В пламени настольной лампы...

В пламени настольной лампы
исчезли мысли все,
глаза сгорели.
Не кажется смешным и странным
скрип дряхлой детской карусели.
И дети не играют больше там:
нет криков, нет смешков игривых,
и нет кормящих мам, что мило,
с коляской в небо серое глядели.
Держась за крылья улетевших журавлей,
лишили мы их дара быть в полёте,
и каждый миг тянули мы сильней,
пытаясь позабыть о надоевшей рвоте.
И ничего ведь не меняется вокруг —
прекрасно озираться, не имея глаз,
и слышать только сердца своего же стук,
и на любой вопрос кричать «я пас».
Гасить свет ярких фонарей,
пытаясь убедить себя, что это плохо,
и не любить плодить мешающих детей,
Антонов называть так грубо Тохой.
А я хочу все языки
связать трубой и ровненько отрезать.
Зачем слепым глупцам они?
Они и так по роже могут врезать.
Веселье затянулось до конца,
и нет оставшихся в живых людей,
убили мы последнего бойца,
и так ведь каждый божий день.