Родителям

В минуту смуты и раздора,
презрев недобрую молву,
в минувшем я ищу опору,
как зверь целебную траву.
И раздвигаются границы
протекших дней, пробегших лет,
когда родительские лица
иконный излучают свет.

И на него сквозь лязг оружья
я продвигаюсь наугад
в опухший от декабрьской стужи
блокадный город Ленинград.
Раздвинув прошлое рукою,
как неминучую беду –
я вижу – мама над Невою
паёк съедает на ходу.

Полудитя, полустаруха
судьбу на саночках везёт
и озаряет сила духа
лицо прозрачное, как лёд.
А я пускаюсь в путь обратный,
туда, где съёжившись от ран,
уткнулся в снег на поле ратном
двадцатилетний лейтенант.

Сейчас очнётся он и встанет,
и, встретив бой лицом к лицу,
он сердце противопоставит
в упор летящему свинцу.
И вновь из пепла возродятся
года, спалённые войной,
и две судьбы соединятся
уже навек в моей одной.

И мне достанется по праву –
от плоти плоть, от крови кровь –
не только их былая слава
и благодарная любовь.
Но пайка глиняного хлеба,
в ладошке сжатая жгутом,
и перечёркнутое небо
крест-накрест вражеским огнём.

И занесённая граната,
уже с оборванным кольцом,
и полевого медсанбата
в бинтах бескровное лицо…
И это всё – моё наследство,
как письма с фронта от отца…
Глядеть всю жизнь – не наглядеться
и не измерить до конца.