Никифорович

                Участнику ВОВ П.Н.Баринову в день 75-летия
                (1989 год)

В подсобке цехового назначенья,
Среди работников в свободный час,
Шёл разговор о жизни поколенья,-
Что волновало  каждого из нас.

Адакин первый повздыхал о годах,
О лихолетье и мужской судьбе:
- Вот мне уже полсотни два отроду,
А что я видел?
            Да так себе...

- При Брежневе намного лучше было.
Пусть  очередь –
          но всё же был товар.
А ныне? Ни черта!-
          Ни сахара, ни мыла,-
Его прервала Лида, секретарь,-
Года идут
И молодость уходит.
И ничего назад нам не вернуть.
Я двадцать лет почти
              как на заводе –
Хотелось б по путёвке отдохнуть...

- Мне б ваши годы,
              люди молодые,-
Никифорыч вмешался в разговор,-
Смотрю на вас –
          все шустрые такие,
А нынешнее ставите в укор.
А я вот вспоминаю своё детство,
Двадцатые голодные года:
Пустое брюхо, не во что одеться.
О моде не мечтали мы тогда.
Зато фамилия мне барская досталась.
Судьба, видать, в насмешку нарекла.
Родня моя
          всю жизнь в земле копалась,
А хлеб, за труд, из лебеды пекла!
Потом война:
окопы да траншеи,
Где вместе с немцем
             вошь в атаку шла.
Людское горе, как ярмо на шее...
Меня вот смерть сторонкой обошла.
Да, было время:
              страшное, лихое.
Беда сближала и роднила всех.
Не дай, Господь,
              кому ещё такое –
Безумный материнский слышать смех.
Скажу вам так:
хоть жили трудно, тесно –
Работали с зари и до зари -
Победа всё ж вернула людям песни:
Запели в наших душах соловьи.
И не было стяжательства,
                как  ныне,
И у начальства меньше было дач.
Откуда появились люди-злыдни?
Откуда ныне стал в почёте рвач?
Мы благ хотим,
их ждём как с неба манны,
На перестройку смотрим из окна.
Шумим тогда,
          когда пусты карманы,
Иль  после лишней рюмочки вина.
Вот потому:
          ни шмоток и ни мыла,
И нет ни масла, ни губных помад.
Пока не вмажем бюрократам в рыло –
То будем пить и есть
           лишь лимонад...

Никифорыч вдруг смолк,
                поправил кепку,
И попытался что-то  вновь сказать,
Но, сплюнув,
            словно горькую конфетку,
Лишь  процедил сквозь зубы:
                «…сучья мать».

И столько было силы
                в «тихом слове»,
Такую страсть он в голос свой вложил,
Что если б вражий ДОТ
                вдруг ожил  снова –
Его он, молча б,
               взглядом заглушил!
Вот мне бы так:
Чтоб на восьмом  десятке
С лихвою сохранить энергию и честь!
Я в будущее верю –
                всё в порядке,
«Когда в стране такие люди есть!».

1989 год