому, кто скажет "Жизнь - не поле роз",
Сказал бы, что видал такое поле,
И посреди, терпя мучительные боли,
Распятый кем-то заново Христос.
Быть может, как и раньше, он желал подобной доли,
Но нынче у зевак он вызывает смех до слёз.

Свой отдых проведя среди остовов проржавевших
Покинутых командой кораблей,
Тех, что лежат на лоне высохших морей,
И применяя разум устаревший,
Сидел я над трагедией своей,
Прикрытый музой трепетной, истлевшей.