Белый квадрат

Бурич у каменного забора,
взирающий на построенный им дом на берегу Оки
в Соколовой пустыни.         

    Владимир Бурич. Тексты. Книга вторая. Стихи. Парафразы. Из записных книжек.
    М. 1995. 352 стр.

    Вторая, посмертная книга Владимира Бурича (1932 - 1994) - практика и
    теоретика новой волны русского свободного стиха - издана Музой Павловой,
    вдовой поэта. Она дополняет первую, как подводная часть айсберга надводную, и
    не столько стихами, сколько личным, биографическим материалом, той
    реальностью мыслей и впечатлений, что сгущаются в сон творчества. Ее
    дополнительность, подчиненность первой и главной книге подчеркивается тем же
    названием и тем же оформлением.
    На черном поле обложки - белый квадрат. Не только как символ вечного
    противостояния света и мрака, но и как полемика с черным квадратом - ведь в
    белом - для Бурича - "всегда тайна и возможность". Черно-белый контраст,
    вынесенный на обложку, - это еще и характеристика сознания поэта,
    романтически-поляризованного ("или - или"), поэта, прожившего жизнь - прежде
    всего литературную - по принципу инакомыслия: "Я думаю иначе -
    следовательно, существую".
    Инаковость становится экологической нишей, в которой личность с высоким
    уровнем самооценки может сохранить себя. И поэтому поэзия для Бурича - "не
    отражение действительности", но "одна из форм психологической адаптации,
    прикладная психология". И в качестве таковой она не нуждается, по Буричу
    (словами Пушкина), в "условных украшениях стихотворства".
    Открывают книгу символы противостояния (в этом стиле и фотография поэта -
    "бодающий Бурич"), закрывают - взаимопроникновения: железная ограда,
    "ассимилированная" деревом. Четкая графика стихотворений, их
    "последовательный рационализм" нейтрализуется в итоге многозначительным
    образом-символом. Что это - светлый рацио расписывается в своей
    беспомощности или трезво осознает пределы, которые ему не доступны?
    "Я не верующий, а думающий, / Сомневающийся я", - признается поэт. Вся
    гуманистическая культура выросла на таком фундаменте, правда вследствие
    этого постоянно колеблемом и проверяемом на прочность. "Гуманист-одиночка"
    (самохарактеристика), Владимир Бурич обходится без смысла жизни, но признает
    ее цель - биологическую адаптацию. И тогда, по Буричу, не существует
    литературы хорошей и плохой, а есть литература адаптирующая данного индивида
    или нет.
    Поэтому поэт и писал о том, что в любом социуме и во все времена встает
    перед каждым человеком, о том, ради чего люди обращаются к искусству и
    религии, а если те не дают спасительных ответов - к алкоголю и наркотикам.

    Стихи мои
    профилактические прививки
    от страха
    отчаяния,
    ужаса смерти.

    В стихотворении, открывающем книгу, вечная тема неизбежного старения и
    убывания жизни воплощена в образах еще недавно современного ритуала. Жизнь
    проходит, как демонстрация трудящихся. Жизни перепадает казенного оптимизма,
    только оттеняющего трагизм бытия, а демонстрация приобретает характер
    тягостно-повторяющегося мифа. Личность оказывается под двойным гнетом
    социального и природного. Сознание фиксирует положение в дурной
    бесконечности, из которой выход только один - за пределы жизни. Но следующее
    стихотворение напоминает: ты не вправе распоряжаться собой, ты "на вершине
    стройплощадки, называемой родом", ты - "единственное, из-за чего они жили".
    Сознанию поэта присуща жесткость познающего разума. И прежде всего по
    отношению к самому себе ("и снова / желание заглянуть в себя / в дырочку от
    пули"). Бестеневое освещение операционной преобладает в стихах Бурича.
    Поражает сочетание в одном человеке инструмента и объекта исследования. В
    сущности, единственное, чего он по-настоящему боится, - это "умереть на
    самом интересном месте". Вероятно, это так и случилось: он умер в Македонии,
    во время Стружских вечеров поэзии, после яркого, взволнованного выступления.

    Бесстрастно "любопытные глаза" - обязательный атрибут поэта, по Буричу, -
    компенсируются постоянным ощущением себя "внутри удара и боли", что и
    превращает его предельно лаконичные, холодновато-сдержанные стихи в сгустки
    целящей энергии. Метод Бурича, в сущности, акупунктура: легкие, отвлекающие
    поглаживания и - точный, всегда неожиданный укол с расходящимися волнами
    ассоциаций.
    Дуешь в волосы своего ребенка
    Читаешь названия речных пароходов
    Помогаешь высвободиться пчеле из варенья
    Каким предательством ты купил все это?

    Он не покупал ни житейского, ни литературного благополучия. По его глубокому
    убеждению - "жить стыдно". Вообще жить. А не только хорошо или, скажем, за
    границей.
    Даже соглашаясь с Буричем ("Мы отстали на целую стихотворную систему, более
    точно отражающую психологию современного человека"), хочется заметить, что
    любой стих - это всего лишь методика. Она вовсе не гарантия успеха, скорее,
    веяние времени, предлагающего иные технологии. В поэзии, разумеется, все
    определяется уровнем личности. Ее технологические предпочтения - всего лишь
    добавочная информация о ней самой, так же как и ее современность - всего
    лишь радужная пленка на поверхности вечного источника. В сущности, совесть -
    единственная традиция русской поэзии. И в этом смысле Владимир Бурич - поэт
    вполне традиционный.

Опубликовано в журнале:
      «Новый Мир» 1996, №10

страница Владимира Бурича по адресу
http://stihi.ru/avtor/burich3294