Xviii

Читатель Снов который день не видит сны,
Он обнимает спящий Город тёплым взглядом.
Последний месяц умерщвляющей весны
Кромсает души. И цветенья снегопады

Ему у дома нынче выстлали ковёр,
Чтоб каждый шаг дарил уверенность и силы.
Зима закончилась давно, но до сих пор
Она обрывки Старых Снов не отпустила.

И он их ищет в бледном свете черепов,
Своё сознание под час уничтожая.
И собирая звенья памяти из слов,
Людское "я" в изнеможении читает.

Ему так страшно в кривизне порочных стен,
Но он спокоен в сумасшествии творенья.
Судьба ведёт за руку к омуту, где тлен
Манит свободою святого вдохновенья.

Он дышит воздухом, который создавал
В своих фантазиях. И, видно, неслучайно
Весь этот Город есть начало всех начал,
В котором Тень твою никто не замечает.

Ей там бродить и задевать своим плечом
Потоки ветра, поглощающего стоны,
Смотреть в глаза людские, думать ни о чём
И свято чтить свои сердечные законы.

Читатель снов петляет в гибкости мостов,
Закрыт от света, глупых мыслей и волнений.
И вдруг когда-нибудь в свеченьи черепов
Он прочитает Сны забытой бледной Тени.

***


На запястье венка барабанами
Отбивает шаг сто двадцать раз.
Жизнь исполосована нирванами
Из сплошных забытых Богом трасс.

В голове настойчиво тонометра
Раздаётся рваный резкий звук.
Цифры из присвоенного номера
Щёлкают на датчике разлук.

До электрошока стоп-сигналами
Не добраться. Близко до прямой.
В конкурсе - опять награда баллами.
День - на воле. Хочется домой.

Нет, дефибриллятор не сработает
Среди криков жаждущих сердец,
С визгом промышляющих охотами.
Нож обид по горлу - и конец.

Утопить в пробирках злобу чёрную,
Сдать анализ смело на добро,
Кислотой сжигающею борною
Вытравить безликое нутро.

В перекрёстках тьмы зашить катетеры,
Кубиками в них вливая свет.
Операционные прожекторы
Нам тогда наркоз сведут "на нет".

Перекрыть на капельницах краники,
И друзей - в объятия-зажим.
Мы на скользких трассах только странники,
Но на общих крыльях - полетим.

***

Партия не разыграна. Воздух над ней завис.
Лаком облезлым тронулось шахматное пространство.
Смотрят глаза усталые грустно из-за кулис
На декораций стареньких клетчатое убранство.

Белые ходят первыми. Чёрные в страхе ждут.
Было такое? Может быть. Только застыло время.
В этом цейтноте давящем тёплый нашли приют
Пешки, что в одиночестве, но до конца - со всеми.

Ход рокировкой пишется. Смена почётных мест.
Где-то играют честными, где-то - обратной платой.
Младшим фигурам выдано право: нести свой крест -
Быть до предела стойкими праведными солдатами.

Как бы их ни калечили. Эндшпиль всегда придёт.
Сколько осталось воинов из одного отряда?
Факт, что ничья не впишется, партию тот возьмёт,
Кто свои пешки выставит - ВМЕСТЕ, В ОБНИМКУ, РЯДОМ.

***


Проводи меня, лето, под плач колокольного звона,
Распусти мои косы, и лентами разных цветов
В небе выложи радугу так, чтобы буйная крона
Погрузила в неё миллионы тончайших листков.

Пусть по крошечным жилам бегут переливами соки,
Дождевыми ручьями, что полнятся влагой небес,
Чтобы мне довелось рассмотреть в столь короткие сроки,
Как волшебною сказкой укроется сумрачный лес.

Заискрится алмазами, солнце купая в росинках,
Проникая ветвями в спешащий туманный рассвет.
И никто не заметит как лёгкой букашкой слезинка
Поползёт по щеке, оставляя невидимый след.

Здесь никто не услышит шуршанья колосьев пшеницы,
Запускающих пальцы в промокшие те кружева,
Что ласкают подол. Мой черёд, оглянувшись, проститься
Подошёл слишком близко, отняв напоследок слова.

Но осталась улыбка единственным лучиком света
В засыпающем царстве моих бесконечных потерь.
Улыбнись мне в ответ на прощанье, далёкое лето,
Со спокойной душой закрывая за мной эту дверь.


***


Ладони на стекле. Сквозь них струится светом
Прозрачный тонкий луч по капиллярам в рай.
Покажется на миг, что мира в мире этом,
Пожалуй, больше нет. Всё - даром. Забирай!

Воздушный сарафан - сольётся, как влитое,
Поструйно обовьёт запястий бледность дрожь.
И спазмом летних гроз в беспечно-молодое
Ворвётся тот июнь, ни капли не похож

На тридцать пять полос, что по асфальту жизни
С небрежностью судьбы просыпаны песком.
Бессмысленно смотреть на лето с укоризной,
Когда оно туман мешает с молоком,

Вращает стрелки дней, как флюгеры на крыше,
Натягивает ночь, как шёлковую нить.
Но в мнимости мечты всё то, чем громко дышим,
Увы, не просто так, - за всё нужно платить,

Врастая в холод стен, в плюс тридцать согреваясь,
Заваривая в чай хроническую грусть,
Сметая прах грехов ночами, но не каясь
В негаснущей любви. Погибнуть? Ну и пусть!

Все тридцать пять полос - за край - единым вздохом,
И цинковых белил - поляна. Только так!
Неважно, что, порой, в июне слишком плохо,
Но в солнечных лучах ладони - добрый знак.


***


К чему все эти разговоры о любви?
Она - то лучшее, что есть в зеркальной жизни,
Где преломления лучей ведут нас к тризне,
И мы с последним вздохом близко - визави.

Она - то лёгкое, что пишет в сердце грусть
Тончайшей кисточкой в журчании фонтанов,
И голос ветра, от шампанского чуть пьяный,
В порыве счастья тихо шепчет: "Ну и пусть..."

Да пусть она - и то, что дарит страх и боль,
Калечит души, разрывает в клочья сердце,
Но лишь любовью суждено нам отогреться,
Когда выводит лёд в миноре "си бемоль".

Она взаимностью даёт желанный свет,
И растекается тепло по бледной коже,
И ничего тогда на свете нет дороже
Любимых глаз, и слов нежнее тоже нет.

Но безответная она остра, как меч,
Что рубит голову болезненно-небрежно,
Но мы и павшие беседуем с надеждой,
Чтобы позволила хоть капельку сберечь

Тех робких чувств, что поглощают ясность дней,
Что оживляют, бьют, и радуют, и ранят.
Любовь есть жизнь. И кто любил, конечно, знает:
Нет ничего на свете выше и сильней!


***