Войлок 5

  Местный театр был обеспечен всем спонсорским  реквизитом, но  с  машиной, посланной за актрисой,  случилась  неполадка.  Этого ширпотреба  привезли целый железнодорожный состав, но автомобилисты  не спешили раскошеливаться  на это  отечественное   новьё, предпочитали ездить  на  подержанных заморских  праворульных железяках.  Официальный дилер  вынужден был  раздавать  всё это добро почти  задаром  всяким бюджетным учреждениям, поскольку   арендная плата за  простой с каждым днём  делала автомобили непродажными.  Из этой партии несбытого  товара театру досталась  одна — желтенькая, похожая на цыплёнка. Вот она-то и  не доехала.   
    По дороге представительская машина заглохла. Водитель  нашёл, как выйти из  положения.   Он позвонил  своему приятелю, проживавшему   в пяти-семи километрах от аэропорта.   
 — Слушай, дружище, спасай. Моя колымага не доехала до аэропорта, а  там пассажирка из Москвы застряла…  Найди её, пожалуйста: она,  наверное,  уже в панике, отвези в гостиницу «Версаль»…
  — Я понял, дружище…
  — Перезвони, как найдёшь нашу столичную пропажу. Ольгой зовут, Тарханова фамилия её…
  — Ещё раз повтори, тут дети шумят, гвалт устроили…
  Этот человек, к которому  обращались за помощью,    возвращался   с детьми на джипе, нагруженном надувными кругами, мангалом, котелками и прочими причиндалами отдыхающих.   Живая рыба плескалась в пластмассовом  ведре, и одна,   краснопёрка,  выпрыгнула на колени ребёнка. Три пары детских ручонок, две мальчишеских и одна  девичья,  хватали скользкую рыбу, с визгом засовывая её за шиворот и в штаны друг другу. 
— Хорошо, я только отвезу детей домой и сразу же рвану за ней…
    После этого звонка прошло  около  получаса. 
  В тот момент, когда он подъехал к зданию аэропорта,    Ольга  мысленно пробегала комедийные  мизансцены  своего спектакля.  Она сама себе улыбалась. Менялась в лице. Вдруг улыбка стала ехидной. Глаза прищурились, губы поджались. Подбородок вздёрнулся. Нос удлинился. Глаза широко распахнулись,  из них брызнули искры. В  воображении    Ольги Тархановой театральное действие подходило к кульминации. Она ворвалась на сцену с намерением придушить  свою любимую подругу.
  — Как ты смела, — кричала её героиня, — украсть моего мужа! Ты бандитка! Мало того, что… да  ещё к тому же… ты разрушила мой мир! Мой мир, который я строила своими руками! Воровка! Я сотру тебя в пух и прах!
   Катя Колыванова, то есть  Ольга Тарханова,    взметнула   перьевую подушку, как орудие мести, и накинулась на соперницу с яростью  тигрицы, покусавшей  известного дрессировщика-иллюзиониста Дадонова.
   Пух и перья взметнулись над сценой. Зрители, особенно дети,  отмахивались руками, они хохотали, хватаясь за толстые щёки и вздутые животы; пух залетал им в рот. И один из зрителей с первого ряда  уже  беззвучно задыхался: он  свалился на пол и покатился куда-то, как оброненный реквизит…
   Ольга прогнозировала успех и громкие овации…   
   Маша Рябчикова,  по  спектаклю подруга-разлучница, опешив от такого нахальства,  вопила:
   — Катя, бог  с тобой!
  Катя Колыванова кричала в ответ:
   — Да, Бог со мной, а с тобой дьявол! Я тебя придушу!  Ещё пользовалась моими бигудями, чтобы соблазнить моего мужа!.. Да, именно так поступают лучшие подруги! 
   У Кати Колывановой в руках оказалась  по случаю ручная пила, висевшая все время спектакля на стене.
   — Я тебе отпилю, я тебе отпилю твои бесстыжие и вездесущие буфера! Так и норовят в  моё пекло!  Я сделаю из тебя Венеру Безрукую,  чтобы неповадно было  протягивать   руки к чужому добру… Ишь ты!
  Эти  театральные реплики вытесняли из Ольгиного сердца гнев на своих организаторов.
   …Беззащитная и почти побежденная, с пилой на шее, Маша Рябчикова, прижатая к столу,  с  вздымающейся грудью бессильно и в тоже время громогласно прохрипела:
   — Эх, Катя, Катя, ведь это ты  увела моего мужа, а мне ничего не оставалось, как подобрать твоего. Не быть же мне одной… 
   Действие завершалось появлением двух  злополучных мужей, каждый из которых был уже навеселе, с удочками и плескающейся  в ведре с водой  рыбой. 
  — Ну, что, тебе —  моя, я моя —  твоя!
     Тут они спотыкались об опрокинутые предметы, падали на пол, растянувшись во весь свой рост. Рыбины бились и шлёпали мускулистыми  телами  и хвостами по мокрой  сцене. Одна из рыбин улетела в зрительный ряд.  Что там было! Кто-то из зрителей  ушёл после спектакля с уловом в авоське…
     …Ольга Тарханова стояла на краю  гранитного крыльца, нервно  сжимая  в  руке воображаемую  ножовку с оскаленными синими зубьями. Проходивший мимо нахмуренный Том Стоппард, словивший такси,  не узнал в этой женщине свою попутчицу по рейсу.
   Напротив её одинокой фигуры, балансирующей   на краю крыльца,  остановился японский  джип. Распахнулась  дверь. Из машины выскочил коренастый мужчина в пляжном наряде: шорты, сланцы, гавайская рубашка, затемнённые очки, кепка.   Он подлетел к женщине,  схватил  её за руку.
— Это вы! Я  вас узнал! Вы — Ольга…
   От неожиданности актриса, пребывавшая в образе,  выпалила:
—  Ах,  вот ты как!
  Рука её влепила незнакомцу зычную оплеуху.
   И тут  она вышла из театрального образа  своей героини:
  — Я вас  боюсь, мужчина! Отпустите мою руку! Куда вы меня тащите, вот безобразник? Милиция!