За одиночество я пью...

За одиночество я пью,
за осень, судящую строго,
за голый ясень, что копью
подобен греческого бога.
Пью за осенний алфавит,
за листопад сухих созвучий,
за ломкий под ногой графит
осенней почвы непевучей.
Забрызганные грязью сны,
клин журавлиный, вбитый в землю!
Перебродивший сок весны
я пью и листопаду внемлю.
И совесть в тусклом ноябре
вновь по-совиному хохочет.
Как зверь лесной в своей норе,
стих дремлет...и сквозь сон пророчит.
Не знаю как мне дотянуть
до первых признаков эклоги,
чья серебрящаяся ртуть
весёлым шариком под ноги...
Марионеточных дождей
я слышу сплетни, пересуды.
Но их не выгонишь взашей ,
не перережешь им сосуды.
Осеннего ненастья чад
меня преследует, как ворон.
Нет сил кричать, нет сил молчать!
Мой голос сердцем коронован.
Речным начищен он песком,
в речном тумане профильтрован,
он утром ходит босиком
по ледяным осенним тропам.
Воспетый гением багрец
вновь за бесценок ветру продан,
как императорский дворец,
опустошённый диким сбродом.
Я пью за окон пустоту,
за продырявленные своды,
за одиночество во рту,
что слово судорогой сводит,
за плоть и душу ноября,
что в язвах первого мороза,
за сновидений якоря
для удержанья мысли грозной,
за танец легкокрылых грёз,
рождённых в шуме листопада,
за ожидание всерьёз
и возрожденья, и распада. 


2005