Симфоэма

Эта поэма, в общем и целом оказавшаяся достаточно самостоятельной, была задумана как "перевод" на человеческий язык языка музыкального, а именно симфонии моего друга и товарища по художественно-производственному несчастью Александра Крамера. Полную поэтическо-музыкальную версию можно скачать вот отсюда: http://alexkrm.narod.ru/cd_th.htm
 

Напрасный человек
Симфоническая поэма.


I.

Вчера, сегодня, ежедневно,
За годом год, за веком век,
Юдоли сытой, но плачевной
Бежит напрасный человек.

Вот он выходит из подъезда,
Бредет сквозь вечер и пургу,
Куда-то вдаль. И липнет бездна
К его худому обшлагу.

И вьются бесы, бесы вьются
Вокруг неярких фонарей
Визжат и воют, волокутся
По белой глади пустырей

И площадей поземкой колкой,
Повсюду лай, и вой, и свист,
В недобрый час дороги долгой
Вечерний город стыл и мглист,

И снег летит в глаза и застит
И без того неясный свет,
И бесы разевают пасти,
И поспешают на обед,

И ветер время рвет на части –
А смысла не было и нет.


* * *

Но он, чудак, мудак, придурок,
Идет-бредет себе вперед,
Одолевая переулок
За переулком, поворот

За поворотом. Снег и ветер
Ему как будто нипочем.
Его никто на этом свете
Не ждет, и за его плечом

Не караулит ангел божий,
Обороняя от беды…
Так что же, все-таки, так что же
Его влечет, какой звезды

Он ищет в небе закоптелом,
Куда спешит, зачем спешит?
Ответа нет. Влечется тело
По вздорной прихоти души

Под хриплый хохот бесноватый,
Под леденящий сердце вой,
Одно. Откуда-то. Куда-то.
Вдоль бесконечной мостовой.

И фонари подслеповато
Глядят из пены снеговой.


* * *

Да, он идет себе, не слыша,
Не замечая, не страшась,
И поднимается все выше,
И пьет из звездного ковша

Немую музыку надежды,
И этой музыкой гоним,
Еще уверенней, чем прежде,
Идет вперед, неутомим,

И неприкаян, и не верен
Иным кумирам и страстям.
Одною музыкой измерен
Его нелепый, всем смертям

И всем ветрам назло, упорно
Осуществляемый поход.
Так он идет, а небо черно,
И все отчаянней метет

Метель, и вот уже не видно
Ни зги – ни в небе, ни окрест,
И бесы бледные бесстыдно
Летят ему наперерез.

И холодно, и так обидно
За попустительство небес.


* * *

Но музыка в груди, о боже,
Натянута, как тетива,
И он, сумнящеся ничтоже
Уходит в никуда, слова

И звуки тщетно подбирая,
Пытаясь как-то объяснить
И обозначить, раздражая
До дрожи правильную сыть

И бормотаньем заунывным,
И непригодностью к ярму,
И откровенным, очевидным
Несоответствием тому

Что ей привычно и приятно.
Но отвратительней всего
Его гордыни непонятной
Уверенное торжество.

И этот профиль горделивый
Над прохудившимся пальто,
И этот взгляд, почти счастливый,
Того, кто, в сущности – никто.


* * *

Не то, не то, опять не то,
Опять не те слова. Пустое.
Ума гнилое решето
Просеет семечко простое,

И золотую шелуху
В одну строфу нетерпеливо,
И кто-то где-то наверху
Опять поморщится гадливо.

И снова будет снег в лицо
Сырого, серого замеса,
Мороз, худое пальтецо,
И бесы, бесы, бесы, бесы.

И черный жар заподлицо
Шута, повесы и пропойцы
И путь, свернувшийся в кольцо,
И чьей-то тройки колокольцы

Вдали, и гадкий шепоток
Гораздо ближе, и ненастье,
И от угла наискосок
Тень фонаря на грязном насте. 

И это гребанное счастье,
Наотмашь бьющее в висок.



Северный ветер
Небо неясно
В этом сюжете
Все не прекрасно.
Кто нам ответит:
Что – ненапрасно?

* * *

Вдоль по изжелта-черным улочкам,
Переулочкам грязным, узеньким,
Бесы кружатся, дуют в дудочку,
Ты не слышишь ли этой музыки,

Ты не помнишь ли слова нужного,
Ненатужного, драгоценного,
Ты боишься ли ветра вьюжного,
И, как водится, переменного,

Ты не выйдешь ли в ночь морозную,
Обижаться на мироздание,
Не посмотришь на небо звездное…
До свидания, до свидания!


II.

Но, впрочем, вьюге непроглядной
Не вечно выть и ворожить,
Под утро ветер беспощадный
Умерит бешеную прыть,

И станет тихо. По колено
Метелями запорошен,
Застынет город постепенно,
Пространен, пуст и отрешен.

Над ним торжественно и гордо
Повиснет полная луна,
И тишина повяжет горло
Шарфом предутреннего сна.

И жизнь в гармонии бесстрастной
Замрет, затихнет до утра,
И на мгновение прекрасной,
Покажется, и серебра

Ея, и россыпей алмазных
Достанет всем, вполне, сполна,
Пока в снегах благообразных
Лежит густая тишина.
И тень окна крестообразна,
Хрестоматийна и бледна.



* * *

И ты усни. Любые звуки
Безмолвью белому чужды.
Не спится – так гляди со скуки
В окно, перебирай плоды

Трудов дневных в уме усталом,
Считай до ста тупых слонов,
А сбившись, начинай сначала,
Пугая тени чьих-то снов.

Тоска, тоска, и снег глубокий.
Спит улица под фонарем.
Ей снится путник одинокий,
В напрасном подвиге своем

Увязший, так и не нашедший
Пути, и сгинувший во мгле,
Когда метлою сумасшедшей
Зело мело по всей земле.

Но день грядущий в дне ушедшем
Дрожит, как уголек в золе.


* * *

И включат свет на сей голгофе.
Земля воспрянет ото сна,
Вдохнет, зевнет, заварит кофе –
И, может быть, придет весна.

Как будто по веленью свыше,
Оковы зимние спадут,
И, первую капель заслышав,
Восславит солнце стылый люд.

Стада таджиков пробегут
По утомленным снегом крышам,
И сдаст последний свой редут
Зима. И легче мы задышим,

И веселее полетим
Все по тому же кругу, те же
Сжимая медяки в горсти,
Назад оглядываясь реже.

Но от зари и до зари,
Все полчаса под небом спящим,
Нам скорбно будут фонари
Молчать о чем-то настоящем.

Но это что-то изнутри
Легко залить бухлом горчащим.


* * *

Какая музыка была,
Какая музыка сводила
С ума, и грызла удила,
Переплавляясь на чернила,

Какие странные слова
Звенели в воздухе прозрачном,
Как не болела голова
Ни чайным утром, ни коньячным,

Как запросто бралось взаймы
И также отдавалось просто,
И умирать ходили мы
Под вечер на Лосиный остров.

Куда все скрылось, отошло,
Кто виноват и кто ответит –
Не важно. В сущности, никто
На этом распроклятом свете

И не расстроится. Ну, да,
Метался человек, вертелся, 
И то ли сгинул без следа,
А то ли где-нибудь пригрелся.

Такая, право, ерунда!
Как потерявший жемчуг перстень,
Куда-то делся. Но куда –
Никто не в курсе. Да и хер с ним.

Зима, весна – не все ль равно
Когда и где, под чьею крышей,
Глотая горькое вино,
Ее ты перестанешь слышать,

Чудную музыку свою,
Мой милый друг, мой друг болезный!
Так бездны мрачной на краю,
Не так уж важно имя бездны,

И широта, и долгота
И точное названье края,
Кто там открыл сии места
И кто прославил, умирая,

Но все же, имя подбирая,
Скажи печально: пустота.


* * *

А до рассвета полчаса,
И город спит, как мертвый улей.
Всплакнув, уснули небеса,
И реки, и мосты уснули,

Грифоны, лошади и львы,
Химеры, ангелы, мадонны, 
И страшный царь без головы,
Уснул на жестком стуле тронном.

Уснули, душами шурша,
Любовь, вражда, мечты, коварство.
Уснуло все – но не спеша,
Сквозь это заспанное царство,

Вдоль улиц, фонарей, аптек,
Слегка неверными шагами
Идет какой-то человек,
Забавно шевеля губами.




III


Идет напрасный человек
И день, и ночь, и год, и век,
И тихо песенку поет
О том, что все пройдет.

О том, что не было и нет
Ни поражений, ни побед,
И ни кумира одного,
Ни бога самого.

О том, что больше для него
Не остается ничего,
Как только двигаться вперед,
Пока труба зовет.

Ни ради близкого конца,
Но ради красного словца,
А также белого листа,
И чистого холста.

Он шут, бродяга, птицелов,
Он все продаст за пару слов…

Но, может быть, любовь?


* * *

Люблю, любить, любимым быть –
Все прочее легко забыть,
Легко оставить навсегда
Без сожалений и стыда.

Любовь и смысл, и цель, и свет,
И дух, и плоть, и жар, и хлад,
Один костер, один сюжет,
Один на всех небесный ад,

Одно стремление, одно,
У дурака, у мудреца,
Одно бесценное вино,
Одна дорога без конца.

О, сладкий миг, когда возник
Из этой вечной суеты
Прелестный лик, чудесный лик
Особы чистой красоты.

Когда мутнеет негой взгляд,
И все кончаются слова,
И от смущения  дрожат,
Соприкасаясь, рукава.

В последний раз в уме мелькнет:
А на хрена? – но сей же час
Все поглотит водоворот,
Страстей, как старенький баркас

Рыбачки Сони. Как-то в ма…
Но, впрочем, песня о другом,
О том, как сходится с ума,
Верней, сбегается бегом,

Как не понять и не помочь,
Не превозмочь, не осадить,
Как время утекает прочь
Сквозь эту дырочку в груди,

Как быстро загнивает кровь,
Как хорошо на свете жить,
Как много слез, как много слов –
Увы, почти всегда чужих.


* * *

И вот уже волшебный вальс
Сменяет нервное танго,
И, как бывало сотни раз,
Не остается ничего

От глупой нежности твоей:
По пятьдесят – и в номера!
От этих розовых соплей,
Смешно сказать – еще вчера

Переполнявших до краев
Существование твое.
Ах, глупый, глупый птицелов!
Какое старое вранье,

Кого ты думал обмануть
На голубом глазу,
Пускаясь в этот страстный путь
В таком смешном тазу,

И кто в нем только вновь и вновь
Ни плавал на рассвет!
Зачем, скажи, тебе любовь
Когда за столько лет

Она успела исчерпать
Любой язык до дна,
И каждой нотой прозвучать,
И всех достать сполна.


* * *

Люблю, любить, любимым быть
Ну сколько можно повторять,
Перебирать и проклинать,
И новых слов не находить.

А кровь отравленная жжет,
Горит, кипит, стучит в виски,
И спазмы острые тоски
Перекрывают кислород,

И черен, черен белый свет,
И тонет, тонет утлый таз,
Длиннее был бы мой рассказ,
Приятней был бы мой куплет,

Когда бы ты, когда бы я,
Когда бы мы – увы, увы!
Нас всех тошнит, мы все мертвы
От запаха утильсырья.

Я вас любил, любовь еще
До мартобря поест дерьма,
А там отвалится сама
Всласть отобедавшим клещом,

А там охрипнет и замрет
Её проклятая труба.
Какая, к дьяволу, судьба -
Так, просто эпизод…

Ах, бедный, бедный птицелов,
Зачем, скажи, тебе…


* * *

Скрипит осина, врет струна,
Гнилая рвется нить,
А человек лежит без сна
И тщится позабыть,

И не умеет, и опять
Берет свое пальто,
И отправляется искать
В ночи незнамо что,

И отправляется, чудак,
Один и налегке,
Туда, где небо тайный знак
Рисует на песке,

Где липнет пьяная вода
К кисельным берегам,
Где, может быть, горит звезда
Невидимая нам.



 
IV

Но ночь пройдет, и день пройдет,
Год канет в никуда,
На берега угрюмых вод
Вернутся холода,

И тихо ляжет новый снег
На старые дома,
Когда напрасный человек
Вконец сойдет с ума.

Подыстощится календарь,
И небо от земли
Отрежет пасмурная сталь,
И подле, и вдали.

По подворотням заскулят
Недобрые ветра,
Запорошит, залепит взгляд
Сырая снежура.

И побегут, и полетят
По снегу доктора.


* * *

Вдоль по улочкам, переулочкам,
По заснеженным, по загаженным,
На веселую на прогулочку
Едут в белых халатах вражины.

Едут молодцы, едут старицы,
За придурками, за подонками,
Как-то кривенько усмехаются,
Как-то гаденько трут ручонками.

Путь неблизкий ложится скатертью,
Ночь к рассвету устало клонится,
Растакой-то рыгая матерью,
Санитарная скачет конница

На забаву да на ловецкую,
На потеху почтенной публике,
Тешить силушку удалецкую:
Жить хотите – готовьте рублики.

Ветер северный, переменчивый,
Спирт разбавленный в сорок градусов,
Скрутят резво да беззастенчиво,
Ты не рыпайся, ты порадуйся,

Что остался в живых до времени,
Что по шее, а не по печени,
Ибо этому роду-племени
Совершенно бояться нечего.

Скачет конница по ночной стране.
Отдыхайте спокойно, граждане.



* * *

Дремлет притихший
Северный город,
В камне застывший
Светится холод.

В снежной трясине
Тонут колодцы.
Встанет над ними
Красное солнце,

Но не осилит,
И не согреет…
Ангел на шпиле
Жалобно реет.

Ангел на шпиле.
Штормы и штили.
Так вот и жили.
Так вот и сплыли.


* * *

Из дома вышел кто-то там
С каким-то там мешком,
И хорошо известно нам
Что стало с ним потом.

Но неизвестно, почему
Он вдруг пустился в путь,
И от кого тогда ему
Хотелось улизнуть?

Какая в голову его
Ударила моча,
И почему, и отчего
Не вызвали врача?


Ответа нет. Увы, молчат
И боги, и врачи,
А этот самый психопат
Тем более молчит,

Никто не хочет рассказать,
Короче говоря,
И нам приходится опять
Плясать от фонаря,

Который тлел над пустырем,
Морозною зимой,
И капал жидким янтарем
В пустынный, и немой,

И страшный полуночный мрак,
Качаясь на весу.
Лишь он один и видел, как
В двенадцатом часу

Из дома вышел человек
Закутавшись в пальто,
Купил холодный чебурек
Билетик спортлото,

Бутылку водки – и ушел
С мешком наперевес,
Во тьму, как пьяный ледокол,
И с той поры исчез.


* * *

Вчера, сегодня, послезавтра –
Тоска, тоска, и вновь тоска
На сцене жалкого театра,
На дне заплечного мешка.

На самом деле, безразлично,
Куда идти, зачем идти,
Какой звездой меланхоличной
На смех согражданам трясти.

Светить всегда, светить повсюду,
Иль мудро экономить свет,
Не верить в чудо, верить в чудо,
Писать отчет, слагать сонет,

А все закончится – и быстро –
Плюс-минус образом одним,
И след неясный чисто-чисто
Поземка веником ночным

С лица земли сметет со свистом,
Взметая белоснежный дым.



* * *

Ангел на шпиле
Стонет в метели.
Странно мы жили,
Быстро сгорели.

В красном рассвете,
В белой печали,
На парапете
Стынут скрижали.

Днесь обещали
Северный ветер.



* * *

Пройдет бесследно много лет
Век сложится в строфу,
Сгниет задумчивый скелет
В прабабкином шкафу,

И дикий правнук, старый шут
Пьянчуга и фигляр,
Расскажет сказку малышу,
Пуская перегар,

О том, как сотни лет тому,
В каком-то там краю,
Волшебный посох и суму
Себе добыв в бою,

Бродил по свету человек
И песню напевал,
И прошлогодний думал снег,
И звал девятый вал.

А на него со всех сторон
Стеною шли враги:
Хрипело радио шансон,
И множились долги,
 

И разжигали фонари
Болотные огни,
Когда бродил он до зари
Плюя на трудодни,

По городам, по островам,
По звездам – вот чудак!
Но небеса его словам
Раскачивались в такт.

И ветер музыку его
По свету разносил,
А он разменивал богов
На баночку чернил.

Ему готовила любовь
Браслетовый гранат,
Но он предпочитал морковь,
Петрушку и шпинат,

Но он предпочитал курить
Вонючий свой табак,
И не желал любимым быть,
Нигде, никем, никак,

Но он предпочитал радеть
На ясную звезду,
Бродить по свету и дудеть
Навзрыд в свою дуду.

И как-то раз, за воротник
Конкретно заложив,
Он памятник себе воздвиг,
Да с видом на залив.

И злобный мир, враждебный мир,
Воспел его дела,
И маркетолог, и банкир,
И дворник Абдулла.

А он загадочно взглянул
На сей смешной процесс,
Волшебным посохом взмахнул –
И с той поры исчез.

Это такая сказка,
Это такое время,
То ли дурная маска,
То ли святое бремя,
 

И не жалей напрасно,
Не сокрушайся горько,
Пасмурно или ясно,
Мякишек или корка,

Мы разберемся после,
Может быть, если только…



* * *

Прости, неведомый юнец,
Нетрезвого отца –
У этой сказки вовсе нет
Счастливого конца,

Но если хочешь – сочини
Его сегодня сам,
Пока болотные огни
Гуляют по лесам,

Пока в душе твоей дудит
Волшебная дуда,
Пока в ночи твоей горит
Далекая звезда.



* * *

Слов не осталось.
Северный ветер.
Злость и усталость
В этом сюжете.

Ночь ненадежна,
День невозможен,
Вечер безбожно
Неосторожен.

Не вызываю,
Не призываю
Но замерзаю –
И исчезаю.