Синеока

Среди лесов и гор высоких,
На берегах семи морей,
Вдоль рек и близ озёр глубоких
И средь долин больших степей,
Лежит красивая страна,
С названьем дивным, Синеока.

Зимой она всегда в глубоких
покровах, снежных утопает,            
Над нею стужи и ветра               
лютуют, льдами затворяя               
                гладь вод.
Но лишь придёт весна,
И оживает всё кругом:
Под солнцем плавятся снега,
Ручьи журчащим буруном,
Среди чащобы вековой,
Виляя змейкой, в резвом беге,
Прозрачной, полою водой
С избытком наполняют реки
И те стрежнями рокоча
Несутся в синие моря.
Преображается природа:
Игриво зацвели луга,
Под синим, звонким небосводом
Бело-зелёным хороводом
Ввысь, славу солнцу вознося,
Поёт весне свой гимн земля!

Вслед за весной приходит лето,
Наполнив знойной сушью дни,
Средь рощ берёзовых, сонеты
поют, под вечер соловьи;
Волнами золотыми, нивы
шумят под ветром на полях
И зреют, солнечную силу
в себя впитав, плоды в садах.

За летом, осень наступает,
Убором ало-золотым -
леса и парки обряжая…
Под утро, инеем седым
поля с лугами обеляя;
 
В большие стаи собираясь,
Печально птицы с высока
кричат, с родной страной прощаясь,
Путь в тёплые края держа.

И вот уж, ветер завывая
Унылые дожди стал слать,
Земля покорно засыпает
Зиме, передавая власть.

Так годовые времена
В чертах положенного срока
В недели строя дни, их в месяца,
- те, в годы, а года в века,
Ведут ход - в царстве Синеока.


Всевластно правили цари
издревле, славной Синеокой,
И верховодили они
Блюдя напутствия зарока:
Народ свой, словно кровных чад
Оберегать от злых напастей,
Чтоб жил он так, как с братом брат
живёт, и в благе и в несчастье.

Хоть тот народ на вид суров,
Но наделён он, Божьей волей
большим умом, спокон веков,
Умом и доброю душою.
Ещё народ тот знаменит
Хмельною лихостью задорной,
Отважной хваткой среди битв
И крепким духом непокорным.
К нему кто с мирною нуждой
приходит, тех он привечает,
Трапезничать зовя с собой,
Кто с хитростью иль злом - порой
Дубиной крепкой угощает:
Усердно наломав бока,
прочь его гонит со двора.

Своим богатством Синеока
На весь огромный мир славна:
Избытком хлебных нив широких,
Обширными полями льна,
Стадами всякого скота
И щедростью даров лесных:
Средь заповедных мест глухих
Кишат затоны дичью в стаях;
                Зверьём леса тайги полны;
В суровых тундрах обитают
оленей тучные гурты.
 
В озёрных заводях глубоких,
В пучинах северных морей
И в водах рек её широких
Флоты рыбацких кораблей,
До верха трюмы наполняют
уловом рыбы, их стада
Бессчётной тьмою населяют
Озёра, реки и моря.

Ещё, богатства Синеоки
хранят земные погреба:               
Не иссекаемым истоком
                недр, изобилует она.
В тайге, вдоль рек, средь пойм заветных
В пластах зыбучих, наносных
Хранится до поры – несметно
песков и слитков золотых.

Плодом искомого труда
месторожденьями полна:
Различных руд, пород, бесценных
каменьев, копий серебра,
Озёр горючих вод подземных,
Та самобытная страна.


Но коль имеешь ты богатство,
То ухо брат, востро держи,
Поскольку могут постараться
Его прибрать - разбойнички.

С давнишних пор на Синеоку,
С земель соседних короли
Смотрели кровожадным оком,
Её мечтая извести.

Друг с другом в сговоры вступая
Они булатом и бронёй
Свои войска вооружая
Вели их на неё войной.

Их полчища стеною тёмной
К границе Синеоки шли,
А впереди их, тьмою чёрной
Стальные чудища ползли.
Над войском небо затмевая
Неслись крылатые драконы,
В полёте пламя извергая,
из хищных, мерзких, рыл огромных
и налетев на города -
Сжигали с воем их, дотла.

А в Синеокской стороне,
Заслышав вести о войне,
 
Не дожидаясь приказанья
надменных, царских воевод
Без окликов и понуканья
Вставал в строй ратный, весь народ.

Перекрестившись на прощанье
На купола своих церквей
Шли мужички на поле брани
Встречать непрошенных гостей.

И лишь завидев супостата
Кидались на него, крестя
его крутым, отборным матом
Дубьём и топором разя.
Драконов из пращей сбивали,
Как бьют назойливых ворон,
Железных чудищ окружали,
Ломами в рухлядь превращали
И волокли в металлолом.

Сверкая пятками бежали
От них в удел своих земель,
Для резвости броню бросая,
остатки войска королей.

Смирились короли – и впредь
Срамные претерпев уроки,
Страшилась даже посмотреть
На земли славной Синеоки.
Приняв от ней лихой  урон
Их пыл грабительский затух
Познав: её народ силён
тем, что в нём есть Великий Дух.


Но вот к себе призвал их всех
Вести секретный разговор
Могучий великан Даржес,
Он в замке жил, средь чёрных гор.

Сказал Даржес гостям своим:
- Я пригласил вас в замок свой,
Чтобы известием благим,
вас обнадёжить! Вы войной,
не раз пытались покорить
Народ проклятой Синеоки,
От вас отворотились боги -
Мечём его не победить!               
Тому виною – Дух Великий,
Благоволящий этой дикой,
зловредной, мерзостной стране!

Но путь иной, открылся мне:
 
Чтобы её поработить,
Должны мы хитрость проявить,
После которой, та страна
К нам ляжет под ноги сама!
Мне эту хитрость принесли
Из края мёртвых ведунов
Лихие демоны мои,
Её хранит вот этот сноп! -
Он встал и взяв двумя руками
сноп пышный, поднял над собой,
Который словно мошкарой
Был весь усеян семенами.


А той порою в Синеоке
Сменилась власть: скоропостижно
Совсем ещё не старых лет,
Внезапно заболев, из жизни
ушёл правитель Добролет.
Царевну дочь, после себя
оставив в попеченье слугам:
Как зорька ясная была,
Она собою хороша
И называлась Благолюба.

Веленьем царского завета,
Бразды правления страной,
Сменив на троне Добролета
Взял брат его, Дардур Второй.

Взойдя на царство, новый царь
Сев на коня, свои владенья
решил объехать.
                В каждый край
стремясь попасть:
                Проверить бденье
застав стрелецких, вдоль границ,
Взглянуть на войско, на готовность
стен, укреплений и бойниц;
А по пути вникал в пригодность
Ещё не паханных земель
и новых промыслов для царства;
Смотрел на труд и жизнь крестьянства
И быт мастеровых людей.

Везде, куда б он не въезжал:
В деревню, город иль завод,
Его с почтением встречал
Даря хлеб-соль, простой народ.

Царь-самодержец не гнушался
его радушьем. Заходил
в избу простую, угощался -
 
чем Бог послал и брагу пил.
Рядком усевшись с мужиками
интересуясь их делами,
Простецки с ними говорил,
А, после - с девками, парнями
Водил широкий хоровод.
Пускался в пляс лихой, свистел
И вместе с ними песни пел.

Навеселившись - до господ,
шёл к воеводе и боярам, -
Уму, да разуму учить.
Не жалуя не молодых ни старых
За бороды схватив, как жить
положено, - внушал.
               
Те, слушали его кивали,
клялись своими головами, -
Но лишь правитель уезжал,
Бояре сразу забывали –
Что, где, кому, куда?
Ведя по-старому дела.


Любил Дардур перед народом
Своею мудростью блеснуть
И между этим, мимоходом
Словцо солёное ввернуть;
Был в краснобайстве он прекрасен,
Умел к себе расположить -
Да так, что и предположить
никто не смел, что он пристрастен,
К двуличью, жадности и лжи.

Вернувшись, вскоре из вояжа
Узнал Дардур от слуг своих,
Что ждут его, живя под стражей
в палатах царских гостевых,
Устав от ленной маяты,
Враждебных королей послы.

Недельку отдохнув с дороги,
Царь их велел к себе призвать,
Решив не быть к ним слишком строгим
И в разореньях не пенять.
Послов он принял в тронном зале,
Бояр Думских подле себя
Вкруг трона усадив, державу
и скипетр свой, в руках держа.

Послы заморские вошли
И принялись поклоны класть,
Моля царя, от них дары
В знак уважения принять.

Царь им кивнул, мол, что ж, дарите,
Давно бы вам уже пора
меня ублажить, коль хотите,
Чтоб не держал на вас я зла.
Седой посол вверх вскинув руки
три раза хлопнул. В зал вошли
шагая чередою слуги,
В руках своих, держа ларцы.
Поочерёдно, пред царём
Они ларцы те открывали,
у трона ставя - и гуськом
К царю с боярами лицом
в поклоне пятясь, убегали.

Дардур, державой прикрываясь,
Чтоб не ослепнуть от сияний
камней алмазных самоцветных,
Жемчужных ожерелий лепных
И драгоценных изваяний,
литых из злата-серебра,
Глазами по богатствам рыскал:
Холодной, дьявольскою искрой
Они блестели у царя.
Тем временем седой посол
Взял свиток гербовый и с жаром
Дардуру и его боярам
Читать стал Мирный договор:
« Отныне и вовек веков,
Монарший наш, совет высокий
Клянётся именем богов
Не нападать на Синеоку.
Любить её и уважать
И честно с нею торговать.
Скрепляем клятву кровью мы:
её соседи.
                Короли.»


Сим поворотом - умиленный
Монарх велел готовить пир,
Что б государствам замирённым
воздав хвалу, отметить мир.

И вот, пир зашумел горой:

Седого, главного посла
Под-руку приведя с собой
Царь усадил подле себя.
И среди пиршества хмельного
С ним говоря о том, о сём,
узрел: – из кубка золотого
Не пьёт вина, ни капли он.
- Ты что ж, любезный, али болен
Али в обиде на меня,
Что среди празднества не волен
Пригубить зелена-вина,
Аль брезгуешь им, делом грешным?
Спросил Дардур его, с усмешкой.

Посол ответил: - Государь,
прошу простить меня, поверь –
Не чаял досадить тебе!
Мой сан,
велит мне пить лишь сладкий эль.

Царь удивлённо вскинул брови:
- Вкушал и ромы я и гроги
И прочего вина любого,
Но не пивал ещё - такого!               
Посол: - Он слаще всех услад,
Тебя им угостить я рад! –

Посол призвал к себе слугу
И тот скорёхонько царю               
Поднёс серебряный бокал,
Наполненный игривым элем.

Тот его махом опростал
И, ошарашенный, пьянея
проговорил напевно: - Да-а-а!
Видал чудес не мало я,
Но нет на свете ни чего
Прекрасней эля твоего!

Посол сказал ему в ответ:               
Мой Государь, мне проще нет
так сделать, чтоб страна твоя
Прибытки от того имея,
Наполнила все погреба
Бочонками с игривым элем.
               
Лишь стоит мне, сказать купцам
И тотчас привезут они,
Минуя рынки прочих стран,
Вам эля, полные ладьи.
И будут пошлину, в полтину               
с ладьи, платить всегда в казну,               
А с барышей всех десятину
В твою царь, личную мошну. –

Дардур посла расцеловал -
взяв за уши  и закричал:
- Скажи им, пусть везут скорее
В мою страну побольше эля! -   
               
            ***   

Вблизи столицы Синеоки
В лесном угодье небольшом,
У родникового истока
                реки
заросшей камышом,
В охотах на зверей различных,
служа боярам и царю,
В зимовье крепком, жил лесничий
слывущий знахарем в миру.

К нему окрестные крестьяне
За помощью в недуге, шли
И он целил их разнотравьем -
В ответ, не принимая мзды.

В зимовье с ним, его внучонок,
В заботе и достатке жил:
Растил его старик с пеленок,
Был для лесничего ребёнок,
как солнца лучик!
                Любомир,
родителями был когда-то,
весенним днём он наречён.               
В войну былую, месте с хатой
Спалил их вражеский дракон.

Он рос, вокруг себя не видя
Не горя, не обид, не зла.
Была чиста у Любомира
Душа, как ранняя роса.

Бродя средь рощ, боров и чащи,
В лугах, у заводей глухих,
Был сирота по детски счастлив
дарить заботу, сени их.
Он, не терпя сидеть в безделье,
 
Угодья с дедом обходил
И метил хворые деревья,
Чтоб вскоре дровосек срубил их,
в чурбаки пиля
И свёз в деревню, на дрова.
А как подрос, так лошадь в плуг
впрягал он, и пожарный ров,
Вновь перепахивал, вокруг
им с дедом вверенных лесов;
Косил траву в лугах, в зароды
сенные средь полян кладя,
Чтоб был средь зимней непогоды
корм у косули и лося;
Готовил кабанам коренья,
Кормушки птицам мастерил;
Зимой, чтоб отвратить моренье
На речке проруби рубил…
Так, средь благих трудов текли
в зимовье, Любомира дни.


Дыша прохладой, летний вечер,
В край заповедный опускаясь
Раскрасил бор остроконечный,
Закатом алым разливаясь;
Вдоль у проток лесной реки,
Восстав в кудрявой  череде
Запели ивы песнь зари,
Кладя земной поклон воде;
Протяжно, с елевых макушек
Давая на вопрос ответ -
Парит пророчество кукушки
Лес оглашая счётом лет;
Сонатой дивной оглашая
Кордоны девственной земли,
День благодатный провожая,
Выводят трели соловьи,
Оркестром славным, то взвивая,
то приглушая звуков строй -
Свирели сольной уступая
Куплет мелодии лесной.

То соло звуковой кудели,
лесных сладкоголосых лир,               
Вёл, задушевно на свирели
У речки сидя, Любомир.

Бок впалый, солнцу подставляя
в блаженстве, возле его ног
Волшебной музыке внимая
Лежал седой, матёрый волк.
От своры псов, его когда-то
Спас среди травли Любомир
За пазуху, под куртку спрятав,
В то время волк, волчонком был…
В честь места своего спасенья
Был Куртом, назван парнем он,
С тех пор ходил за ним волк тенью
повсюду находясь при нём.

Вот Курт вскочив насторожился,
Понюхал воздух и трусцой,
Маша хвостом густым, пустился,
вверх, на пустынный холм крутой.
 
И скоро уж, трусил обратно,
За ним шёл Любомиров дед:
Неспешно, крупным шагом статным
к реке спускаясь, волку вслед.
И Любомир ему навстречу 
поднялся, отложив свирель.
Лесничий взяв его за плечи
садя на место – рядом сел.

- Ты что ж внучёк, совсем не весел,
О чём печалишься? Скажи -
Быть может мы с тобою вместе
Прогоним горести твои?

-Нет, дедушка во мне печали, -
Ему ответил Любомир:
- Влекут и манят меня дали:
Хотел бы я взглянуть на мир.-

Лесничий, горестно вздохнув
Сказал любимцу своему:
- Ну что ж, тебе уж, восемнадцать лет
Иди, взгляни на Белый свет,
Да вот боюсь, душа моя,
Разочарует он тебя… –


Клубами мутного тумана,
Окутав хуторок лесной,
Над земляничною поляной
Рассвет, забрезжил молодой.

В подворье голосистый кочет
Взлетая шумно на плетень
Прокукарекал, кликом сочным
встречая новый летний день.

Услышав зов побудки этой,
В избе хожденье началось:
Стремление вставать с рассветом,
С давнишних пор в ней прижилось.

Собрав с заботою в путь дальний -
Дед, Любомира на прощанье
пустив слезу, расцеловал,
Потом напутствуя - сказал:
- Ступай милок, взгляни на мир
И коль в дороге Любомир
Тебя обидит, чем-то кто -
Уйми в себе гордыни пыл
И сделай для него добро.

Обидеть ближних униженьем -
Есть признак глупости людской,
Что жаждет самоутвержденья
достичь, с пустою головой.
Грех, внук мой, слабоумью мстить,
Его за то, накажет жизнь. –

И приласкав любовно, волка
легонько потрепав за холку,
Он Любомира, широко
Святым знаменьем осенил,
И за ворота проводил.

Минуя частый, мелкий ельник,
Сквозь каменистый буерак,
Тропой ведущий на большак
покинув царский заповедник,
Два друга: юноша и волк
Мир незнакомый познавая,
шли, с любопытством подмечая
Всё что творилось вдоль дорог.
Через деревни, хутора
большие сёла, города
В столицу путь они держали
Узнав: чем меньше вёрст до ней, -
Тем меньше на пути встречали
Они приветливых людей.

На них смотрели исподлобья
И молодёжь и старики.
Увидев их, в свои подворья
Широким шагом шли они
дверь запирая за собой.

В одной деревне дикий вой
вниманье их привлёк. Они –
ускорив шаг, на крик пришли,
Там смотрят: батюшка свят мой!
Средь улицы, между собой
Дерутся насмерть две сестры.
 
- Никак наследство не поделят… -
Сказали юноше зеваки.
-Они уж, почитай неделю
Деля добро, проводят в драке.
Сегодня вот, между собой
За петуха вступили в бой.
Кур десять, а петух один:
Желает каждая сестра
его отхрямсать для себя. –

Но тут явился к сёстрам сим
надменный мировой судья,
Сказав им: - Именем закона,
дабы сберечь вас от урона,
Повелеваю сёстры вам:
Немедля птицу умертвить,
Разрезать ровно пополам
И в щи иль в суп употребить! -

Тут сёстры драться перестали
И на судью, вдвоём напали:
И ну, давай его трепать -
И пуще прежнего кричать:
-Не будем резать петуха!..
Ты что ли будешь старый тать
В замен его, курей топтать?!
А, ну чеши отсель - пока,
Целы ещё твои бока!!! -
Судья ругательство изрёк
И припустился наутёк.

В другой деревне, Любомир
Вокруг себя собрал мальцов
И на свирели начал им
Играть мелодии лесов.

Детишки с радостью внимали
Красивой музыке лесной,
Но тотчас строгими все стали
Когда водицы ключевой
У них испить он попросил.

Один мальчишка заявил:
- Воды бесплатно не дадим,
За ковшик – заплати алтын! –

С усмешкой горькой, Любомир
За воду деткам заплатил,
И дав попить сначала волку,
напился сам.
               
Вновь в путь-дорогу,
поднявшись – подались друзья.
Им в след, шальная ребятня,
Собравшись бесшабашным гуртом,
Чтоб их нельзя было догнать,
издалека,  взялись по Курту
Камнями, крупными кидать.

Тут, Любомир без лишних слов
Поднял волка к себе на руки:
От злых, жестоких сосунков
Как в детстве от свирепых псов
Его прикрыв полами куртки.

Так долго ль, коротко ль они
До стен столичных добрели.
Войдя через ворота в город -
Пошли по мостовой, смотря
сквозь кружева литых заборов
На расписные терема.

Взор Любомира поражало
Великолепие дворов,
Краса фонтанов на бульварах
И блеск купеческих рядов.

Он, обитавший средь лесов,
Дивясь на то, как город жил,
Весь день, вдоль хижин и дворцов
По стольным улицам ходил,
А, подустав - нашёл трактир,
Под вывескою «Семь углов»
Наняв в нём на ночь, скромный кров.

Трактирщик, развесёлый малый
Приветливо приняв гостей
Подал квас, щи, да кашу с салом,
а Курту, целый жбан костей.

И Любомир поевши сытно
Спросил, так, - к слову у него:
Мол, почему это не видно
В трактире нынче, никого?
 
- Как почему?.. ты что не знаешь? -
Над ним трактирщик подтрунил,
- Все, на арену поспешают
Сегодня там пройдёт турнир.
Большой турнир по баблорубу
Между «Таёжных» и «Степных»,
Спешат, всяк на свою трибуну
сторонники бойцов своих.

Тут Любомир ему смущённо
сказал: - Я, родом из глуши,
не ведаю о многом, ты -
без поминанья слов мудрёных
Мне суть турнира объясни.

Трактирщик начал объяснять:
- Проводит на зелёном поле,
турнир тот, баблорубов рать.
И бьются на его просторе
По десять, с каждой стороны,
Две баблорубные дружины:
Мечом они вооружены.
Вратарь есть, в каждой из сторон,
так он, вооружён копьём.

Суть состязания, проста:
В ворота каждой из дружин
Кладётся денег, три мешка.
Вратарь, служа охраной им
С копьём наготове, встаёт
в штрафной площадке у ворот.
Чуть дальше, - линию держа,
высоким отличаясь ростом,
К воротам охраняют подступ
Четыре волевых бойца.

И также - в середине поля,
Центр держат - четверо бойцов,
Им вменены иные роли:
Путь расчищать для вожаков.

Те вожаки - кулак атаки,
Их двое, и один из них
Имеет право в ходе драки,
Вбежать в штрафную, с вратарём
рубясь, против копья мечём.

И коль загонит в створ ворот
он вратаря, в пылу борьбы,
Трибуны в его честь взорвет
громоподобный рёв толпы!
Судейский прозвучит гудок
и он  взяв денежный мешок,
К своим воротам побежит
И в них трофей свой водрузит.
               
А, коль в дуэли побеждает
вратарь, -  из площади ворот,
соперника, вон, вытесняя: 
Звучит гудок и уж идёт
в другую сторону атака.

Лишь три минуты длится драка,
У тех, или иных ворот,
коль их быстрей кто, -  не возьмёт.

На всём пространстве поля могут
сражаться, только вожаки;
Бойцам защиты, - на подмогу
запрещено за центр войти,
А, им, помочь не может центр.

Вот так, в качелях перемен,
В теченье ста дести минут,
идёт на поле баблоруб.
Победу в нём одержит тот,
кто больше денег наберёт. –

Трактирщик, кончив объяснять,
суть баблорубного устоя,
Пошёл к дверям, гостей встречать,
К нему ввалившихся толпою.

А вдохновлённый Любомир,
Горя желаньем, непременно
увидеть зрелищный турнир,
Подался спешно на арену.
И скоро уж, в её чертах -
Подхваченный толпою шумной,
С притихшим волком на руках
Был увлечён на верх трибуны.

Подобьем Колизея в Риме,
в окружность замыкая стены,
Открылась взору Любомира,
Громадной чашею арена.

Внизу, разметкою белея:
по центру - линией и кругом
и полукружьем возле врат,
Светился нежным изумрудом
Большой ристалищный  квадрат.

Вокруг него, живым щитом,
К трибунам зрительским, лицом
Стоял смыкая цепь тугую,
Закованный в броню стальную,
Плечом к плечу в единый ряд,
Особый, рыцарский отряд.

Народ заполнив все трибуны,
Начала схватки ожидая,
Вёл меж собою пересуды,
Своих кумиров обсуждая.
Сливаясь звуком монотонным
Тот говор, воспарив волной,
Гудел среди арены, словно
разбуженный пчелиный рой.


Вот долгожданные фанфары,
Взметнули в небо трубадуры:
Из подтрибунных врат, попарно
Пошли на поле баблорубы.
Их бурею оваций страстных,
Народ восторженно встречая
Воздал им славу громогласно,
Всплеск стягов сине-бело-красных
В их честь, рекою разливая.

Бойцы заняв свои места,
Сигнал заветный ожидая,
Стояли, на эфес меча
Надменно руку опирая.
Дружина степняков была
Одета в жёлтые цвета,
Таёжники все, были в красном.

Их одеяние, атласом
и сталью грозною  сияло:
Всё снаряженье состояло -
из плотных, шёлковых туник,
На голове, - шлем без забрала
Обувь: мокасины до икр.
Живот, грудь, – защищали латы,
из сыромятной кожи бычьей.
У вожаков, хвостом богатым,
увенчан шлем, как знак отличья.

Вот жестом, к центру приглашая
двух вожаков, судебный дьяк,
В круг, дуэлянтов  расставляя,
Гудком протяжным, подал знак.
Мгновенно сблизившись, они
скрестив мечи, вступили в драку,
За право, первую атаку
к чужим воротам провести.

Трибуны замерли, с волненьем,
на круг ристалищный взирая,
Где хлёстко воздух рассекая -
С коротким, укающим пеньем
клинком соперника круша,
То, вдруг пластаясь, во весь рост
То быстрым коршуном летя,
Дрались кудесники меча
и боевых единоборств.

Но вот степному удалось –
бой завершить блестящим ходом:
Врасплох, в момент противохода
застав, таёжного бойца -
Вмиг оттолкнулся он упруго,
клик выпуская из себя -
И взвившись, вышиб его с круга
ногами, « взлётом журавля».

Взревев, счастливая толпа,
с трибун страдальцев, степняков,
Могучим криком погнала -
вперёд, на штурм, своих  бойцов.

Защита «красных», их встречала
в дести саженях от ворот
Шесть на шесть -
бой взыграл удало
– И смертушка уж ожидала
с атаки подсчитать доход,
Но преждевременно. С задором,
дрались защитные ряды,
справляясь с бешеным напором,
И выстояли!
                В бой пошли,
таёжные  центровики:
Построив клином нападенье,
Внутри поставив вожака, -
Пошли тараном, - столкновеньем
пытаясь  расчленить врага,
и дать тем, вожаку проход…
Степные, пресекли их ход,
в подкат, бросаясь всей толпой.
Вожак таёжников проделав,
кульбит над кучею-малой,
Рванул в отрыв, но не успел он
к воротам сделать трёх шагов,
Как, в нарушение всех правил,
ему подсечкой поубавил
тот пыл, защитник степняков.

И, лихоимство пресекая,
гудок надрывно прозвучал:
Повинность, «жёлтым» назначая,
Перстом, дьяк, злобно указал
на семисаженную плешь.

Всю свою силу, прыть и вес
вложить готовясь в тот штрафной,
Ввести, -  иль отвести урон,
Вожак одной, вратарь другой
соперничающих сторон
С проплешины и от черты ворот,
Что было духу, по гудку,
Стрелою бросились вперёд,
На встречу фарту своему.

Был скоротечен тот финал:
Вожак таежников, отбил
вратарского копья удар,
На плечи вратаря взвалил
и с силой, бросил в створ ворот!
Вскочив с мест на ноги – народ,
Вздымая эхо выше крыш,
взревел восторженно: - Бары-ы-ыш!!! -
 
Держа мешок над головой,
Под рёв ликующей толпы
Таёжник, пробежав трусцой
его отнёс в врата свои.

Тут, жаждая реванша, лихо
пошли в атаку степняки,
Напором, с залихватским гиком
прорвав таёжные ряды.

Вожак их, ринувшись в штрафную -
Клинком, над головой крутя,
Оплошность совершил большую, 
Решив таранить, вратаря.
Вратарь, прочтя тот ход, сфинтил,
от столкновенья уходя,
И вмиг угрозу устранил -
копьём пронзая  вожака.

Тот, рухнул на газон, потоком
кровь, извергая на траву
И повинуясь злому року
В мученьях адских, жизнь свою -
отдал Злачёному тельцу;
Достойно верного раба,
к стопам его, её кладя.


Тут, дьякон, сечу замиряя,
гуднул, к усопшему спеша -
приник к груди…
Смерть подтверждая -
поднялся, скорбно лоб крестя,
Задрал подол, найдя под рясой
табличку, быстро начертал
в ней цифру, - и десницу, властно,
с табличкой медной, ввысь поднял,
с уничижением смотря,
в глаза злодея, вратаря!

Узрев, великость судной дани
Таёжник, отшвырнул копьё,
И голову обняв руками,
Упал на корточки, его,
трясло как в жёлтой лихорадке:
Несоразмерно высока
Была судейская цена:
Взвинтил, зловредный дьякон ставку:
Вратарь был должен, полдостатка –
Внести в казну, за смерть бойца.

Уж, в ожидании гудка
восстав, готовы были в круге,
два вожака борьбу начать,
Как кто-то, средь трибун в испуге
Взялся неистово кричать;
Там, не довольные судейством -
сторонники бойцов «таёжных»,
Сорвавшись крупной шайкой с места,
Принялись рыцарей тревожить,
С верхов ногами их шпынять 
И мусорнёю обзывать.

Такого злого лиходейства,
Начальный рыцарь, не стерпел
и отогнать толпу, на место,
Своим солдатам повелел.

Но лишь они, сомкнув щиты
Гуляк вернули  вверх рядов,
Клич, кто-то бросил: - Мужики,
дави поганых мусоров!!! -

И тут таёжные громилы, 
вмиг, оцепленье прорвали
И с криком: «Дьякона на мыло!!!»
Судью, верёвкою связали
И в мыловарню понесли.

В ответ, страдальцы степняки
Взметнув призыв: «Бей лешаков!!!»
В стремленье дьякона спасти,
подняв с скамей своих бойцов,
вступили в бой, с остервененьем;
В них сладострастным мановеньем
Вскипела кровь даря отраду:
Дрались степные с упоеньем,
В пылу кровавого сраженья,
Стараясь выместить досаду,
На слабоумие своё.

И вот, уже, безумье, то -
Средь всей арены, распаляя
в сердцах гнев, ненависть и злость,
Пожаром, страшным, занялось -
Своим трагизмом затмевая
Варфоломеевскую ночь…

Подобно спящему вулкану,
Молчавшего премного лет
И вдруг, разверзнувшего лаву
несущею громаду бед,    
Копясь в сознание годами,
На ниве скверны бытия,
Вскормлённая семью грехами,
вселясь в умы… стихия зла,
ничтожной, глупою причиной
отпущенная погулять,
Явившись дьявольской личиной,
Взялась вдруг, жизни пожирать.

Начав друг, друга  истреблять   
Толпа, всё больше свирепея
Пиная, режа и топча
От крови пролитой, пьянея
С трибуны к полю, вниз пошла,
Где рыцарское оцепленье,
Устав гасить лихую страсть,
Сражалось, пятясь в отступленье               
Не в силах натиска сдержать.

И скоро, силе уступая -
Смешались, разрушая строй,
прогнулись рыцари и пали,
Бесславно путь закончив свой.

С скамьи своей, на этот бой,
С досадой Любомир взирал,
мотая скорбно головой,
Как будто б сон, гоня дурной,
И зло, отчаянно вздыхал.    
               
Храня его от лиха, злого,
Курт, озираясь на толпу
Готов был, растерзать любого,
Кто лишь приблизится к нему.

А Любомир, лаская друга
Смотрел туманно, на тела
Лежащие в навал по кругу;
Застило юноше глаза:
Ему вдруг, память привела,
Говоренный премного раз,
 давнишний, дедушкин рассказ.

- Народ наш, внучек дорогой,
Достоин самой лучшей жизни,
Нет не в какой стране другой,
Людей, столь преданных Отчизне.
И на такой благой земле,
Им жить бы, горюшка не зная,
Да только, словно кто извне,
Всё время этому мешает.
Доверчивы внучок, вишь мы,
Привыкли издревль, верить людям,
Хоть верой той, мы и сильны,
Но всё ж, она то, нас и губит.
Придут, говоруны к корме -
И ну, давай, вести куда-то -
Мы, веря им, по целине
Идём туда – потом обратно.
И доходились до того,
Что впали все, в изнеможенье:
В людей, вселились лень и зло -
им тошно, от того броженья.

Давно уж, грезит наш народ
Увидеть пастырскую зрелость,
Что б он не звал, идти вперёд,
За ним идти б, самим хотелось.

Народ, без пастыря – толпа,
А, с пастырем порочным, – банда!
Ей, честь и святость не нужна,
Влечёт её одна краса:
Свеченье золотого гранда!

Вот, её истинная страсть!
Ради того, чтоб быть богатой
Ей, злата алчущей, закласть, -
Не жаль не свата и не брата…
Её кумиры: клевета,
желчь, безразличье, слепота,
чтоб развенчать любовь, когда-то,
распяли на кресте Христа. –

         ***
Окрасив, зорькой небеса
Сияньем отблесков играя,             
в сусальном злате куполов,
Светило, вечер привечая,
Куда-то в глубину дворов,
За шпили барских теремов
садилось, сочно озаряя
каймою алою, гладь тусклой,
Прогревшейся за день, воды,
Текущей сонно, среди русла,
В гранит, закованной реки.

На своде моста, рыбаки
Вдоль парапета встав рядком
За поплавками наблюдая,
Вечерний ждали клёв, тишком,
между собой о том, о сём,
В том ожиданье рассуждая.

И вдруг, все смолкли, среди вод
увидев страшную картину:
К мосту, в реке, плыл утлый плот,
Да с виселицей посредине.
На ней висел седой старик
С гуслями, на груди широкой,
Был мукой искажён, жестокой,
Благообразный его лик.

Увидев плот тот, Любомир,
Стоящий с Куртом, средь моста ,
Вниз устремляя взгляд, спросил
У пожилого рыбака:
- Скажи почтенный – кто таков
казнённый старец на плоту,
В отмщение каких грехов
Исполнен приговор ему? -

Рыбак ответил: - Истогор,
в народе звался тот гусляр,
Он не убийца и не вор -
Старик былины сочинял.
И пел их, веселя народ
средь улиц, истин не тая,
Подначкой мудрою, господ
уму да разуму уча.
Казнён он за хулу царя.
               

Сменив вечернюю зарю,
Прохладой, воздух освежая,
На город сумеречный лон
спустился, скверы затеняя.
Из звонниц храмов, посылая
Вечерний, мелодичный звон,
Призвали разом, звонари,
В приходы божии прийти,
К вечерней службе горожан.
               
Войдя несмело, в божий храм
С толпой смешавшись, Любомир
Послушно службу отстоял,
А, после службы, обождал
когда все выйдут и спросил,
смирено, у отца святого:
- Несёшь ты Отче, божье слово
В сердца и разумы людей,
Но может быть услышать ново
тебе, что властвует злодей
В миру над этими людьми?
Иль может быть, не знаешь ты,
Его к трудам благословляя,
Что он вершит великий грех,
Святую правду угнетая?..
Что над его сознаньем верх,
взяла боязнь, лишиться власти?
Он знать не хочет, что несчастье
Приносит подданным своим
Своим присутствием лихим,
В них в справедливость и в добро
всё больше веру разрушая!
А ты, молчишь про то, его
В грехопаденье поощряя! -
               
Священник отводя свой взор,
Ответил Любомиру: - Вздор!
Властителей не волен я,
Не поощрять, не порицать,
Им, лишь один Господь судья! - 
               
- Позволь, святой отец сказать,
Что каждый, волен поступать
Как ему совесть повелит,
Пример тому: Святой Филипп! –
Попа, одёрнул Любомир
И прочь, из храма заспешил.


Он выйдя из церковных врат,
присвистнул, волка подзывая;
Заждавшись, Курт был очень рад
хозяину, хвостом виляя,
Уткнувшись мордой в его грудь
Зевнул он, словно б говоря:
«Намаялся уж, за день я,
Пора б, хозяин, отдохнуть!»
               
А Любомир, в тот самый миг
Вдали услышал чьё то, пенье
Мотив тот песенный, проник
В него, волшебным моновеньем;
Он повинуясь той отраде,
Пошёл, не ведая куда,
Вдруг, оказавшись у ограды
Велико-царского дворца.
               
Из растворённого окна,
округлой, башенки-светлицы,
Среди вечерней тишины
летела песня о любви.
               
Прекрасным голосом, девица
ту песню пела. Любомир,
завороженный этим пеньем,
Вдруг, понял, что он полюбил…
Не ведая кого, не зная
предмета счастья своего,
Лишь, пылким сердцем ощущая,
что жить не сможет без него.
               
Перешмыгнув через ограду
Он быстро влез на старый вяз,
Что рос с той башенкою рядом,
На ветви раскачавшись, враз, -
впорхнул в раскрытое  окно…

- Я жду тебя, уже давно,
Избранник благородный мой!-
Услышал он, вскочив в светлицу,
Журчащий голосок грудной,
несказанной красы, девицы.
               
Зашлось в груди биеньем страстным
у Любомира сердце вдруг,
При виде глаз её прекрасных
И алых, в меру полных, губ.

- Ты с удивлением немалым,
мой витязь, смотришь на меня?!
Не удивляйся, я видала
В волшебном зеркале тебя.
Два моих старца-мудреца,
Мне предсказали,
быть обручённою с тобой,
Тем предсказанием отняли
Они, мой девичий покой! -

Дав волю чувствам, Любомир,
Обняв названную супругу,
Как звать её, у ней спросил,
Та прошептала: - Благолюба… -
               
В дворцовой келье, в два окна,
Средь склянок, колб и ветхих свитков
Пред сном, два старца-близнеца
Творили Господу молитву.

В занятье этом, не слыхали
они как гости к ним вошли
И встав, в безмолвье ожидали
конца моленья у двери.

Допев псалом, седые братья,
Приметив молодых людей,
За стол принялись, приглашать их
Ведя под руки, от дверей.

- Прийти я, нынче попросила,
К вам Любомира, мудрецы. -
Присев к столу заговорила
царевна: - Вы ему должны               
поведать то же, что на днях
Мне баяли, о королях! –

Один из братьев-мудрецов,
с большого, круглого зерцала
Размашисто, без лишних слов
прочь, на пол, скинул покрывало:

В волшебном зеркале широком,
Красуясь в факельном огне,
Висела карта Синеоки,
в каком-то замке, на стене
Карандашом разделена,
Была на части, вся страна.

С повязкой на глазах, пред ней
Сидел один из королей.
Другой же, шпагой в карту ту
ткнув, спрашивал его: - Кому? - 
И жеребьёвщик наделял
Кого ни будь из королей               
Куском лесов, озёр, полей.

Те, в креслах восседали важно,
И обсуждали меж собой,
Как лучше управлять, той вражьей,
порабощённою землёй.
Кто радовался, кто горевал,
о том, что постный куш урвал.

Один из близнецов сказал, 
Накрыв зерцало покрывалом:
- Ты Любомир, сейчас узнал
Что с Синеокой нашей стало.

Но рассказало нам зерцало:
Что проведению угодно,
Что б, спас её от злой беды,
прекрасный витязь, благородный,
Тот благородный витязь - ты! –

На это Любомир ответил:
- Я, старцы, вас благодарю,
За честь оказанную мне,
Но, говорили ль, вы царю,
О той, грозящей нам беде?! -

Ошеломил его ответ…
 - Царь наш, и есть источник бед!
Давно уже он сладким элем,
поит народ наш, до пьяна,
То чудодейственное зелье
В людей вселяет скверну зла!

В стране витает отчужденье,
разброд, развал, уничиженье,
неуважение, измена -
Народ стал жадным, непомерно;
А, ведь известно всем давно,
Что жадность, подлость, клевета,
предательство, двуличье, зло –
Родные сёстры и братья! –

Но может статься, лишь тогда,
очнуться от похмелья люди,
Когда увидят: их земля,
Уже не их, и уж не будет
Для них своею, никогда.
В слезах раскаянья толпа,
поймёт, что не имеет права
На труд, свободу и блага,
Лишь доля жалкого раба
Опорой жизни её, стала! –

- Позвольте, братья мудрецы! –
Прервал их Любомир: - Вам нужно,
всё то, что мне сказали вы,
Всему народу донести!
Народ поднимется и дружно,
Царя с престола уберёт! –

- Не будет слушать нас народ! –
Ответили братья ему.
- Им Любомир: - Но почему?! –
- Что бы ответ на это дать, -
Сказал, один из близнецов,
- Я должен, притчу рассказать:
Однажды двое мужиков
Меж деревенских дел своих,
дорогой шедши, повстречались.
Был радостен один из них,
Другой же, прибывал в печали.
Весёлый, мрачного, спросил:
Мол, что ты братец весь в слезах?
И тот ответил: - Царь почил,
был государь, в больших летах.-
Ему весёлый: - Ну нашёл,
о ком печалиться, ведь царь,
Был кровосос и крохобор! -
- Дурак! - Печальный зарыдал,
ему в истерике крича:
- Что, если будет новый царь,
Подлее старого царя?! –

Рассказ закончив, к Любомиру
Вновь обратился брат, близнец:
- Тебе лишь, Любомир, по силам
предотвратить страны конец.

На протяженье всех веков
существованья Синеоки,
Сражался с множество врагов
народ, в горнилах войн жестоких,
И побеждал их, средь разрух
из пепла снова восставая…
Его вёл Синеокский Дух,
Который, мать земля родная,
В него вдыхала, с первым криком.
И вот теперь, тот Дух Великий
Сердца глухие, покидая
В народе нашем угасает…

Есть в буйном море-океане
Скалистый остров небольшой,
Весь остров тот, не обитаем,
Но, на плато горы крутой,
Живёт кудесница Любверна.
Тебе поведает она
то, как избавится от скверны,
Кой, Синеока спьянена. 

Спеши же, витязь!
                В деле этом
нам дорог нынче, каждый час,
Под парусом, с попутным ветром
Плыви к Любверне, твой компас –
Сиянье Северной звезды:
В течении всего пути,
В ночи, должна быть та звезда,
Перед глазами у тебя.

Уж, среди звёзд ночной вселенной,
Воспрянул месяц молодой,
Когда с любимою царевной,
Простился Любомир, с собой
В горячем сердце унося
её прощальные слова:
- Прощай, мой милый Любомир!
Преодалеешь, верю я,
Ты все преграды, своих сил
И жизни в этом - не щадя!
Я буду ждать тебя родной,
Ждать, сколько надо, и дождусь! -

- Жди, Благолюба, жизнь моя,
Я обязательно вернусь! –

Уж, много дней, средь волн спокойных,
Вёл к цели, лодку Любомир.
Могучий океан привольный
Всё это время, тихим был.
Но вдруг, в единое мгновенье
Разверзлось небо над водой
И буря светопреставленьем
взорвалась. Ураган, волной
громадной, подхватил бросая,
судёнышко во власть стрежня,
И только ловкость молодая
Ему погибнуть не дала.

Концом пенькового линя,
К сиденью Курта привязав,
Нос, - поперёк волны держа
Боролся, крепко зубы сжав,
За жизнь свою, что было сил,
с бурлящей бездной Любомир.

Шторм, всё сильнее завывая
вздымался, лодку подхватив,
То в высь, на гребень поднимая,
То вниз, с волны её свалив.
И так, премногие часы,
В болтанке гибельной, прошли.

Но вдруг, нежданно появилась
пред лодкой скальная гряда,
И здесь уж, не какая сила
спасти их жизни, не могла:
Взревела чёрная волна,
на стрежень лодку поднимая
И закрутив, с огромной кручи
Швырнула вниз, рывком могучим
её о скалы, разбивая.



Тихонько что-то напевая,
В потоке горного ручья
бельё, колдунья островная
стирала, в полынью зайдя.
               
С ней рядышком, сухой валежник
нося с подлеска, серый волк,   
Его в охапки клал прилежно,
А, после, их,  на верх волок,
Навьюченный с боков обеих
предоброй спутницей своею.
               
Колдунья стирку завершая,
В корзину чистое бельё
сложила, петь не прекращая
И вверх, в пристанище своё,
Что в тихой глубине пещерной
таилось, понесла её.
Звалась колдунья та, Любверна.

В пещере, на подстилке сенной,
Лежал поодаль очага
Под тёплою медвежьей шкурой,
Недужный Любомир и хмуро
смотрел на языки огня.
               
Послышались шаги, в пещеру
Курт затащил вязанку дров,
За волком вслед, вошла Любверна
С пучком целительных цветков.
               
В котёл, с кипящею водою
пучок, с заклятьем опустив,
Колдунья снадобье сварила
И в кружку медную, налив -
Им напоила Любомира.
Тот выпил снадобье, вздохнул
И тот час, крепким сном уснул.
               
Уже неделя миновала,
Как после бури штормовой,
Сквозь шум прибоя услыхала,
Любверна дальний, волчий вой.
Спустившись к берегу она,
Среди песчаных дюн нашла
обломки лодки, рядом с ним,
Над телом юноши скулил,
усевшись возле – на песок,
Седой, матёрый, мокрый волк…

Прошёл ещё, недальний срок
И вот в конце второй недели,
Болезнь от парня отступила.
Поднявшись со своей постели
на воздух вышел он. Светило
солнце. День чудесный
стоял над горною грядой.
Внизу, игривою волной,
Рокочущей, привольной песней
плескался ласковый прибой.

Вдали, среди барханов дюнных
За дымкою прозрачно-белой
Курт, тяглом, помогал Колдунье
Тащить из океана невод.

Вот выбрав сети на песок
Они развесив их на дрынах,
Чтоб просушил их солнцепёк,
В корзину побросали  рыбу
И восвояси подались.

Вдруг Курт напрягшись, навострился,
Услышав сверху дальний свист
И вмиг сорвавшись, припустился,
Что было сил, вверх, на плато:
Поняв - хозяин, звал его!

Прейдя к пещере, с умиленьем,
Любверна слёзы утирая
Взирала, как любовно зверя
К груди широкой прижимая
Окрепший, сильный Любомир
Обоих их благодарил:
- Спасибо милый Курт, за верность,
За дружбу чистую твою!
И вам, прекрасная Любверна –
За жизнь, за честь и доброту!
   

В багровом зареве вечернем,
Беснуясь возле очага,
Шепча заклятия, Любверна
Взирала в варево котла
И ублажая дух священный,
Владыки белых колдунов,
Звала его проникновенно
Войти в её забытый кров.

Вот из котла, взревев утробно,
Вращаясь смерчем, взвился пар
И пред кудесницею доброй,
Из клубов вьющихся, предстал,
Внимая зову заклинанья,
Могучий чародей седой,
В прозрачных, белых одеяньях
С густою, длинной бородой.

Направив на Любверну взор,
Он начал с нею разговор:
- Какая срочная нужда,
Тебя заставила покой
нарушить мой, сестра моя? –
Зачем в вертеп свой, колдовской
Ты ныне, призвала меня?! 

Ему Любверна отвечала:
 - О! Повелитель всемогущий!
Твоя раба тебя позвала,
Чтобы помог ты край цветущий
Оборонить от злой напасти.

В твоей отец-владыка, власти
Народ Великой Синеоки
От колдовства освободить,
Которым великан жестокий
Её задумал погубить!

Ко мне по океану прибыл,
Отважный отрок Любомир,
Вдохни в него, владыка силы,
Чтоб он беду отворотил!

Закрыв глаза, Великий старец
Сознаньем погрузился в тьму,
Путём астральным направляя
Его в далекую страну…
И скоро голосом напевным,
Стал молвить тихо: - Вижу я,
полей бескрайние посевы:
Близ гор цветёт дурман-трава.
Цветы её – источник зла:
Сок тех цветов, добавив в хмель,
Даржес готовит сладкий эль
Им Синеоку отравляя.

Рабыни цвет тот собирают
В большие фартуки-мешки,
Рабы мужчины, высыпают
Цветки в огромные бадьи
И колоссальным прессом давят
Из лепестков дурманный сок,
В чанах чугунных, зелье варят,
Разбавив соком, в бочки тарят
И вот уж, курсом на восток,
Их в синеокские порты
Везут торговые ладьи.

Посевы зорко охраняют
Большие демоны-орлы.
Вкруг, над посевами летают
В дозорах, стаями они.

Всех, кто осмелится лишь близко
К посевам подойти, ждёт смерть:
На них огромным строем быстрым,
Орлы, бросаются как смерч
И рвут на части… Близ полей
белеет множество костей.

Ещё я вижу, замок чёрный,
На непреступной высоте
стоит он среди цепи горной,
Форпостом мрачным, на скале.
В чертогах замка, в зале тёмном,
Даржес на троне восседая
С самозабвеньем созерцает
То, как уродливые гномы
И вурдалаки плясуны,
Пред ним кружатся в танце тьмы.

Свой разум возвратив из грёз,
Колдун, мгновение подумав
Заклятье зычно произнёс:
- Корвес-гаредо, радо-гумо
павето-незо, роде-цомь!..
Восстань пред мной, крылатый конь! -

И в тот же миг, среди пещеры
сиреной низкою гудя,
пронёсся вихрь прозрачной сферой
и взвившись вверх столбом огня,
явил крылатого коня.

Поднявшись на дыбы свечою,
восстал конь перед колдуном
гарцуя в нетерпенье… Он
был снежно-белый весь, с густою
златою гривой и хвостом.

Кудесник взял его за повод
и к юноше подвёл, сказав:
- Ты Любомир, отважен, молод,
мне люб, твой благородный нрав!
Прими волшебного коня!..
Домчит по небесам тебя,
сей конь к владеньям великана
и в испытаниях суровых,
что ждут тебя в далёких странах
тебе надёжною опорой
и верным другом станет он,
конь этот, Громом наречён…

Огромной силой обладает
злой демон, великан Даржес
лихие духи охраняют
средь чёрных скал его дворец.
В бою ж, Даржес не победим…
и в честной схватке биться с ним,
нельзя не саблей не копьём,
от стали заколдован он.

Но есть в одном краю далёком,
лежащим средь пустынь востока,
в стране с названьем Бутанстан,
в её столице Алазан,
молниеносный арбалет,
и им владеет сам султан,
вождь всех бутанов Альк Мустет.
Ты должен Любомир, добыть
тот арбалет в дворце султана,
лишь с ним возможно великана,
со всею стражей победить.


Садись на моего коня
и отправляйся в Алазан.
Гром отнесёт тебя туда
по небу через океан…

Поклон отвесив чародеям
сев на крылатого коня
и Курта взяв к нему на шею
взмыв в высь, в далёкие края
средь звёзд помчался Любомир,
над необъятным океаном
и долго ль, скоро ли -  прибыл
к дворцу бутанского султана.

Гром приземлился у дворца,
среди аллей большого сада.
В ночи, средь отблесков огня
перекликалась громко стража,
что окружив дворец кольцом
стояла на посту своём.

Встав в гуще зарослей цветущих 
Смотря на стражу из-под  веток
Стал думать Любомир, как лучше
Проникнуть в спальню Альк Мустета…
Прощаясь, маг ему сказал
Что арбалет хранит он там.

А этим временем султан,
В своих изысканных покоях
С визирем в шахматы играл
И пил зелёный чай с халвою.
Фигуры двигая свои,
По шахматной доске большой
Беседу тихую вели
Они за мудрою игрой
О том, что ждёт большой поход
Войска бутанского султана
И что решит войны исход,
Ему великодушно данный
Свирепым чёрным колдуном
Молниеносный арбалет…

- Я покорю весь белый свет
С моим волшебным арбалетом! -
Визирю хвастал Альк Мустет
С восторгом устремляя взор
На красный расписной ковёр
Где, среди сабель и мушкетов,
Волшебный арбалет висел.

Султан поднявшись, снять хотел
Его с ковра… но в этот миг
Раздался вдруг, звериный рык:
Через раскрытое окно,
В покои вихрем забежав
К ковру метнулся тенью волк
И арбалет с него сорвав,
Тотчас пустился наутёк.

Истошно завопив, султан
Призвал к себе в покои стражу,
И повеленье ей отдал:
Немедля отыскать пропажу,
Воров-злодеев изловить
И в подземелье заточить!

Сжимая арбалет в зубах
Курт мчался по аллее сада,
Туда, где около ограды
Ждал Любомир его, в кустах.

Подняв тревогу, тут и там,
Стуча по камням сапогами
Рассыпавшись по всем углам,
Носилась стража с факелами.

Верхом на Громе, с нетерпеньем
Ждал парень возвращенья волка…
Вот прибежал он, и мгновеньем
В прыжке взлетел коню на холку…
И уж готов вспарить был Гром,
Но тут арканная петля,
Чуть слышно свиснув над конём,
Вкруг Любомира обвила
И сбросила его в траву.
Из тьмы тотчас же, подбежали
Лихие стражники к нему
И крепко-накрепко связали…
Ватагой  окружив коня
Хотели и его поймать,
Но Любомир тут стал кричать:
 - Гром! Курт! Летите без меня! –

Встав на дыбы, взмахнул крылами
Конь златогривый, и заржав,
Взмыл ввысь, летя  под облаками
Став малой точкой на глазах.

          ***
А в Синеоку той порой,
Пришли крутые измененья:
Завладевать её землёй
И в городах и в поселеньях
Решились иноверцы злые.
Из стран соседних, приходили
Они селясь в глухих местах,
Чуть пообжившись, заводили,
Торговлю в ближних городах,
Бояр прельщая крупной мздой,
Скупали лавки и заводы
И вскорости порядок свой
Вводили для всего народа
Повсюду власть к рукам прибрав.

И вот уже лишаться прав
Стал на родной земле своей,
Народ прекрасной Синеоки:
Повсюду лишь своих людей
В места, где был доход высокий
Принялись иноверцы ставить…
Те, синеоков стали грабить
Приставив к чёрному труду…
И загонять их в кабалу,
Всё множа барыши свои…
С утра до ночи за гроши
Работать на себя веля.

Легла под гнёт их, вся страна…
Вмиг обнищали люди в ней,
Купцам втридорога платя
За сладкий чужеземный эль…
Не жили, - грезили они
Под властью чар Дурман-травы.

А царь Дардур, в дворце своём,
Уже не думал о народе.
Он был безмерно поглощён
Заботой о большом доходе,
Который рос день ото дня
От выручки с продажи эля…
Монеты злата-серебра
Ему мерцаньем  душу грели.
На них часами созерцать
Он мог… в подвале сундуки
Открыв… в руках перебирать,
Подбросив, слушать с замираньем
Их мелодичное звучанье…
И словно маленьких детей
Ласкать, прижав к груди своей.

С царём в сокровищницу, часто,
На необъятные богатства,
Полюбоваться приходила
Царица новая, Анила.

Красива, молода, умна
Была избранница Дардура:
Прекрасные черты лица
Прямая статная фигура,
Но злобным сердце её было…

Анила люто невзлюбила
Царевну Благолюбу… в ней
Зло, с чёрной завистью бурлило
На то, что по кончине дней
Царя Дардура, лишь она
На царский трон взойти могла…
Вслед за Дардуром, ей венец,
Пред смертью завещал отец.

И белым днём и средь ночи
Анила думала о том
Как ей царевну извести,
Чтоб ей достался царский трон…
Дардур совсем не молод был
Седьмой десяток лет он жил.

Вот как-то вечером, царица
Сказала горничной своей,
Чтоб к ней конюшенный явился…
Тот вскорости предстал пред ней.
- Ты хочешь, стать богатым смерд?-
Спросила у него она…
Тот поклонился ей в ответ.
- Я дам тебе пятьсот монет,
Коль ты конюшенный, меня,
Ублажишь маленькой услугой…
- Возьми вот, склянку с порошком
И перед тем как Благолюба
Гулять отправится верхом
Так ты её коню, в питьё
Добавишь снадобье моё. –

Конюшенный из рук царицы
Покорно снадобье принял
И на прощанье поклонившись
К себе в конюшню пошагал…

Проторенной, лесной дорогой
Верхом на жеребце гнедом
Царевна ехала, с тревогой
И болью думая о том,
Что много месяцев прошло,
Как в море Любомир  ушёл,
Но нет всё вести от него…
Неужто смерть свою нашёл
Он в глубине морских пучин?..
Но нет!.. Ей сердце говорило
Что жив её избранник милый
И нет причины для кручин…
Пройдёт ещё немного дней
И Любомир вернётся к ней…

Так шагом, ехала  она
Вся в грустных думах утопая…
Но вдруг, конь стиснув удила
Гривастой головой мотая,
Храпя, не слушая узды,
Взбрыкнул и в сторону рывком,
Свернув с дороги сквозь кусты,
Стремглав помчался напролом.

Припав к косматой конской гриве
Отдав себя во власть судьбе
Неслась царевна  на ретивом
С ума сошедшим скакуне.

Вот вынес конь её к реке
Вдоль берегов крутых скача…
Тут Благолюба из седла
Бесстрашно спрыгнула в поток
И поплыла среди стремнины..
Но впереди зиял порог,
Не совладав с теченьем сильным
О камни стукнувшись она
Лишилась чувств… и понесла
Царевну бурная река.

       ***

Средь тесных улиц Алазана
С утра, лишь кончился намаз
Враспев глашатаи султана
Читали жителям указ:
- Свершится ныне, в час полудний
Казнь, по решенью трёх судей:
Опаснейший злодей преступный,
Лишится головы своей! –

На площади уж, возвышался
Высокий, чёрный эшафот,
К нему заранее стекался,
Со всех сторон простой народ…

Одетый в красную рубаху,
Под чёрной маской скрыв глаза,
Опёршись  топором о плаху
Палач вдаль, на толпой смотря
Ждал появления султана,
Вслед за которым привезут
Под многочисленной охраной
Преступника, и он свой труд
Свершит, и радостной толпе
Покажет голову злодея…
За казнь приняв от казначея
Монетой звонкой, сто тенге.

Вот, восседая на слоне
В сопровожденье слуг своих
На площадь въехал Альк Мустет.
Средь стражи за султаном вслед
Закованный в цепях стальных,
В арбе запряженной ослом
К помосту ехал Любомир…
Не видя долго света, он
Прищурившись смотрел на мир
Подняв в верх голову свою…

Сняв осуждённого с арбы
Сквозь загудевшую толпу
Два стражника поволокли
Его под руки к палачу.

Султан подъехал к эшафоту
И с пленником заговорил:
- Я дать тебе могу свободу
Коль ты мне скажешь Любомир,
Где спрятали мой арбалет,
Что ты похитил у меня,
Твои сообщники-друзья? -
Тот, усмехнувшись дал ответ:
- Ты оглянись назад султан
Твой арбалет бежит к нам сам! –

Султан послушно оглянулся
И ужаснулся: за спиной
Поднялся вдруг, звериный вой.
Засуетившись, кто - куда,
Стал убегать народ, давясь:
Людей взвываньем устрашая,
Стремглав на площадь  ворвалась
Огромной сворой, волчья стая.

Оскалив пасти, дико воя,
Сновали волки средь толпы
Курт, с арбалетом за спиною
Бежал ведя их, впереди.

И скоро площадь опустела:
Попрятался кто - где народ…
Султанский слон,
                дрожа всем телом
Сорвавшись убежал в намёт
Ногами стражников давя…

С налёту с ног сбив палача
На эшафот Курт забежал
И взвыв протяжно в небеса,
Крылатого коня позвал.

Вот в небе показался Гром.
Вниз устремляя свой полёт
Он площадь обогнул кругом
И сел к друзьям на эшафот.

Приняв к себе на спину их
Он сделал круг над Алазаном
И круто в поднебесье взмыв
Взял курс на север, к океану.

Пять дней, по небесам друзья
Над водной гладью путь держали
И вот к концу другого дня
Средь волн бескрайних, увидали
Свой остров, что вдали чернел…

Гром вниз, тот час же полетел
И покружив средь горных гребней
Во мгле вечерней, тихо сел
К жилью кудесницы Любверны.

И скоро возле очага,
Она их радостно встречала,
Поочерёдно обняла
И  Любомира расковала,
Сказав при этом: - Кандалы
Тебе одели чтоб отнять
Мощь рук, охочих для борьбы…
Так пусть же Любомир, они
Тебе сильней помогут стать!

Любверна стала колдовать:
Вращая кандалы, она
Их бросила в котёл… затем,
Крюком от туда извлекла,
Кольчугу с латами и шлем
И облачив в них Любомира
Промолвила: - Пускай тебя
Хранит в бою святая сила,
Что в эту сталь вдохнула я!

    ***
Рассветной тихою порою
Вздымаясь пеленой белёсой
Туман, от отмели вдоль плёса
Плыл над проснувшийся рекою.

Над заводью запели ивы
Песнь шелестящую свою…
Печальным трепетным мотивом
Встречая раннюю зарю.

И вот уже свеченьем алым,
Зашлись прибрежные леса…
Над речкой солнышко восстало
Обняв лучами берега.

На якорь встав у перекатов
Из лодки Любомиров дед,
Удой ловил зеркальных карпов
Явившись на реку чуть свет…

Их вдосталь наловив, он стал
Уж снасти сматывать свои,
Но вдруг, средь стрежня увидал
Корягу плывшую вдали.

Всмотревшись, разглядел лесничий
Что за корягой в гребне вод
Косой сцепившись с корневищем
Лицом вверх девушка плывёт

Забыв тотчас же обо всём,
Дед выбрав якорь, сел на вёсла,
Корягу зацепил багром
И утянул на мель от плёса.

На берег вынеся девицу,
К груди приложив ухо ей
Услышал он, что сердце биться
Чуть слышно, продолжало в ней

Старик отнёс её в зимовье
В постель уложил и укрыв,
Готовить принялся снадобье,
Свои коренья разложив…

На третий день она очнулась,
Открыв прекрасные глаза
И сев в постели, улыбнулась
На исцелителя смотря.

Лесник в ответ ей улыбаясь
Подсел напротив, и спросил
- Что, незнакомка дорогая,
Прибавилось немножко сил? –

- Я, дедушка, уже здорова…
Спасибо вам за доброту!
Из вашего лесного крова
Коль скажете, уйти смогу…-
Ему девица отвечала.

- Да что ты, что ты?!.- Заворчал
лесничий… - Ты ещё слаба…
В горячке, бредя по ночам
Ты Любомира всё звала…
Кто он?.. дружочек верно, любый… -
- Жених. – Ответила она.
 - А я, царевна Благолюба.-

                ***
А в это время средь Двора
Носили траур по царевне:
Одевшись в чёрные цвета
И правя в упокой молебны.

Один крестьянин рассказал,
К царю явившись во дворец,
Что самолично он видал
Её трагический конец.

Мгновенно разошлась весть та
Из уст в уста по всей стране.
Оплакивал народ, скорбя,
царевну: в Синеоке все
Любили очень, Благолюбу:
Была она ко всем добра,
Особенно к простому люду.
И помогая всем, повсюду
Вершила добрые дела.

Носила траур и Анила.
С гримасой горя на лице
Царица на людях ходила
И плача, горше всех скорбила
Злорадство затаив в душе.

А вечерами принимала
Она от царских глаз в тайне,
В своих покоях генерала
страны заморской, Жаболе.

Был Жаболе красив и молод,
учтив, галантен, скромен, мил,
Но вот в глазах его жил холод:
Он проходимцем лживым слыл.

Царица тотчас же в него
влюбилась и была готова
Ради любимого на всё…
Скажи он ей об этом слово…

И зная это генерал
С ней пылко разводя амуры
Науськивать царицу стал:
Мол, нужно уморить Дардура,
Чтоб Жаболе, женясь на ней
Сел на престоле, став царём
И до конца им данных дней
Они бы правили вдвоём.

Но заговорщики не знали,
Что затаясь средь стен, в тиши,
В дворце повсюду обитали
Следя за всеми, слухачи.
Дардур боясь всего и вся
Их нанял целую ораву,
Чтоб берегли они царя,
От лихоимства и потравы.

Он скоро знал уж, обо всём.
Застав любовников вдвоём,
Царь приказание отдал,
Их бросить на съеденье львам.

Среди густых аллей в саду,
Имел Дардур зверинец свой,
Кто неугоден был ему
Бросал зверям он, на убой.
        ***
В огромном замке у Даржеса
шёл маскарадный бал, кружа..
Со всех окраин, бела света
К нему слетелись силы зла.

Прибыли все: Обман, Двуличье,
Жестокость, Жадность, Воровство,
Предательство и Безразличье,
Коварство, Зависть, Хвастовство.

Все эти гости нарядились
В костюмы блага и добра
И в танце, под орган кружились
О подлостях своих жужжа.

Но вдруг, за окнами блистая,
Вспоров завесу чёрной мглы,
Свеченьем небо озаряя,
Взметнулись молнии в ночи.

Разрядом небо сотрясая,
Раскатным эхом грохоча,
Очередями завывая,
Они несли вниз, вал огня.

Тут гости к окнам все прильнули
И увидали, что во мгле,
По небу мчится витязь юный
На бело-золотом коне,
Из арбалета истребляя
Свирепых демонов-орлов,
В них стрелы-молнии пуская
Из-за белёсых облаков.

Внизу, от края и до края
Клубились чёрные дымы:
Все горизонты застилая
Вдоль по предгорью запылали,
Чадя, поля Дурман-травы.

Орлов свирепых изведя,
Спалив дотла посевы все
Немедля, Любомир коня,
Направил к замку на скале.

Поближе подлетев к нему
Прицелившись, он стал стрелять
Пуская за стрелой стрелу
Стремясь их в окна посылать.

Огнём занялся замок чёрный.
Зашлись в нём криком силы зла.
Их вопли, взмыв над цепью горной
Несли вдаль, подхватив, ветра.

Тут из-под замковой пещеры
На волю вылетел дракон,
А на его могучей шее
Сидел гигант Даржес верхом.

Огромен был дракон, ужасно
Он выл, вселяя в душу страх.
Даржес им понукая властно
Держал двуручный меч в руках.

Над замком круг короткий дав,
Рванулся Гром стремглав, к врагу
И Любомир на спуск нажав
В дракона выпустил стрелу.

Дракон взвывая, пасть раскрыл,
Стрелу летящую поймал
И шумно чавкнув, проглотил…
Вновь, Любомир на спуск нажал,
И вновь, дракон стрелу сожрал.
Смутился витязь. Понял он:
Дракон питается огнём.

Даржес дракона торопя,
Вмиг к Любомиру подлетел
И закричал: - В куски тебя
я изрублю сейчас, пострел!
О! Самый мерзкий из людей,
Ты страшный мне нанёс урон!
Умри ж, проклятый добродей! -
Даржес взмахнул своим мечём…
Но камнем вниз бросаясь, Гром
Удар смертельный упредил
И юркнув в пропасть, полетел
Средь чёрных скал, что было сил.

Дракон Даржеса, заревел
И вслед тотчас же, устремился…
Ущелье кончилось стеной…
Не долетев чуть, вверх Гром взвился…
Дракон же, не остановился
И врезавшись в скалу разбился,
На дне полёт закончив свой.

Вдоль над грядой вставал рассвет…
Гром приземлился в чреве дна
И Любомир с него сойдя,
Взял в изготовку арбалет
Блистая молнией-стрелой.

Даржес его ждал под скалой…
У тела сдохшего дракона,
На меч облокотившись свой.
В глазах его сверкала злоба.

Встречая свой последний час
С усмешкой горькой он сказал:
- Сраженье, первый в жизни раз,
Тебе, пострел, я проиграл…
Но будет дело жить моё!
Наперекор мечтам твоим,
На свете воцарится зло
И будет вечно править им!

Лишь зло, достойно высших благ!
Пред ним склонятся все миры!
Высокомерье, кнут, кулак:
Нет краше чести, для толпы! -

Ему ответил Любомир:
- Любовь сильнее зла, Даржес,
Пред нею преклонится мир!..
Под покровительством небес
Не даст она творится злу,
Вселив добро в сердца людей!
Тебя же ждут в аду, злодей! -
И витязь выпустил стрелу…

Встряхнув мирскую дремоту,
В пределах Синеоки всей,
Средь сёл, посёлков, городов
Восстала смута: Сладкий эль
Исчез из лавок-кабаков.

Народ привыкнув к чудо-зелью
Вдруг, разом протрезвев, везде
В унынье маялся похмельем
Предавшись злобе и хандре.

Сплотила общая нужда
И стариков и молодёжь:
Поднялась Синеока вся
И толпами, крича «Даёшь,
заморское вино людям!!!»
Пошла к высоким господам.

А чужеземцы-господа
Решивши силой бунт пресечь
Наслали на народ войска,
Чтоб испугался он, и впредь
Не думал даже и мечтать,
На них, хозяев, восставать.

Стрельцы ж, все были из народа…
Губить его они не стали
А инородца-воеводу,
Поставив к стенке расстреляли
И вместе с братьями пошли
Гнать чужеземцев из страны.

Прозрели люди… Перед ними,
Открылась правда, то что пить
их чудо-зелье приучили
Чтоб рознь внося, поработить.

Меж тем, пошла гулять молва,
Ходя среди простого люда,
О том, что мол, не умерла,
Жива царевна Благолюба.

А вскоре, и она сама
Явившись пред своим народом,
Его возглавив, повела
Свергать Дардура сумасброда.

Царь про восстание прознав,
Немедля в царскую ладью
Всё злато-серебро собрав,
Отбыл в заморскую страну.

Отплыв подальше, он спустился
вниз, в трюм, к сокровищам своим.
Решив ещё раз насладиться
Волшебным звоном золотым.

Открыл один сундук, в нём, камни,
Открыл другой, там черепки…
Спеша, дрожащими руками
Открыл Дардур, все сундуки
И не нашёл в них ни гроша…
Лишь камни, черепки да хлам
Средь нечистот лежали там,
Зловонным запахом смердя.

Чуть в стороне от сундуков
Стоял окованный ларец.
Открыв его, сверх медяков
Увидел свиток царь-беглец
и развернув прочёл его:
«Богатство, бывшее твоё,
нажито окаянством злым.
Все это злато-серебро
Мы бедным людям раздадим.
Ты ж, медью, долю получи.
Прощай правитель!
                Мудрецы.»

Тут злость, его ума лишила…
Он в бешенстве ларец схватил,
Хватил об пол им, что есть силы,
И в днище дырку проломил.

Столбом рокочущим, вода
В трюм хлынула, его наполнив…
И в бездну унося царя
Ладью мгновенно скрыли волны.

                ***

Пригожей утренней порой,
Конь златогривый, приземлился
На луг зелёный, небольшой,
Вблизи окраины столицы
И на траву друзей ссадил.

Ему на шею Любомир
Повесив грозный арбалет
Промолвил: - Арбалет, Гром, ты
Владыке-старцу отнеси,
Мне в нём нужды уж больше нет.
Пускай кудесник у себя
Хранит его, до той поры
Пока лихие силы зла,
Не вымрут в странах всей земли.

Прощай, мой милый,  верный друг!
Лети в волшебные края…
Взлетев, Гром дал прощальный круг
И вдаль, на север подался.
               
                ***

Над златоглавою столицей,
Сливая звук в единый тон,
Из звонниц божьих храмов взвился,
Всполошной трелью, перезвон.

Вдоль главной улицы широкой
От храма и до врат дворца
Народ Великой Синеоки
Ждал молодых из-под венца.

Вот отворились двери храма.
Средь близких и родных своих
Вниз по ступеням величаво
Сошли невеста и жених.

Их праздной чередой встречая
Людей ликующих река,
Сердечно, шумно поздравляя,
Запела песнь, ей прославляя
Союз царицы и царя.

Взмыв, полетели из толпы
Под ноги молодым супругам,
Метелью радужной, цветы.
И Любомир и Благолюба
Шагая, об руку рука,
По неширокому проходу
С почтеньем кланялись народу,
Его за честь благодаря
И приглашая всех на пир.

И вот он весело взбурлил
Средь площадей гульбой весёлой!
В деревнях городах и сёлах,
Вся Синеока пировала
Аж три недели напролёт,
В застольях пела и плясала
Но пил народ лишь крепкий мёд.

                конец.

        Январь 2012 год.