День Тишины. II. Я

(Продолжаю нагло выговариваться. Никакой ценности - рефлексия).


Городу, Богу и страху.



Невыносимо страшно. Невыносимо сильно.
Бьётся
многоэтажный
вторник в коробке синей.
В рёбрах моих мотор -
без права на остановку
без времени на перекур –
в рёбрах моих – костёр.
Молочный лежит проспект.
Трамвай раскаляет рельсы,
в его дребезжащий бег
железное бьётся сердце.
Моё –
гонит в вены снег.

Невероятные зимы.  Невероятное утро.
Громкие междометия,
счастье - приросток лишний.
В этой стране «Россия», где небо толстеет пудрой,
жить, чтобы проносило –
это всегда престижно.
Жить, чтоб дойти до титров –
это порою
мудро.

Неоспорима глупость. Неоспорима зрелость.
В тайных движеньях города – что-то психоделичное.
В поднятом чёрном вороте –
крошка домов кирпичная –
прятали, чтобы пелось,
прятали, чтобы грелось,
прятали и боялись,
боялись считать наличные,
там всё равно не хватит –
теперь дорожает смелость.
Скрытый, знакомый смысл –
медлённый шаг прохожего.
В воздух прорвётся взгляд
гения или ссыльного.
Мыльный,
знакомый страх льётся под самой кожей.
Мысли – осколки судна.
Слишком смешно и трудно –

Почему в 90 нельзя быть сильным,
а в 18 – мудрым?

Непримирима вера. Непримиримы споры.
Не надо меня лечить.
Вообще не люблю врачей.
У тех, кто всегда умел
дробить на алмазы горы  -
мотор в рёбра встроен был огромней и горячей.
Отливом багряным медь –
там где-то горит мечеть,
любители помечтать –
умчались спасать детей.
Я тех, кто уже упал –
воинственней и сильней,
готовая умирать, но только не умереть.

Непримиримый фарс. Непримиримых дней.

Непостижимый звук. Непостижимый век.
Грохот – копыта подошв.
Сон – муравейник вокзала.
Тонкая тень в пальто.
Хмурый, худой человек.
Шёпот.
Он ждал меня здесь,
звал меня.
Я опоздала.
Крик – до искры’ в глазах,
Город – всё смял и сжёг.
Кажется, это страх.
Кажется, это… Бог?
Невыносимо страшно! –
Невыносимо сильно! -
Бьётся
многоэтажный
вторник в коробке синей.

Ты! – подарил мне пожар
под веками,
хрупкий хрустальный январь
под Армстронга,
город, забитый детьми и калеками –
клерками или гангстерами.
Дай мне к мотору рупор,
прошу! -
горло набитое перцем –
выпотрошить –
только оставить бы кожуру
бесцельную и безгрешную.
Разреши перестать быть нежным
и взорвать эту морось снежную –
вечную морось,
вечные груды –
разреши мне, Господь, быть грубым.
Вырастает в груди торнадо.
Я
приму эту
невесомость,
и
трамвай раскаляет рельсы
и
гроза отменяет рейсы.
Умножаются килогерцы –
и
я сделаю так, как надо
и
мотор набирает

скорость.

25 января, 2012 г.


Рецензии