Когда Улиндшпигель плакал
Тогда стояла осень,
холодной дождливой хваткой
твёрдо дежа за горло.
Любой свободный порыв
был здесь обречён на гибель,
на смерть свою без остатка,
в иллюзиях ветра и красок
к земле прибивал ледник.
Тогда Улиндшпигель плакал,
рыдал, будто малый ребёнок,
уткнувшись в колени
Нелли,
он хлюпал и громко вздыхал.
«Так что, ты, любимый, плачешь?
Так что же хоть ты ли это?»
«Да, я,» - отвечал ей робко
герой великих боёв,
боёв за чужую свободу,
боёв за вечную правду,
боёв, а не слабых слов.
И знали они здесь оба,
что плач не минутная слабость,
что плач, он совсем неслучаен,
что плач, он на злобу дня.
Когда обречен на юность,
любовь свою вовсе без смерти,
свободы неся знамя в вечноть
над скукою бытия.
Но стены вставали лесами
из крепкого камня злобы,
от собственной мерзкой сути
люди сжимали оскал.
Тогда улидшпигель плакал,
рыдал, будто малый ребёнок,
в боях ему нету места,
свобода совем не та.
Он мог раствориться в мире,
но вечная молодость гонит
снова на путь борьбы.
Глядя в глаза всем людям,
что были в близи в округе,
глядя, вопрошая тихо:
«Где честный заряд души?»
Тогда Улиншпигель плакал,
Рыдал, будто малый ребёнок,
уткнувшись в колени
Нелли,
он хлюпал и громко вздыхал.
Тогда стояла осень,
холодной дождливой хваткой
твёрдо держа горло.
Любой свободный порыв
был здесь обречён на гибель,
на смерть свою без остатка,
в иллюзиях ветра и красок
к земле прибивал ледник.
Осень 2011
Свидетельство о публикации №111122709215