Разное. Ольга Ланская

Из цикла: «РАЗНОЕ»

***

Отведу
Колдовство, наважденье, беду.
Не паду 
ниц на плаху, но – росами в землю.
И восходы, как всходы,
Собой напою.
Отпою –
Приходящим продолжить доверю.

Мне потери
Считать не пристало к лицу,
Коль богата, как маг,
Волшебством озарений.
Не приму
Ни взаймы, ни в числе подарений
Сожалений чужих.
От судьбы не уйду.

Пропаду?
Оглянись, слышишь, – зори грядут.
Не пройти без следа.
Не прожить без ответа.
Так аукнется лето
В созревших плодах,
А зима по весне
Будет солнцем отпета.


* * *
Я отроду так невезуча,
Что белый день мне –
Ночь-черна.
Мне б ивою стоять плакучей
У Царскосельского пруда.
И слушать молча, безголосой,
Его шаги по травам росным,
Ее шелков мелькнувший вздох -
Души созвучье и стволов.

Но мне недвижности Бог не дал,
Безгласной не меня создал...
Не потому ль стволов древесных
Язычество – тишайший шквал
Меня преследует?..

Гатчина.


ЖИЗНЬ

Рвет ветер с веток горсти снега —
Так собирают хлопок где–то,
Так руки, клавишами белыми
Бредут без света в забытьи,
Так мальчик смотрит онемело
На первое в любви: "Прости...”
Так умирают, все простив.
И коченеют после бега
Распластанные у барьеров,
Непобежденных, седоки.

А лошадь – с выломленной шеей,
А круг от гонки — синим шлейфом,
Кольцом удавкой, бечевой
Захлестнуто — над головой.

И замирают на ветру
Трибун проклятья и восторги.
Полощет небо на пригорке
Прозрачнейшую синеву.
И  ворон
камешки,
как четки,
Перебирает
на юру...


Кольский полуостров

* * *

Предчувствовать –
Касаться миража.
Вот–вот оно, и – нет,
Пусты ладони.
Но чей–то голос –
Где? – тростинке вторит
И вдруг всплывает,
Тайно ворожа…

И, околдована, иду за ним,
Оставив недопитым чай в стакане,
И руку, защемленную в капкане,
И кровь стихов на белых снегах зим.

Vilnius


***

Все — ложь. Преследует меня
Нагайкой память.
А жизнь прозрачна без вины
И знамен.

Я ощущаю бег времен.
Я — сито,
Дождем событий
и измен
Прошитое.

И шпажки острые огня
и боли
Всю жизнь преследует меня
Неволя.

Неволя связей, и разлук
Плененье,
И Ангел белый
И его
Паденье...

Vilnius

***

СЕВЕРНАЯ ГОСТИННИЦА

На вечной флейте, старенький, как бог,
К великой всенощной сзывал сверчок.

И тени шевелились по углам,
И стыла печь, тепло нам отдавая,
И месяц полз, о крыши задавая,
А март молчал. А снег от стужи стыл.
А воздух разбивался о дыханье
Невидимых в ночи, но явных крыл.

- Ты все переживешь.
– Переживу?         
– Мы все прошли чрез это...
- Не пройду.
- Не вправе человек...
- Кто ж вправе?! Бог?

О старая и мудрая, как время,
Меня уча неженскому терпенью,
Вы знали наперед – все ни к чему,
- ...И я прошла сквозь это.
– Не пройду.

Смолчала. Заварила крепкий чай.
И говорила, будто невзначай,
Запретных тем искусно не касаясь,
О рудной базе, каменном начальстве,
Химизме разделенья бедных руд,
Ошибках в технологии: Ох, круг!..

А белая соломинка сквозь лед
Озерных непроточных стылых вод
Пыталась выбиться. А на снегу
Алел плавник, примерзший на лету.

г.Ковдор,
Кольский полуостров

***

Отойдет, отболит, оттоскуется.
Небосвод надо мной сутулится.
То ли слез недостача, участья ли?
Мне-то что за напасть, причастна ли?

Отгудит, отпоет, отстонется,
Как святым воскресеньем звонница.
По росистым травам туманом ли,
Луговым уплывает саваном.

Мне-то что за беда-хворобушка!
Замешу я на зорьке сдобушку,
Буду тесто бить-поколачивать
Душу глупую переиначивать.

***

Час лирики прошел.
Век мудрости недлинен.
Возьми с собой корзину.
Иль проще – кузовок.
Лесок недалеко –
Лишь вспаханное поле
Одно преодолеть
И можно отдохнуть…

Но оглянувшись, путь
Увидишь поневоле,
Да оценить не сможешь,
Богат он был, иль пуст…

А кузовок без дна.
А от корзинки – ручка
одна! 
Не  доплели.
Не спели. Не смогли.
Запутаться сумели,
Иль лыка не нашли?

Возьму-ка я сама
И приготовлю снова
Коричневой и гибкой
Ивовой лозы.

И все начну с начала.
Да, все начну с начала.
И кузовок с корзинкой
Сплету я для грозы...


* * *

Ваш странный слог...
Сложенье Вашей сути...
Кто б мог подумать! -
Снова я о Вас...
Все отторгая,
Отвергаю "нас"
И утверждаю
Странность этой смуты,
Что ни познать,
До дна не рассмотреть,
Но – сделать срез
И в микроскоп глазеть.

За что же беспричинность маяты,
Когда прозрачно все?
Но – поиск тайны.
Без этой алогичности мосты
Закручивали б вверх свои концы
И к звездам вознесли свои спирали.

Страда ли, клятва,
Посев – не жатва.
Серый пилигрим
Чреда святыней –
Он, но не за ним…
Так что – понять?
"зачем" и "почему"…
За - чем? И потому, наверно,
Что боль других – стократ,
И совершенней,
А Вам лишь — беспокойство и печаль
О поисках того, что – новь и даль.

Каунас.

***

О, надоевший Ангел,
Ты ли
Был ослепителен,
Как снежный айсберг
в лучах восхода?

Vilnius


* * *

Когда-нибудь...
Грохочут зимы в нем,
И осени мои, и декабри,
И лета проплывают, как молитва,
Несбывшаяся. И весна корит.

Когда-нибудь…
Я выйду не во сне
Из  немоты и черноты терпенья,
Из суеты давно ненужных дел
К тебе
Шагну, как в пропасть,
И упруго
Под крылья лягут солнечные струги
И не дадут упасть.

что за напасть,
Что за беда такая!
Расстались. Нет, разорвало. Бывает…
Вот, сбило с ног,
По камням волочет.
Когда-нибудь…
Прошел ведь только год.

Vilnius

* * *

Вот, отболело. Ночь и тишина.
Хотела этого. Об этом же молила!
Могу вернуться. Или нет. Незрима
Разорванная нить. Зима...

...Об этом ли? Откуда же тоска
Глухая, как пустая жизнь без цели.
Как путь без смысла. 
Вместе заболели,
А умираем врозь
И так - века...

Vilnius


***

МАРТ

Я первую оттаявшую ночь
Сегодня раскурю на строчки.
А март, мой лучший друг-телеграфист,
Без устали – в тире и многоточьях...

О кончик шарика черкну
чернильной искрой.
Собачий лай по-мартовски колюч,
По-мартовски капелями прострочен...

Открою форточку, чтобы впустить весну.
Она ворвется в дом, и лист сожжет
Каракулями слов. Исчезнет в мглистом
Истоке дня – исходе чьих–то снов…

А мне на память – ритмика больная
Всех зазвучавших строк
И забродивших мыслей
И ночи мартовской капель,
и тайна
непрожитых еще,
но данных чисел...

Vilnius

* * *

Шутки Александра Сергеевича

Стихи, как проза.
Неврозы...

Я заворачиваю в синий плат
Нездешнее свое горенье.
Я обниму стихотвореньем
То, что так сумрачно таят.

И этот мокрый день,
И золото листвы...
Быть может, потому на "Вы",
Что нет упреков, сожалений.
Есть только Вы и этот Гений,
Что умер столько лет назад!

Из чьих глубин, из чьих времен
Ко мне ворвавшись чуждым ритмом,
Звучите ясною молитвой
Под листопада перезвон?

Уйти от Вас я не хочу,
Строкою долг свой оплачу.

И жесткость Вашего приказа,
И смех колючих светлых глаз, –
Все странно мне. Ну, а для Вас – 
Очередная лишь проказа.

Но – стоп. Я слушаю. Диктуйте.

– Во глубине тех самых руд
Была ли жизнь?
– Была.
– Спасибо.
– Она забвеньем обернулась.
Они вернулись, хоть не все.
Но их не помнили уже.
Их жизнь закончилась тем плацем.
– Паяцы!
– Нет! Мы чтим их подвиг.
Что ж, пишите …
………….


* * *

Прекрасная юная сводница, нежность,
Тебя мы не звали.
Дурманишь.
Как будто невинно и прямо...
Обманом!
Приходишь, как тать,
Поселяешь печали
Туманом.
Так в оттепель к солнцу
Январскому
Тянутся
Травы.

Vilnius


***

Отрекусь навсегда.
Зачерню, зачеркну -
На покой!
Улыбается небу
Озимых веселое поле
И смеется в усы
Рыжий ежик лесной.

Отрекусь.   
Избавленья спрошу
И удачи.
Эх, была-не была,
Сохраню я главу на плечах.
Что же месяц бредет
В затуманенном небе, как кляча?
Что же струи замолкли
В когда-то бессонных ручьях?

Отрекусь. Зачерчу. Зачерню.
И — отмою.
Не прожить по-другому.
Так здравствуй, чиста, как беда,
Лебединого клекота
Радость, что пенное море
И надежная сила
Идущего в небо крыла.

***

Уходишь так, как замерзают капли
Расплавленного солнца на губах,
В холодный камень смертью обращенных.

Уходишь стоном, острием иглы
Сквозь раненные нервы вытекаешь
И снова в каждой жилке
прорастаешь.
Отчаянием и слабостью слепя.

Так умирает ночь под шагом утра.
Так с осенью приходят холода.
Так черен мрак.
Так будет впредь всегда:
Пустыня ты. А я – пустынный
странник,
Плененный и отвергнутый тобой.
И обреченный.

Vilnius

***

Под всхлипы мокрые дождей,
Не по-весеннему холодных,
Я ощущаю, как свободна
Вновь становлюсь от всех цепей.

Сквозь паутинные ресницы,
С карниза льющиеся вниз,
В окно вдруг глянет синий бриз,
И заструятся небылицы...

Кувшинкой в омуте глухом
Горит царевнина корона,
Но горько пахнет подпаленным
В Ивановом дому пустом.

Над пеплом лягушачьей кожи
Дымок чужого волшебства.
Та очарованной ушла.
Вернулась на других похожей.

В таком ли счастье торжество?
Находка ли равна потере?
Века гонимо колдовство,
Но красота – как суеверье!

Нездешня, призрачна, грешна –
Женою сделать незадача.
Но сколь же редкостна удача
Ее сберечь для волшебства!

***

Смутен шум начала ночи.
След ушедшего непрочен.
Призрачно рожденье дня.
Ясен лишь зенит и зрелость,
Но грозит окаменелость
В медь отлитого коня.

Пусть струится на ветру
Пламя гривы, жар полета.
И одна во мне забота –
Не заледенеть перу.

Мир скользящ, неуловим,
Только тем и интересен.
Постижимость странных песен –
В миге, понятом одним.

Дар волхвов земле, вселенной,
Только – будем откровенны –
Был бы принят и объят...
Над дорогой сокровенно
Сосны Севера молчат.

Север.

***

По улице Качалова
Гоняет ветер листья.
Тревожно-серебристый
На улице асфальт.

На улице Качалова
Деревья чуть качаются.
Богини-балерины
У осени здесь стать.

Воздушными ступенями
Кленовый лист спускается,
За виражи цепляется
На лестнице винтом.

О чье-то платье черное
Внезапно запинается
И падает сквозь марши
Вниз головой, как ком.

Но, расправляясь у земли,
Парит над ней, не приближаясь...
О Боже мой, какая малость –
Дверь у Качалова — крестом.

Забит, безлюден старый дом
Он мертв. Мертвее мертвых листьев.
Склонившись, осень желтой искрой
Очередное лето жжет.

Дымится год у алтаря
Забывшего нас, видно, Бога.
...С утра гремит у водостока,
Да осень смотрит одиноко
Сквозь дым последнего костра.

Москва

***

А. С. Пушкину.

Когда проходит жажда открывать,
Но похоронены не все сомненья,
Мы к старым письменам за объясненьем
Приходим пилигримами опять.

И свежесть древних строк
Прозрачна до озноба.
Так воздух после гроз
Первичностью озонен.
Так первая любовь –
Иголочкой сосновой.
Неповторима боль
Открытия основы.

Но – обретя ее,
Мы жажду обретаем.

* * *

Сломанному репродуктору

Собеседник мой замолк.
Я стучу: алло, очнитесь!
Ну, пожалуйста, вернитесь,
Пусть без вас уходит полк!

Отвоюет и вернется.
Мы ж его дождемся здесь.
Веет ветер, крутит бес,
Веет снегом до небес...

Ну пожалуйста, вернитесь!
Кто-то там скребет в оконце…
Полк уходит. Не вернется.
Веет ветер. Мутит бес...

Север.

***

НОСТАЛЬГИЯ

Заболев ностальгией,
Не плачут прилюдно ли, в крик.
Лишь сухими глазами 
Дырявя ночное пространство,
Проклиная себя,
Молчаливо клянут постоянство.
Заболев ностальгией,
Как в омут –
В бессонный тупик.

По чужим городам
По листве, пригвожденной к асфальту,
По чужим небесам,
По ненужно влюбленным глазам
Режут холодом глаз.
Как по воску осколком базальта.
Ностальгия опаснее
Самых жестоких зараз.

Глушит тупостью чувств,
Слепит слов неизбывной тоскою.
Слов, которых не скажешь,
Не исторгнешь, не вырвешь из губ.
Недоступным огнем
У замерзшей до скрипа дороги
Растревожено жжет
Деревянный заброшенный сруб.

И не знаешь, когда
Вдруг подловит тебя это чувство.
Так коню на бегу
Враз ломает случайность хребет.
И не знаешь, каким
Колдовским и нездешним искусством
Заручиться от боли такой,
У кого испросить амулет?

Ни богам и ни дьяволам
Это лечить не дано.
Забывается все,
Но не Родины зов и туманы...
Не по воле своей
Бесконечным немым караваном 
Спотыкаясь, бредем –
Короли из театра теней.

Внешне все как у всех:
И семья, и квартира, и дело.
И у всех на виду
Мы смеемся и шутим легко.
Только зимы долги.
Только весны чужие не греют,
А молчание – горше,
А за ночью, с рассветом — ни зги.

Север.

***

Присели на краю траншеи
И, закурив по сигарете,
Заговорили про аврал.

Кран, повернув удобно шею,
Нежарким солнышком согретый, -
В полярный день так много солнца! -
Вдруг незаметно задремал.

Приснилось: дальние дороги,
Как строил Кировск, Апатиты,
А вот теперь на Нефелинке
Он снова стены возводил.

Он видел Имандру отсюда
И горизонт, слегка размытый
И чуть зарею подсиненный
В румянце розовых чернил.

Звонок. Чуть дрогнув, кран проснулся
И, если мог бы, усмехнулся.
Панель плыла, держась за крюк.

И грохот стройки, лязг и стук
Ему всего милее были,
Как плен, зависимость от сильных
Всевластных, хоть и женских, рук

А крановщица напевала
Сквозь скрежет тросов и металла
Про ночку черную и грусть
И про веселье карнавала,
И про бескрайнейшую Русь...

Кольский полуостров.


***

Мир так пустынен, тих и мглист...
Но острием своим
Меня царапнул желтый лист –
Смешная шпажка, дерзкий свист,
Неслышный и двоим.

Но шрам остался на щеке. 
А воин - на моей руке.

Он все еще готов
Обрушить на меня огонь
Ударов шпаги, горечь слов,
Чтоб ранить больно, до основ,
Все сокрушить.

На горечь слов –
Я горечь слез
Таю в себе. 
Ответить нечем. Я молчу
И лист кленовый лишь держу
В руке...      

И этому –  уж сотни лет:
Забытый пруд, и день, что нет,
И гатчинских дерев тревожных
Звенящий желудевый свет
Срывается неосторожно
В провал
грядущей ночи...

Гатчина.