Из Уильяма Шекспира. Сонеты. Перевод

Из Уильяма Шекспира

Сонеты

1.

Природою дано продолжить род,
Чтоб роза красоты не увядала.
Фатальный неизбежен поворот.
Успеть бы дать грядущему начало.
Но, если нет наследства у тебя,
Не повторишься в новых поколеньях,
И, никого на свете не любя,
Своею ты невзрачной станешь тенью.
Ты – мира украшенье и весны
Прекраснейшей – единственный глашатай.
Скупец, в бутоне гибнуть не должны
Достоинства – твоя напрасна трата.
Исполни назначение своё –
Ни с чем пусть остаётся вороньё.

2.

В осаду круговую поздних лет
Ты угодишь, как замок гордеца.
И рытвины – не худшая из бед –
Покроют сплошь… И не узнать лица!
Куда девались броские черты?
Сплошная вместо смоли седина.
Запавшие глазницы – пустоты
Колодцы глубочайшие, без дна.
Дитя твоё как чудо из чудес,
Оно как счёт, погашен коим долг.
И ты как будто заново воскрес,
Ведь жил не зря – из жизни вышел толк!
Крови горячей ощущаешь ток,
Хоть холоден очаг, скрипуч порог…

3.

Вот зеркало – и в нём лицо. Но чьё же?
Твоё ли, для кого черёд настал
Обзавестись, что жизни всей дороже,
И возвести жену на пьедестал?
Ужель пренебрежёт она тобою –
И не взойдёт на пахоте зерно?
Доскою станет после гробовою
Любви большой… Такое ль суждено?
А может, это матери обличье 
В расцвете юных лет, в расцвете сил?
А может, это ты – во всём величьи
Грядущих черт, чей образ люб и мил?
Но коль живёшь, не оставляя память,
То в мутных зеркалах – судьба – растаять.

4.

Ты почему же столь небережлив
И, что имеешь, тратишь вхолостую?
Природа не дарует, а ссудив,
Даёт лишь тем, живёт кто не впустую.
Как скряга, свой расходуешь заём
И не желаешь ты платить по счёту.
И не горишь, а тлеешь – день за днём,
Хохочешь, потеряв бесповоротно.
И, потакая собственному «я»,
Так и живёшь, себя лишь обделяя, –
И никого на свете не любя,
Ничто в конечном счёте представляя.
Без прибыли богатство – пустота.
А ведь наследье ценят неспроста!

5.

Как будто незаметен ход времён,
Но, что создаст, разрушит, как таран, –
И ничего! – ни дат и ни имён…
Не время, а коварнейший тиран.
И лето бег всегда стремит к зиме.
Заледенит мороз в растеньях сок.
Спадёт листва. И в белой кутерьме
Предстанет суть, как неизбежный рок.
Со смыслом иль без смысла прелесть та,
Что тешила порою летней взор?
И если вдруг растратится нектар,
Грядёт забвенье, словно приговор.
Но если собран лета сладкий мёд,
То прелесть в аромате оживёт!

6.

Власть над тобой пусть не возьмёт зима,
Покуда не исполнишь назначенья.
Свои заполни с верхом закрома,
Ведь не пришла пора распада-тленья.
Нет ничего зазорного, поверь,
Что жизнью всей оплачиваешь ссуду.
И счастья распахнётся настежь дверь,
Когда решишь: «Я был, я есть и буду!»
Своё богатство удесятерив
И, повторившись десять раз в потомстве,
Ты скажешь: «Смерть, тебя я, усмирив,
В коварстве уличаю, вероломстве».
Тщеславие ужель тебе чета,
Наследием  чтоб стала пустота?

7.

Наш путь земной с движеньем солнца схож.
Когда лучи окрасят небосвод,
Он станет, будто юноша, пригож,
Приятен взору, словно зрелый плод.
Во все глаза любуемся мы им –
Восторг и обожанье дарит взор.
К зениту солнца ход неудержим,
Но это до известных только пор.
Когда ж оно в изношенной арбе
Со скрипом, будто старость, катит вниз,
Изменчивой поддавшись мы судьбе,
Отводим взгляд – таков судьбы каприз.
Умрёшь ненужным ты, пройдя зенит.
Лишь сын слезой могилу окропит.

8.

Мой друг, ты сам – прекрасной арфы тема.
Скажи, почто её не в радость звук?
Как будто бы в тебя вселился демон:
Ты любишь то, что раздражает слух.
Тебе противен дух святых гармоний – 
Двух душ и тел счастливейший союз –
Лишь потому, что в мелодичном звоне
Звучит укор противцу брачных уз.
Взгляни на струны ты: одна с другою,
В аккорд сливаясь, свой ведут мотив.
Отец, и мать, и сын одной судьбою
Слагают песнь, в одно звучанье слив.
В той песне знак, ниспосланный нам свыше:
«Тускл одинокий голос и неслышим…»

9.

Ужель боишься вдовьих горьких слёз,
Пролитых по безвременной кончине?
На женщину взвалить заботы воз
Не хочешь не по этой ли причине?
Природа овдовеет… Ты умрёшь –
Густой осенний дождь размоет образ.
Но был бы на тебя твой сын похож,
И глаз бы вдовий тешил нежный возраст.
Что расточитель тратит – не уйдёт,
А лишь в чужом окажется кармане.
Но молодость – совсем наоборот –
Умчится – уличи её в обмане!..
Окажется у бездны на краю,
Кто зря растратит молодость свою.

10.

Признайся: для любви нет в сердце места,
И потому ты – чёрствый истукан.
Вниманьем окружённый был ты с детства.
Дарить – не дан таков тебе талант.
Убийственная ненависть корёжит
И душу мнёт похлеще палача.
Без устали твержу одно и то же:
Ты нить не рви и не руби сплеча!
Судимый мерой той, которой судишь.
Где зло живёт – разлад там и раздор.
А ведь любовь – цветок средь серых буден.
Впусти её – потешь усталый взор.
Молю: себя продолжи в поколеньях –
И да не станет смерть твоею тенью.

11.

Хоть старость за тобою по пятам,
Но кровь играет брагою хмельною.
Одно лицо мелькает – тут и там.
Твоё оно, но только молодое.
Природы мудрость в том заключена.
Бесплодие – распад и увяданье.
Полвека – и над миром тишина –
О людях лишь одни воспоминанья.
Тому, кто глуп, уродлив и жесток,
Грядущее творить своим потомством?
Дала тебе всего природа впрок –
Так отрешись от чванства, вероломства.
Ведь на тебе особая печать:
Пред Богом лишь за оттиск отвечать.

12.

Когда смотрю в раздумьях на часы,
Дня вижу смену на полночный мрак,
Цветком потерю вянущей красы,
Седины в прежде шёлковых кудрях,
Деревья без шатра густой листвы,
Служило что укрытьем от жары,
Пшеницы стог, увязанной в снопы,
Что зелень растеряла до поры, –
И задаю себе один вопрос:
Куда уходит прежней краски тон?..
Живём на вымиранье, на износ,
Не создавая новому препон.
Отточен серп у Времени-жнеца,
Но не дожать им ниву до конца.

13.

Возможно ль подчинить себе судьбу
В том мире, где всего главнее смерть?
На в никуда ведущую тропу
Ступил – так будь готов в огне сгореть.
Уйти готовясь, помни наперёд:
Не обратится всё и сразу в прах.
И то, чем ты владеешь, не умрёт,
А повторится в будущих веках.
В упадок не придёт добротный дом,
Когда присмотр достойный и уход.
Построен был с огромнейшим трудом
Надёжности и прочности оплот.
Отец твой этот выстроил очаг.
Неужто хочешь, чтобы он зачах?

14.

Желанья нет гадать мне по светилам,
Хоть изучил движенье их сполна.
И предсказать чуму мне не по силам,
И то – дадут ли входы семена.
И краткосрочных не даю прогнозов:
Успех ли государя ждёт? Провал?
Больших ли ожидать в ночи морозов?
Сразит ли чьё-то слово наповал?
Но выношу из опыта я знанья –
Глаза не изменяют мне пока.
Кому премудрость будет в назиданье,
Тому подвластна вечности река.
Не принимаешь если этих истин,
К исчезнувшим навек себя причисли.

15.

Когда пытаюсь сущее постичь,
Осознаю: и совершенство тленно;
Мир – сцена, где спектакль c названьем «жизнь»
Расписан звёзд на небе положеньем;
Когда я постигаю: рост всему
Даруют небеса, они и губят,
Тщеславен сок младой, но верх возьмут,
Из памяти стерев цветенье, будни;
Тогда мне ясно: коль изменчив мир,
Ценнее всех богатств пора младая,
А Время с Увяданием турнир
Ведут, в ночь ввергнуть молодость стараясь,
Но с Временем я буду воевать:
Что отберёт, привью тебе опять.

16.

А с Временем, кровавейшим тираном,
Ты почему не поведёшь войну?
Стихом ты не излечишь сердца раны,
И не искупишь прошлую вину.
О, как прекрасны годы молодые!..
И девственных премножество равнин
Желали, чтоб цветы твои живые
Их украшали. Им ли до картин?
Не описать всего пером и кистью:
Души живой порывов и тревог,
И образов, твоей рождённых мыслью,
И вёрст тобою пройденных дорог.
Так испытай же сладкую истому,
Передавая суть свою другому.

17.

Поверят ли написанному мной?
Не усомнятся ль в пламенности речи?
Твой облик передам ли неземной?
Мне пред грядущим оправдаться нечем.
Попытки словом передать портрет,
Иные перечислить превосходства –
Бессмысленны. Читатель скажет: «Нет –
Не нахожу я им земного сходства».
Никчемные прольются письмена
С потраченных страниц былого действа.
Поэт, а не твоя ли в том вина –
У старцев ты болтливых черпал средства.
Но был бы с сыном кто твоим знаком,
Уверился: ты жив – в стихах и в нём.

18.

Сравнить тебя ужели с майским днём,
Когда цветы колышутся под ветром
И полыхают яростным огнём?
А может, с летним – ярким и приметным?
Но слишком краткий срок у той поры…
За тучами укроется светило –
И потускнеет, что огнём горит.
А там уже и пламя поостыло…
Невечны краски на лице земли.
Однако издеваться Смерть не будет,
В её тени ты будто – на мели.
В стихах ты станешь выше серых буден.
Полна покуда памяти река,
Переживёшь в строках моих века.

19.

О Время! Затупи ты когти льва
И выводок его предай земле.
Сотрут клыки пусть тигру жернова,
И птица Феникс сгинет пусть в золе.
И, проносясь, твори добро и зло,
И разные даруй нам времена.
Нас, как корабль, на рифы занесло –
Не пощадила грозная волна!
Но только не спеши того казнить,
Кто сердцу мил, прошу тебя добром.
Не проявляй в своём стараньи прыть,
Лик исчертить не торопись пером.
Кого люблю, на твой не глядя нрав,
Я оживлю, из лап твоих забрав.

20.

Мой господин, как лучшая из женщин,
Ты одарён и статью, и лицом.
Но ты не столь в поступках опрометчив,
Чтоб быть коварным, мелочным лжецом.
Глаза прекрасны, нет в них лжи печати –
Озолотят, куда падёт лишь взор.
И превосходишь всех своею статью,
Люб женщинам, мужчинам – приговор.
Была природа в творчестве свободна.
Влюбившись, отдала приоритет,
Достоинство вручив мужского рода.
Нужды в твоём достоинстве мне нет!..
Отдай мне душу – лишь по ней томленье.
А женщинам – к чему у них влеченье.

21.

Не схож я с тем, осанну кто поёт
Тому, что блещет внешнею красою,
Притом небесный сравнивая свод
С обыденной, невзрачной простотою.
В сравненьях пышных с солнцем и зарёй,
С луною и морскими жемчугами,
И с первою пролескою лесной
Исходит бесполезными словами.
Но для любви иной имею слог –
Простой, как и у тысячи собратьев.
Он на слова особым знаком лёг –
Нектар с цветка души сумел собрать я.
Велеречив пусть будет пустозвон.
Я не торгую ценностью, как он.

22.

Коль в зеркалах увижу старика,
Им не поверю – ты моё зерцало.
Тебя коснётся Времени рука –
То, значит, на земле меня не стало…
Твой милый образ сердцу моему –
Прекрасное, как юность, одеянье.
В твоей груди оно, и потому
Свершить ли сможет старость злодеянье?
Храни в себе моё ты волшебство,
А я твоё, как нянька, буду холить.
Двух наших душ великое родство
Разрушить кто сумеет злою волей?
С моей кончиной сердца не вернёшь.
Его на время отдал? Это ложь!

23.

Как новичок, а то ль плохой актёр,
Что от избытка чувств забыл о тексте,
Как дикий зверь, чей зуб, как нож, остёр,
От жадности и зла застыл на месте,
Вот так и я – робею, как юнец –
Заветных слов как будто не бывало.
И кажется, что вовсе не боец –
Страстей напором сброшен с пьедестала.
Пускай же волшебство заветных книг
Заменит красноречья недостаток,
Приблизит пусть любви желанный миг.
Я в выраженьях буду сух и краток.
Слова любви читай не по губам.
Что в стих вложил, устам я не отдам.

24.

Магическою оптикою глаз
Запечатлён на сердце облик милый,
А тело - обрамленьем - в самый раз,
И перспектива точку находила,
С которой душу можно разглядеть
Сквозь глаз твоих прозрачнейшие стёкла.
В моей груди лишь твой ярчайший свет –
Его покуда краски не поблёкли.
В очах моих твой образ отражён,
В твоих – моё взволнованное сердце.
И внутрь, луч солнца будто, погружён
Сквозь оптики распахнутые дверцы.
Искусству глаз без мудрости никак –
Лишь внешний различить сумеет знак.

25.

Пусть тот, слывёт кто баловнем судьбы,
Своим кичится титулом и званьем.
Я без излишней позы, похвальбы
Горжусь толпы заслуженным признаньем.
А кто у государей фаворит –
Рядится в тогу мнимых достижений.
Так лепестками ноготок горит,
Покуда солнце по небу в движеньи.
Зашло оно – пожухли лепестки…
И воин наделён венком лавровым,
Пока его успехи высоки,
А проиграл – пожалуют терновым.
Не глядя ни на что, – пока любим.
И с тем, кого люблю, – неразделим.

26.

Мой властелин, смиренный я вассал –
Одним к тебе служением привязан.
С поклоном низким опус сей послал.
Не острому уму притом обязан.
Долг так велик, что ум в сравненьи с ним
убогим показаться мог, ничтожным.
Твой добрый взгляд мне столь необходим!..
Тебе его найти в душе несложно.
Цени ты по достоинству меня,
Покуда не проявят звёзды милость.
Но, чувство до поры в душе тая,
Хочу, чтоб судьбоносное свершилось.
И лишь тогда раскрою я секрет,
Что никого тебя милее нет.

27.

Устав с дороги, лечь хочу в постель,
Сулящую покой и отдых телу.
Но мысли начинают карусель –
К заботам дня уносят то и дело.
В нездешние края пролёг их путь,
Где обитаешь ты, мой друг далёкий.
До самого рассвета не уснуть –
Не одолеть бессонницы жестокой.
Воображенье – зрение души –
Тебя рисует близким и желанным.
Свет камня драгоценного1 крушит
Ночную тьму вот так же – неустанно.
С утра – труд тела, с вечера – ума.
О нас забота, тяжкая весьма.

28.

Вернуть как равновесие, скажи,
Когда лишён я благ отдохновенья?
Доводит день заботой до межи,
И ночь не дарит сладких сновидений.
И против ополчились свет и тьма:
Тот тяготой пути мне досаждая,
Та безысходностью сводя с ума,
Разлуку с близким тем усугубляя.
День о тебе рассказом одарю,
Как солнце заменяешь ты в ненастье.
А ночь – как ты, подобно фонарю,
Даруешь свет, сгорая в одночасье.
Печаль, не оставляешь ты меня
И ни в ночи, и ни при свете дня.

29.

Немилостива ты ко мне, судьба –
Ничтожен я и жалок пред толпой.
Взываю к небу вновь и вновь в мольбах
О ниспосланьи доли мне иной.
В мечтах стремлюсь сравняться с тем, кто горд,
Надежду кто лелеет на успех,
Во славе кто, в почёте, словно лорд,
Кто не желает быть рабом утех.
Но, посыпая голову золой,
Тебя я вспоминаю так тепло!..
Как жаворонок, утренней порой
Пою я небу гимн – судьбе назло.
Осознаю, насколько я богат:
Всех королей богаче – во сто крат.

30.

Сам над собой когда вершу я суд,
Свидетелями станут обвиненья
Мои мечты и мой напрасный труд,
Что горького достойны сожаленья.
И плачу, хоть давно отвык от слёз,
Я по друзьям, ушедшим в царство мёртвых,
По чувствам, что давно сковал мороз,
Рукам, ко мне в стенаниях простёртым.
О пережитом сам себя коря,
Проделываю тяжкую работу.
И мучаюсь, казнюсь, в огне горя,
Как будто не платил ещё по счёту.
Растают обвиненья, словно дым,
Лишь станешь ты свидетелем моим.

31.

Ты дорог мне: в тебе живёт любовь
Моих друзей, покинувших до срока
Подлунный мир. Она, вернувшись вновь,
Живительным является истоком.
Как много тёплых чувств я к ним питал,
Оплакивая, пролил слёз немало.
Ты накопил нездешний капитал,
Которого мне так недоставало.
Ты – кладезь, где любовь погребена,
Святое чувство их – твои трофеи.
Их власть в тебе теперь заключена,
И на меня права лишь ты имеешь.
Их лучшее – в тебе воплощено.
Моей душой владеть тебе дано.

32.

Переживёшь, надеюсь, скорбный час,
Когда за мной придёт с косою скряга.
И записи мои прочтёшь не раз –
Всё вытерпит нетленная бумага.
На смену кто пришёл, сравни со мной:
Писать им всё же лучше удаётся,
Повествованья стиль у них иной –
Из чувственного черпал я колодца.
Черту сомненьям разом подведи:
«Живи он дольше, шёл бы в ногу с веком
И был бы, несомненно, впереди –
Любовь его с годами не поблекла.
Ушёл поэт – поэзия жива.
Стиль неказист, но искренни слова».

33.

Мне доводилось видеть многократ,
Как на восходе царственное око
Ласкает всё, куда ни бросит взгляд –
И луг, и гору, реку у истока.
То вдруг позволит тучам набежать –
Лицо укрыть уродливою маской.
Крадётся тихо к западу опять,
Стыдливо из-за туч залившись краской.
Меня ты, солнце, озарило вдруг,
Своим великолепьем ослепило.
Но вскоре сужен был общенья круг –
Ушло за тучи дивное светило.
Не гневаюсь, что вышло так нескладно.
Тебя ль винить, коль и на солнце пятна?

34.

Зачем прекрасный день ты обещал,
Затем дождю и буре волю дав?
Отправившись в дорогу без плаща,
Продрог, промок – с одежд текла вода.
Мне мало, если наземь бросишь луч,
Осушишь утомлённое лицо.
Лекарством горьким зря меня не мучь:
От ран оно излечит – не рубцов.
Раскаянье – на рану ли бальзам?
Шрам на душе весомей, чем клеймо.
И верить ли обидчика слезам,
Неся свой крест в молчании немом?
Но исцелит жемчужных слёз разлив,
Обиды горькой боль мне утолив.

35.

И всё несовершенно – мир таков…
Шипы – на ветвях розы, ил – в реке.
Пятном на солнце – облачный покров.
И гадкий жук – в прекраснейшем цветке.
И люди по наивности грешат!..
Грешу и я, в стихах себя казня
За то, в чём был и не был виноват,
Других за прегрешения виня.
Твой объяснить стараюсь я порыв,
И разумом промерить глубину,
И оправдать безумной силы взрыв…
Ищу, кому раздор вменить в вину.
Пособником злодея становясь –
Себя я окунаю в ту же грязь...

36.

Увы, с тобой мы порознь быть должны,
Хоть обоюдны чувства – глубоки.
Несу безвинно тяготы вины –
Твоей не будет в помощь мне руки.
Мы в чувствах наших – целое, одно.
Судьбы веленьем – вместе нам не быть.
Любовь сильна, но зло ведь всё равно
Коварство проявляет и корысть.
При  встрече не признаюсь никогда,
Чтоб на тебя позора не навлечь.
Меня ты не узнаешь – не беда.
К чему тебе поруганная честь?
Не стоит всё же мной пренебрегать.
Твоё пусть имя дарит благодать.

37.

Отец, который сгорблен, стар и сед,
Успехам рад усердного потомка.
Вот так и я, от ста уставший бед,
Живу тобой, твоею славой громкой.
Талант, богатство, внешность, титул, чин
И острый ум даны тебе в награду.
Моя любовь – без видимых причин –
Пускай умножит их, круша преграды.
И чувствовать себя не стану я
Убогим стариком, что всеми брошен.
Ведь для того нужны нам сыновья,
Чтоб облегчить груз непомерной ноши.
Предамся счастья ради я мольбе:
Принадлежит пусть лучшее тебе!

38.

Сполна тобой моя довольна Муза –
Для творчества иного не ищу.
Cтихи наполню драгоценным грузом.
А будут ли бумаге по плечу?
Присутствием своим ты вдохновляя,
Влечёшь в высокий творчества полёт.
Любой, тобой быть избранным желая,
Достойно крест нетяжкий пронесёт.
Будь сам прекрасной Музою десятой,
Иных превосходящей в десять крат.
К кому ты благосклонен, став богатым,
Векам брильянт подарит – в сто карат2.
И если вам стихи мои по нраву,
Толику хоть пожалуйте мне славы.

39.

И как воспеть тебя, мой милый друг?
Ты часть моя, но лучшая, поверь.
Хвалить себя мне вовсе недосуг.
Развею я сомнения теперь.
В разлуке выход горький отыскал.
Мы хоть душою вместе, но поврозь.
Накатит на меня девятый вал
И образов, и слов, и сладких грёз…
Разлука, жестока ты, словно плеть!..
Но всё ж, меня до нитки обобрав,
Смогла свободой творчества увлечь,
Раздвоенность с души на время сняв.
Нашёл в уединении покой.
Перо, бумага – тут же, под рукой.

40.

Всё забери, что я люблю, себе!
Но отыскать сумеешь ли отраду?
Любовь дарю велением небес,
Но этот ли тебе подарок надо?
Беря своё, не брезгуешь ничем,
При этом быть всегда желаешь первым,
В пылу забыв о дружеском плече.
К лицу тебе подобные манеры?
Но я тебя прощаю, милый вор,
За суетность и мелочь прегрешенья.
Обида от любимых – не позор,
От ненавистных – на костре горенье.
Порок с очарованьем – не родня.
Врагами быть? Спаси, Господь, меня!..

41.

Вершит беспутность гнусные дела
И выбирает час, удобный ей.
Не устояла юность, не смогла –
Унёс её поток слепых страстей.
Ты добр и легковерен, потому
Тебя завоевать весьма легко.
Страсть неподвластна воле и уму,
А женщинам не писан ведь закон!
Тебе бы воздержаться от греха –
Не красть запретный плод в моём саду.
Ужель обет – пустая шелуха,
Что обронили в спешке, на ходу?
Ты изменять себе и мне постой
И не губи прелестниц красотой.

42.

Печаль не в том, что обладаешь тою,
Которую так искренне любил.
Любовь свою теряю… И не скрою –
Терплю измену из последних сил.
Вас, любящие грешники, прощаю.
За мною вслед к ней страстью воспылал.
Она в ответ, отнюдь не изменяя,
С любовью поднесла вина бокал.
Свой клад – тебя – в её вверяя руки,
Тебе, мой друг, любимую даря,
Снесу потери сладкой этой муки,
За тяжкий крест судьбу благодаря.
Мы с другом – суть одна – и в том отрада.
С тобой она – мне большего не надо.

43.

Тебя воочью вижу в час ночной.
День наполняют лишние детали.
Картина ночью кажется иной,
Черты в воображеньи заиграли.
И заструилась дивным светом тень –
Настолько совершенен образ милый!
И расцветает ярким тоном день
Присутствием твоим неизгладимым.
Я счастлив: лицезреть тебя могу
И ясным днём, и средь глубокой ночи.
Во сне совсем не то, что на бегу –
Не в искажённом свете видят очи.
День без тебя – одна сплошная мгла.
Вернуть мне милый образ ночь смогла.

44.

Земля с водой – инертны, воздух – скор.
Стань мыслью плоть – не досаждала б даль.
Мгновение – всему наперекор –
С тобою я – и прочь, тоска-печаль!
И были б расстоянья неважны:
Ногою – здесь, а мыслью – вдалеке.
Летим туда, где мы сейчас нужны, –
Через моря и сушу – налегке.
Что я не столь проворен, гложет мысль.
Ты вдалеке – затерян я в мирах.
Земля с водой во мне в одно сплелись,
Живого превращает время в прах.
Ни толку и ни пользы – никакой…
Одни лишь слёзы горькие – рекой.

45.

Два элемента, лёгких, невесомых, –
Огонь страстей и воздух дум моих –
К тебе летят и лишь одним влекомы:
Желаньем слить в единое двоих.
Когда послы покинут ту обитель,
Земля с водой, во мне соединяясь,
Отыщут в меланхолии укрытье,
Где превратятся вместе с желчью в грязь.
И только с возвращением посольства,
Что возвестит о здравии твоём,
Отступят суета и беспокойство,
И жизненный родник забьёт ключом.
Меня о счастье мысли укачали.
Но нет тебя – и снова я в печали…

46.

Мои глаза и сердце на ножах,
Деля завоеванье меж собой.
Чувствительному сердцу зренье – враг:
От хищных глаз – сердечный перебой.
Тебя упрятать хочет сердце вглубь –
От сглаза и соблазна уберечь.
Перечат очи: взглядом приголубь –
Долой заботы воз постылый с плеч!
Определил вердикт высокий суд –
Он мысль, тобой которая жива,
Его иначе совестью зовут –
И рассудил на собственность права.
Да будет так: глазам – твой светлый лик,
А сердцу пусть – любви живой родник.

47.

Глаза и сердце заключили мир,
Творя друг другу добрые услуги.
Когда не тешит взора их кумир,
След различишь в очах сердечной муки.
Твой облик если в них запечатлён,
Сердечные готовят угощенья,
В разлуке отзываются на стон,
Рисуя образ милый в утешенье.
Любви с воображением хвала:
Хоть вдалеке, но ты со мною рядом.
Покуда мысль меня не подвела,
Тебя касаюсь чувственным я взглядом.
Ты предо мной. И если мысли спят,
Всевидящий разбудит сердце взгляд.

48.

Когда придётся мне покинуть дом,
Любой предмет упрячу под замок,
Предотвратить коварный чтобы взлом,
Рачительности дать иным урок.
В сравнении с тобою вещи – вздор.
Ты – ценный клад и горькая печать,
Скреплён которой тяжкий приговор.
И силою тебя не удержать.
Ни в шкаф и ни в сундук не запереть:
Давно утерян ключ от тех замков…
А любящее сердце – та же клеть,
Но на тебе ведь тяжких нет оков.
Боюсь, что не вернёшься ты назад, – 
Ценнейшему трофею каждый рад.

49.

На тот момент, когда решишься вдруг
Ты на разрыв, снедаемый досадой,
Что поразит тебя, как злой недуг,
И наш союз покажется накладным;
На тот момент, когда твой гордый вид
Покажет безразличье и презренье,
И что струною чувство не звенит,
Из глаз исчезло прежнее горенье;
На тот момент, когда уйдёт любовь, –
Сумею укрепить своё сознанье.
Ничтожен я… Не пожалею слов,
В свидетельстве – в твоё же оправданье.
На стороне твоей стоит закон,
И нет для отчуждения препон…

50.

Ох, тяжкий путь!.. В конце отрады нет…
Насколько, понимаю, ты далёк…
И лишь усугубляет тяжесть бед
Сознание, что так я одинок.
Бедняга-лошадь тем утомлена,
Что неподъёмный груз лежит на ней –
Печаль моя, глубокая, без дна –
Ей с каждым шагом, как и мне, трудней…
Моя ей даже шпора не указ –
И, гневаясь, даю ей шенкеля3.
Лишь стон в ответ – и так за разом раз.
Не лошадь – изнемог от боли я…
И мысль сверчком, что впереди беда.
Не повторится счастье никогда…

51.

Моя любовь сумеет оправдать
Медлительность уставшего коня.
А будет ли аллюр ему подстать?
Уносит из желанных мест меня!..
Когда в обратный путь он повернёт,
То, предвкушая страстный эпилог,
Быстрее ветра пустится в намёт.
Но я и ветру шпоры дать бы мог.
Тебе, мой конь, за страстью не поспеть.
Желанию на чувственной волне –
Не плоти вялой! – с ржанием лететь.
Любовь же оправданьем будет мне:
Конь медлил, в край далёкий унося,
Помчусь к тебе, а он – рысцой труся.

52.

Я – как богач, владеющий ключами
От сундука, хранится в коем кладь,
Отнюдь не занимаюсь пустяками:
Без смысла вещи в нём перебирать.
Ведь праздники случаются не часто.
Согласно мы живём календарю.
Отыщешь дат немного в нём ты красных.
И календарь за то благодарю.
Но даже время, мой сундук как будто,
Тебя от повседневности хранит.
И доставляет радости минуты,
Когда случаем будет ларь открыт.
Мне данную свободу я привечу:
В разлуке жить надеждою на встречу.

53.

Согласно древним, тень предметов – мы.
Добьёмся ль толку, суть осознавая?
Не разберутся лучшие умы,
Твоих мильоны теней изучая.
Адонис? Почему, скажи, маляр
Не уместил тебя в канона рамки?
Елена ты – с набором полным чар?
В костюме почему тогда гречанки?
Заговори про вёсны, урожай,
Получишь вновь одной медали грани.
Красу весны во внешности признай,
А урожай богатый – в щедрой длани.
На внешней красоте – твоя печать.
Суть – постоянство будет отличать.

54.

Насколько совершенней красота,
Украшенная верности букетом!
Прекрасна роза: в ней и чистота,
И аромат бушующего лета.
Окраска у шиповника густа
И роз не уступает колориту.
Уколешься о шип его куста –
И подивишься на бутон раскрытый.
Под времени напором сгинет он,
Лишь сожаленье вызвав увяданьем.
А роза даст эссенции флакон –
Сладчайший аромат воспоминанья.
Увянув, ты останешься в стихах.
Их время превратить не сможет в прах.

55.

И ни дворец, ни каменный герой
Не устоят пред вечности лицом.
Ход времени в стихах совсем иной –
В них будешь ты бессмертия гонцом.
И войны монументы истребят,
И распри плод строителей сотрут,
Но не сразит меч Марса всё подряд,
Не выжжет пламя стихотворный труд.
Ни смерть не будет властна, ни вражда:
Живи в веках, стихиям вопреки.
Хвала и честь найдут тебя всегда –
Пусть с лёгкой будет так моей руки.
Вернёшься вновь в час Страшного суда.
До той поры в стихах пребудь – всегда.

56.

Любовь, взыграй во мне, как аппетит,
И будь остра, как жажда утоленья.
Сегодня – сыт и завтра буду сыт.
Но как избыть период пресыщенья?
Любовь, насыть голодные глаза
До степени, когда смежаю веки!
Усталость смоет чистая слеза –
И страсти растекутся снова реки.
Ты, пресыщенье, словно океан, –
Разведены влюблённые тобою.
Кто был вчера любви дурманом пьян,
С тоской пусть наблюдает за прибоем.
А может, ты – тягчайшая зима,
Чтоб нас манили лета закрома?

57.

Я – твой слуга. И мне одно осталось:
Твоим желаньям молча потакать.
А время для меня – такая малость…
И воротить его нужды нет вспять.
И на часы я сетовать не стану,
Их провожу, разлукою томясь.
И торопить не буду миг желанный.
Лишь ты один на всё имеешь власть.
И в мыслях не хочу я быть ревнивцем:
Доискиваться – где ты, как и с кем?
Завидовать не стану тем счастливцам,
Которых призовёшь ты в свой Эдем.
Любовь глупа – прощает снова, снова…
И ничего не видит в том дурного…

58.

Избави Бог, чтоб я, избравший рабство,
Хотя бы в чём тебе перечить мог.
Свобода – величайшее богатство.
К прискорбию, я знаю свой шесток.
Снесу я добровольно заключенье –
По прихоти твоей разлуки зло.
Надеюсь, хватит всё-таки терпенья
Молиться, чтоб тебе во всём везло.
Будь по желанью – с этими иль с теми.
Права твои настолько велики,
Что твой судья – одно лишь только Время.
Иным судить и вовсе не с руки.
Мне – только ждать, в огне страстей сгорая,
Ничуть тебя за то не осуждая.

59.

Ничто не ново – правы ль мудрецы?
И то, что есть, уже бывало прежде?
Когда-то ликом чистые юнцы
Предстали вновь, но лишь в иной одежде?
Поднять бы нам архивы прошлых лет
И с плеч как будто сбросить пять столетий,
Тогда узнали б, правы или нет,
Кто письмена творил впервые эти.
Сравнил бы я сегодняшнее с тем,
Каким запечатлён ты был доныне.
Ужель не отличаешься ничем,
И утвержденье старое – твердыня?
Уверен я, что древние умы
Хвалу творили худшему, чем мы.

60.

Волнам сродни, бегущим чередой,
Спешащие минуты – от начал.
И новая последует за той,
Которую тепло ты привечал.
Рожденье, будто малое дитя,
Стремится к зрелой будущей поре.
Кривым серпом сразят его шутя,
В заведомо проигранной игре.
Пронзает Время юности цветы,
Испахивая в борозды чело.
И кормится плодами красоты,
Творя лишь разорение и зло.
Переживёшь в стихах моих века –
Короткая у Времени рука!

61.

Твоей ли волей ночью не до сна?
И тяжесть не смежает век усталых.
И мысль меня преследует одна –
Мне целый день тебя недоставало.
Подглядывает твой ли дух за мной
Узнать неблаговидные поступки:
А вдруг охвачен праздностью хмельной?
Идти не хочет ревность на уступки.
Твоя любовь не так уж и сильна,
Твои чтоб очи застить пеленою.
Моя душа – от ревности черна! –
Как страж, хлопочет за твоей спиною.
Без устали слежу издалека –
Болезненно ищу следы греха.

62.

Виновен, признаюсь… Самовлюблённость
Мной овладела – телом и душой.
Не излечить ничем мне эту склонность,
Но чувствую, что это – грех большой.
Мне кажется, иных я ликом краше,
Превосхожу сложеньем и умом.
Полна с верхом моих достоинств чаша,
Брожу страстями, будто бы вино.
Иллюзии исчезнут в одночасье,
Лишь стоит мне вглядеться в зеркала.
Да, нахожусь у времени во власти…
Любовь к себе – порока кладезь, зла.
Твоим в себе любуюсь неустанно,
И старость не мешает петь осанну.

63.

Я – против! – всеми фибрами души:
Не подступай, период вредоносный,
Безжалостно тебя что сокрушит
И скроет под собой, как ил наносный.
Поедешь по крутой дороге в ночь,
Что именуют старостью убогой.
И в небыль унесётся юность – прочь –
Теченьем дней, безжалостным и строгим.
Но, как противоядие ножу,
Который вкривь и вкось чело изрежет,
Иную перспективу нахожу,
Где ты в веках останешься всё тем же.
В строках твоя краса заключена.
И будет пусть нетленною она.

64.

Когда я вижу, что творит рука
Безжалостного времени со всяким –
И с замком, что построен на века,
С металлом, поражённым тленья знаком;
Когда я вижу, как голодный зверь
В обличьи моря пожирает сушу,
А суша множит вод число потерь,
Природы равновесие нарушив;
Когда я вижу тлен и пустоту –
Прекрасного всего уничтоженье, –
Осознаю: незримую черту
Любовь преступит тоже в разрушеньи.
От мысли веет холодом могил:
В порочный круг с любовью угодил…

65.

Разрушит Время всё – металл и камень –
И пересилит сушу и моря.
Что красота ей противопоставит?
Не вопреки живёт – благодаря!
Как лету с запахом его медовым
Ветров сдержать осаду и дождей,
Когда ни скалам, ни стальным оковам
Не устоять под мощным прессом дней?
Пугающая мысль… Куда упрятать
Бесценные творенья лучших лет,
Чтоб Время не сгребло их жадной лапой?
Как уберечь красу от зла и бед?
Ничто ей не поможет, кроме чуда.
В моих стихах ей быть – всегда и всюду.

66.

Устав от жизни, смерть зову опять.
Устал я зреть в обносках благородство,
На низкопробном – роскоши печать,
И веру, облачённую уродством,
И почестей фальшивый фейерверк,
И девственность, продажную к несчастью,
И идеал, который вдруг померк,
И силу духа, попранную властью,
Искусство, рот которому зашит,
И глупость, управляющую знаньем,
И правду, у которой глупый вид,
Добро пред злом в покорном состояньи…
Устав от жизни, я сбежал бы прочь,
Но без меня любви моей невмочь.

67.

В век грубый должен жить он почему –
Средь пошлости, морального уродства?
Всевышнему известно одному…
Ужели, чтоб порок имел с ним сходство?
Румяна от румянца отличи –
Похищенное мёртвым у живого.
Заилены живой воды ключи.
И совершенства нет, как такового.
Есть только он, чистейший идеал.
И кровью этой дорожит Природа.
Бездарность поражает наповал
И множится безумно – год от года.
Он – чистый образец из прошлых лет.
Сравнения ему сегодня нет.

68.

В его лице минувшее воскресло.
Оно вернулось к нам издалека,
Когда велась игра с Природой честно,
Играя, не фальшивила рука.
И были не в ходу тогда румяна,
И волосы не стриглись с мертвецов,
Чтоб наложить парик согласно сану
На дряблых старцев и лихих юнцов.
О Время, будь же ты благословенно!
В твореньи прелесть мира воплотив,
Прекрасное явило – откровенно,
Сегодня с днём былым соединив.
Творя, в него вложило столько чувства –
Укором для фальшивого искусства.

69.

Ты всё имеешь – внешность, титул, чин –
Иным не снилось это сочетанье.
Для беспокойства видимых причин
Не сыщет воспалённое сознанье.
Увенчан восхищением, хвалой.
А те же языки, но только втайне
Бранят тебя и тешатся хулой,
Иные о тебе имея знанья.
Они, внутри стараясь различить
Твоей красы и званья отраженье,
Завидную выказывают прыть –
И не находят сходству подтвержденья.
Ужель с порочным опытом знаком
И, как они, слывёшь ты сорняком?

70.

Творят тебе напрасную хулу?
«Прекрасное – мишень для клеветы».
Да не пристанет ложное к челу,
Не опорочит ворон чистоты!
Лишь подтвердит достоинства молва.
Их Время проверяет на износ.
Но порча-сладкоежка какова?..
Не ты ей пищу эту преподнёс?
Ты миновал соблазны юных дней,
Победу в поединке одержав.
Но зависть-червоточина – сильней.
Как скрытый под плащом она кинжал.
Когда б ни тень, ярчайшим из светил
Во многих бы сердцах один царил.

71.

Когда умру, оплакивай меня
Не дольше, чем звонят колокола,
Живых тревожа, душу их садня.
Моя дорога в вечность пролегла…
Не поминай, читая стих, руки,
Что сотворила вязь из этих строк.
К тебе настолько чувства глубоки,
Что скорбь невыносима, видит Бог!..
Когда с землёй сравняюсь я сырой,
Забудь моё ты имя навсегда.
Любовь сильнее смерти? Сей игрой
Не увлекайся больше никогда.
Не осмеял никто чтоб за любовь,
Набрось быстрей забвения покров.

72.

О, чтобы не был ты обременён
Рассказами о мнимых достояньях,
Чтоб был поступок каждый объяснён, –
Сотри меня ты лучше из сознанья.
И обелить усилия – оставь. 
Не вешай мне на гроб хвалу пустую.
Дороже в проявленьях простота.
Поведает пусть истину скупую.
О, чтобы чувства нежные могли
Не фальшью показаться пустозвонной,
Их след пусть затеряется в пыли –
Пускай не застят свет тебе оконный.
Мне стыдно за никчемные труды,
И что боготворил ты их плоды.

73.

Во мне ты видишь года поздний срок:
Оставшиеся листья на ветвях
Дрожат и ветру подставляют бок,
И с клироса не слышно соловья.
Во мне ты видишь сумеречный свет:
Светило спрячет лик за горизонт –
И вмиг подступит худшая из бед
В обличьи ночи, запирая вход.
Во мне ты видишь тлеющий костёр:
Там юность упокоилась навек,
На смертном ложе руки распростёр
Огонь – в золе забвенья – и поблек…
Любовь от осознания потерь
Крепчает с каждым днём, ты мне поверь.

74.

Ты примирись, что мой арест жесток, –
И никакой залог тут не поможет.
Но я продолжусь в жизни этих строк,
Ведь память и стихи – одно и то же.
Вглядись в письмо – и разглядишь в нём суть,
Ту часть меня, что связана с тобою.
Земле – земное. Богу – дух вернуть?
Тебе!.. Как ожерелье дорогое.
По бренной оболочке не тужи:
И как тут ни верти, а стать ей прахом.
У негодяев длинные ножи,
Но нагнала душа на подлых страху.
Цена земного в том, что есть внутри.
А дух – в стихах. Твои они, смотри!..

75.

Для ненасытной мысли пища – ты,
Как для земли потрескавшейся – ливень.
Богач я, что боится нищеты, –
Душа без благосклонности остынет.
Несметным я своим богатствам рад,
Но вороватый век без краж не может.
Тебя мои глаза боготворят,
А мой восторг стихами лишь умножен.
И, пиршеством пресытившись порой,
Изголодаюсь тот час же в разлуке.
Судьбы я не хочу себе иной –
Без счастья со сладчайшей вкупе мукой.
То чахну, то в излишествах тону.
То сытый, то у голода в плену.

76.

Почто стихи не блещут новизной
И формою не столь разнообразны?
Почто пишу в манере я иной,
Приёмов не приемлю несуразных?
Почто твержу всё время об одном
И темам подновляю лишь одежды?
Мне изменить что-либо не дано.
И узнаваем буду, как и прежде.
Моя любовь, ты лучшая из тем –
Я о тебе пою, и в постоянстве
Словами растекаюсь лишь затем,
Чтоб в новое облечь тебя убранство.
Старо и ново солнце – каждый день.
Мне – то же о любви твердить не лень.

77.

Ты зеркалом владеешь и часами
И свойства их на свой толкуешь лад.
Совсем иначе с чистыми листами,
Где строишь мысли звонкой звукоряд.
Так зеркало в минуты откровенья
Собой напоминает зев могил,
А стрелки на часах в своём движеньи –
Что ты в цейтнот случайно угодил.
Бумага лишь останется правдивой
И всё удержит в памяти, как есть.
Записанные мысли – чем ни диво?
Перо, бумага, вам хвала и честь!
Используем предмет по назначенью.
Послужит пусть он знанью и уменью.

78.

Столь часто обращался я к истокам
И вдохновенье черпал без конца,
Что подражанья хлынули потоком,
Предметом торга стали для дельца.
Да, я запел, доселе безголосый,
Бесчувственный – зашёлся страстью вдруг.
Пера заправский мастер без вопросов
Себе присвоил то, что дал мне Друг.
Ты служишь путеводной мне звездою,
Иным – лишь stylus4 правишь иногда.
Кропают вирши твёрдою рукою,
А страсти не отыщете следа.
Твоя душа стихи мне освятила –
И в слове потому такая сила.

79.

Покуда был ко мне ты благосклонным,
Изящный стиль господствовал в строке.
Но нынче я от темы отстранённый –
И Музы след растаял вдалеке.
Ты, как предмет поэзии высокой,
Воспетым должен быть другим пером.
Те, черпая из чудного истока,
Обязаны воздать тебе добром.
И, грубо льстя, твою же добродетель
Облечь должны в высокие слова.
Ты – лучшее, что может быть на свете,
И потому их песня не нова.
Хвалу за песнь певцу творить не надо:
Ты – дивного создатель звукоряда.

80.

Я онемел… И мой повержен дух…
Меня опередил другой пиит.
Творя тебе хвалу, мне шлёт недуг
Капризной Музы новый фаворит.
Ты – будто бы бескрайний океан.
Я – малая, но гордая ладья –
Несусь, на шторм не глядя, ураган,
Фрегата самолюбья не щадя.
Держусь твоим лишь взглядом на плаву.
Избранник твой идёт иным путём.
Я потому лодчонкою слыву,
А он – морским роскошным кораблём.
Ему – простор, мне – каменистый брег,
Куда швырнёт любовь, что ты отверг.

81.

Мне пережить тебя ли суждено,
Иль ты перенесёшь годину злую?
Но вечно жить в стихах тебе дано,
А вот меня никто не вспомнит всуе.
Бессмертны строки, где витаешь ты.
То я, певец, пригубивший безвестность,
Растаю, жалкий, в бездне пустоты,
А ты – в глазницах будешь жить помпезно.
Стихи – нерукотворный монумент.
Живущий иль покуда не рождённый
Тебя узнает – через сотни лет! –
Столь совершенным был ты сотворённый.
Ты будешь жить – перу тебя сберечь –
В устах, где проявленье духа – речь.

82.

Ты вдохновенью не давал обет –
Пишу по зову я своей души.
Да, предан, только в том позора нет.
Судить меня за это не спеши.
Умом и ликом выше похвалы,
Но как приятны лестные слова!..
Чужие речи так тебе милы,
Что кругом от елея голова.
Риторикою блещет новый слог,
И новомодным изыском – строка.
Писать бы этим слогом тоже мог –
О нет! – настолько тема глубока!..
Косметика в строке – для бледных щёк.
Ты стих на полнокровие обрёк.

83.

Ужели в украшательстве нужда?
И так блистаешь совершенством форм.
Лесть для меня воистину чужда!
Другим подхалимаж – сладчайший корм.
Живое ты свидетельство тому,
Что в лишней не нуждается хвале.
Ужель тебе не ясно самому –
Намерено ведь в уши льют елей!
Мне сдержанность вменяешь в смертный грех?
Пусть риторы поют иную песнь!
Безудержность и мнимый их успех
К забвенью приведут – за ложь и лесть.
Настолько много жизни в бездне глаз!..
Ничто в сравненьи всех поэтов сказ.

84.

Отыщешь ли кого красноречивей,
Кто о тебе сказать бы лучше смог?
Что ты внутри себя таишь – правдивей –
Любому дашь достоинства урок.
Убог и примитивен тот в потугах,
Кто прелести пером не передаст.
Взыскать он не сумеет по заслугам.
Ты сам – красы земной могучий пласт.
Пускай венец скопирует природы
Как есть, не прибавляя ничего,
И пронесёт, как светоч, он сквозь годы
Хвалу от Аполлона5 самого.
Умен, пригож, но лесть тебе дороже,
А льстец всегда во всём – один и тот же.

85.

Безмолвствую… Связали мне язык
Трактатами учёные мужи.
Живительный используют родник.
Им Музы – дамам будто бы пажи6.
Я – в мыслях (а они – в пустых словах)
Кричу «Аминь» по поводу и без.
Хвала застыла на немых устах,
В зеницах – неподдельный интерес.
Заслышав величавых гимнов тон,
Свой голос строю с ними заодно.
И «Верно» восклицаю в унисон,
Хоть и расслышать это не дано.
Коль за слова пустые им почёт,
Прими хотя бы искренность в зачёт.

86.

То ль парус столь напыщенных стихов,
Что, как пират, погнался за добычей,
Швырнул меня в кольцо стальных оков
И мысли в те оковы закавычил;
А то ли дух, владеющий пером,
Его что посещает еженощно,
Меня же, проверяя на излом,
Слепит, полуды блеском застит очи?
Но нет! Ни он, ни опусы его,
Ни призрак старца7, что невежд дурачит,
Не осветят предмета самого,
Не разрешат поставленной задачи.
Когда я благосклонности лишён,
Молчать – удел – судьбою предрешён…

87.

Прощай… Ты оказался слишком дорог,
Чтоб я тобой, ничтожнейший, владел.
Свободен. И твоих достоинств ворох
Всё по местам расставил: не у дел…
А без высокого соизволенья
Развеялся мой мир былых заслуг –
И наступило горькое прозренье…
И счастье тотчас выпало из рук.
Ошибочно ты счёл меня достойным,
Но оказалось всё наоборот.
Бери своё обратно – преспокойно,
Случился коль в сужденьях поворот.
Казалось, бороздил фрегатом море –
Щепой скользил, с волной ничуть не споря…

88.

Коль выставишь меня ты на позор
И превратишь в посмешище публично,
Сам подпишу себе я приговор –
О клятвах помнить как-то неприлично.
И буду пред толпой держать ответ
О слабостях и мнимых прегрешеньях:
Молчал, не говорил ни «да» ни «нет»,
Был половинчат в принятых решеньях
И мучился раздвоенностью чувств…
Мой выигрыш настолько очевиден,
Что без него душою был бы пуст
От чувства нанесённой мне обиды…
Моя любовь и преданность сильна –
Снесёт потери тяжкой боль она…

89.

Придумай что-нибудь, вмени в вину –
И стану осуждать себя за это.
Скажи, что я на дне – пойду ко дну.
Хромой? Приму за чистую монету.
Не сможешь на меня навлечь ты зло.
И, зная слабость, сам себя бичуя,
Клеймо себе поставлю на чело,
И о тебе не вспомню даже всуе,
И словом злым тебя не оскверню, –
Об имя не споткнуться б ненароком…
И чтоб не подложить тебе свинью8,
Исчезну отовсюду я до срока.
И, в мыслях объявив себе войну,
Я проиграть её не премину.

90.

Возненавидь, отвергни ты меня
Сейчас, когда весь мир идёт войною;
С Фортуной заодно, стараясь смять,
Рази немедля, а не после боя.
Не бей, когда печали разомкнут
Свои тиски у горя в арьергарде.
Дождь утром к ночи бурной ни к чему,
как и отсрочка, гибель коль на карте.
Бросая, ты не жди, чтоб я устал
От мелких бед, что одолеют роем,
Ударь, когда несчастий первый вал
Фортуны злой всей силою накроет.
И горести, что горе мне несут,
С потерею тебя утратят суть.

91.

Тот знатностью гордится, тот – сноровкой,
Тот – силой, этот – властью над людьми,
Тот – платьем – несуразною обновкой,
Тот – гончими, а этот – лошадьми, –
Отраду ищет всяк себе по нраву…
Но не влечёт вся эта мишура.
Владею ценным кладом я по праву?
Ужель – воображенья игра?
Твоя любовь ценней происхожденья,
Богатства и нарядов дорогих,
Охот загонных, лошадьми владенья.
Ты – большее, чем то, что у других.
Трясусь, несчастный, как последний скряга,
Что волею своей отнимешь блага.

92.

Тягчайшим оглуши – сверши побег!
Любовь твоя – гарантия на жизнь.
Разлука, смерть как будто бы на грех
В одно тугим узлом переплелись.
Бояться ль надо худшего из зол?
Чуть охладеешь – тот час же умру.
И мой не разглядит погасший взор,
С кем будешь ты на жизненном пиру.
Непостоянством зря меня не мучь –
Зависит жизнь от этих перемен.
И право на любовь, как солнца луч, –
То ль быть с тобой, то ль превратиться в тлен.
Предстало счастье новой стороной:
В неведеньи найти души покой.

93.

Да, буду жить слепцом я благодушным,
Как муж, что верит на слово жене.
Приязнь ко мне лучит твоя наружность,
А сердцем на другой ты стороне.
Глаза твои – чистейшие колодцы –
В них разглядеть не сможешь неприязнь.
Лицо случайной краской не зальётся,
И речь не потеряет мысли вязь.
Природа посчитала неуместным
Отобразить на лике след вранья.
И после он останется прелестным –
Не только, к сожаленью, для меня.
Ты так похож на Евы подношенье!..
Красив, как бог, но склонен к прегрешенью.

94.

Кто причинить не может властью вред,
Зло не творит, в суждениях свободен,
Твёрд, как кремень, не знает слова «нет»,
Неколебим и лгать кто не способен, –
Имеет благосклонность тот небес.
Не разорит заветного богатства,
Не ляжет злой Фортуне он под пресс.
Очарованью может всяк поддаться…
Вот так же дарят лету аромат
Цветущие по прихоти растенья,
Но если поражён болезнью сад,
То быть им сорняку лишь жалкой тенью.
Порой горчит полынью сладкий мёд.
И лилий гниль нещадно в ноздри бьёт.

95.

Прелестны даже тёмные дела,
Которыми грешишь ты иногда.
Сберечь красу и роза не смогла –
Её сгубила порча навсегда.
В стремленьи прилепить ярлык к челу
Творят над головой в сияньи нимб.
Ужель хулят? – О нет, поют хвалу,
Возносят, как героя, на Олимп!
Прекрасная обитель для греха –
Его скрывает благостный фасад.
Медали сторона, что столь плоха,
Вдруг засияет, будто на парад.
Да не коснётся пусть тебя порок –
В плохих руках затупится клинок.

96.

Одни твердят, что молодость – твой грех,
Распущенность – другие, третьи – век,
Что обрекает знатных на успех, –
От этого твой образ не поблек.
Кто скажет, что на пальцах королев
Поддельный камень – вовсе не брильянт?
Ценим ты у мужей и юных дев
За щедрость, благодушье и талант.
Представить страшно, скольких бы ягнят
Зарезал волк, сумей ягнёнком стать?
Любого положеньем соблазнят.
Тебе такое будет ли подстать?
Зря не греши. Любовь моя сильней!
Моим ты будешь до последних дней.

97.

Как близнецы – разлука и зима…
Ты рядом был – парил на крыльях год.
Декабрь… В душе сплошная кутерьма…
В свинцовый тон окрашен небосвод…
А ведь расстались летнею порой!..
И проросли печали семена –
И горькие плоды легли горой.
Почил муж в бозе, но родит жена…
Такой не позавидуешь судьбе –
Скитанья, неуют и нищета…
Весны и лета прелести – тебе,
В отсутствии – и птичья трель не та.
Бледнели даже листья, слыша песнь,
Как будто о зиме дурную весть.

98.

Весна… Но ты, к несчастью, не со мной…
И пышно-пёстрый мне апрель немил.
Тяжёлой меланхолии настрой
С Сатурном заодно лишали сил.
Красоты не тревожили весны,
Не радовал цветочный аромат.
Исчезло ощущенье новизны –
Ничто не волновало больше взгляд.
Не радостны ни лилий белизна,
Ни аромат, ни тон пунцовых роз.
Они – лишь тень, лишь отголосок сна,
Где ты витал, желанный, в мире грёз.
Зимы царил печальный эпилог.
И мне апрель ничуть помочь не мог…

99.

Бранил фиалку так я за наряд:
«Прелестный вор, ты, Друга обобрав,
Присвоила сладчайший аромат,
Плеснув на щёки пурпурный9 состав,
Что с вен взяла, разбавив многократ».
И лилию – за кражу с рук белил,
И майоран10 – за пряный вкус, за цвет.
И розу за шипы и тон бранил –
Краснеть, бледнеть ей и держать ответ!
Досталось розе чайной за кураж,
Что выкрала дыхание из уст.
Краса и аромат теперь – мираж:
Недугом поражён роскошный куст.
Я наблюдал за множеством цветов:
Воруют ведь! – Обычай их таков.

100.

Не посещаешь, Муза, почему,
И не даёшь душе моей настрой,
И песню посвящаешь не тому?
К лицу ли Музе творческий застой?
Ко мне, прошу, немедленно вернись,
Перо высоким слогом удостой
И новую вдохни в ту песню жизнь,
Маня воображения игрой.
И пристально вглядись в прекрасный лик.
Отыщешь увядания следы –
Возьми сатирой Время ты на штык,
Всё лучшее спасая от беды.
Не отдавай до времени красу –
И отведи бесчестную косу.

101.

Когда поднимешь, Муза, свой престиж,
Искупишь чем, ленивая, вину?
О Друге почему не говоришь,
Не постигаешь истин глубину?
Не скажешь ли, строптивая, в ответ,
Что чистый образ потому и чист –
Потребности насущной в кисти нет! –
Сам по себе он ярок и лучист.
Не оттого ль нема, что в похвале
Прекрасному нужды нет никакой?
Чела его чтоб не коснулся тлен,
Сон потерять должна ты и покой.
Как долг исполнить, Музу обучу,
Ведь эта мне задача по плечу.

102.

Люблю сильней, но вида не подам.
Люблю сильней – не на людях – тайком.
Разменная монета чувства там,
Где на виду они, не под замком.
Цветение любви душою всей
Приветствовал – и песнь текла рекой.
Поёт в начале лета соловей,
Молчит, когда наступит летний зной, 
Не потому, что страсть его прошла,
О кратком сроке чувств ушла печаль, –
Что с каждой ветви музыка слышна:
Где буйный цвет, там не отыщешь чар.
Как летом соловей, умолк и я,
Чтоб песня не наскучила моя.

103.

Скудна, убога нынче Музы мысль,
Хотя могла предстать во всей красе.
Ведь благодатной темой увлекись –
Блистать тебе на первой полосе.
Что не беру пера, моя ль вина?
Взглянул я в зеркала, а там твой лик –
На нём и чувств, и мысли глубина.
Иссяк мой, к сожалению, родник…
Пусты, к несчастью, Музы закрома,
Натужно потому молчит она.
Воображенья скудость и ума
Мешают ей воздать тебе сполна.
О многом мог бы рассказать мой стих…
Но зеркало правдивей слов моих.

104.

Состариться не можешь ты, мой друг!
Что для тебя чередованье дат?
Трёх зим холодных миновал недуг.
С трёх лет их пышный стряхнут был наряд.
И осень забрала трёх вёсен шарм,
Дождями краски смыты с их лица.
Июньским отдана была кострам
Вся прелесть трёх апрелей – до конца.
Но ты всё тот же!.. Стрелка на часах
От цифр бежит, решимости полна.
Ужели превратишься тоже в прах?..
Ужель глаза мне застит пелена?..
Скажу грядущим дням я: «Как назло
Минуло лето, с ним – его тепло…»

105.

Не идолопоклонник я, отнюдь.
Ты для меня один лишь – божество.
В хвалах моих и песнях ты пребудь,
Ведь предан я тебе всем существом.
Ты добр сегодня, завтра будь таков –
Не терпит совершенство перемен.
От сладких не страдаю я оков,
Стиха достоин столь почётный плен.
«Прекрасный, добрый, верный» – стих о том.
Не в содержаньи разница – в словах.
«Прекрасный, добрый, верный» – три в одном.
И темы эти все в одних устах.
«Прекрасный, добрый, верный» – о тебе.
Что было врозь, в одной сплелось судьбе.

106.

Когда листаю след былых времён,
Истраченных на поиск божества,
И нахожу там множество имён –
Прекрасному свидетельство родства,
Тогда в примерах лучшего из всех
И в описаньях рук, очей и уст
Я вижу незначительный успех –
Воспеть тебя волной волшебных чувств.
В хвале их лишь пророчества видны
О нынешнем, где ты царишь один.
Их зренью не хватает глубины,
А знанью – побудительных причин.
Порой подводит мастера резец,
Когда пред ним прекрасный образец.

107.

Ни собственные страхи, ни виденья,
Ни о грядущих днях пророчеств пыл
Влиянья не окажут на воззренья
И не прикажут, чтоб очаг остыл.
Вот так луна перенесла затменье –
И прорицатели смеются над собой.
Исход благополучный и везенье
Оливами дают вражде отбой.
И времени целительное средство
Мою любовь на крыльях вознесло.
Я в будущих веках в стихах воскресну –
Слепым и безголосым всем назло.
И памятник в стихах ты обретёшь.
Цена гербам, гробницам – медный грош.

108.

Что есть, чего не передам в письме,
Чего в стихах не выразит мой дух?
Что нового сказать придётся мне
И чем любви моей потешить слух?
Одно – привлечь молитв высокий слог.
Кощунствую? – Иначе не могу!
Хоть старость распахнула свой чертог,
На прежнем пребываю берегу.
И в состояньи новом старых чувств
Не принимаю бренности урок.
Не о морщинах песнь течёт из уст –
И молодость души тому залог.
Любви постигну вечной глубину.
И возраст не поставлю ей в вину.

109.

Неверен будто сердцем я? – Не верь!
Казалось, что в разлуке охладел!
Мне за собой захлопнуть легче дверь,
Чем у любви остаться не у дел.
Ты – дом моей любви! И, уходя,
Всегда я возвращался – в точный срок.
Смывал слезами, каплями дождя
Я грязь и пыль неправедных дорог.
Не верь, что я не выдержал осад,
Что имя запятнал своё и честь.
Ведь ты – в благоуханьи райский сад
И воплощенье лучшего, что есть.
Мне без тебя и рай – совсем не рай.
Ты – альфа и омега – так и знай.

110.

Я, как челнок, сновал – туда-сюда,
Лоскутно жил и вёл себя, как шут,
Грешил и продавался без труда,
И мысленно вершил неправый суд,
И в верности усматривал подвох,
Притом мораль ничуть не брал в расчет,
Но свежесть чувства всё-таки сберёг,
Придав всего лишь новый поворот.
Покончив с этим разом навсегда,
Я клятвенно заверю договор.
Сомненья пусть исчезнут без следа:
Коль обречён любить, к чему тут спор?
Любовь, меня собою излечи –
От сердца своего верни ключи.

111.

Фортуна, на тебе лежит вина,
Что в пагубных поступках я погряз.
У Музы есть иная сторона,
Что лицедейством занята подчас.
Пропитанный пороком я до дна!
Настолько эта мета глубока,
Что и душа теперь моя черна,
Как будто у красильщика рука.
Я пред тобой – послушный пациент.
Излечит уксус с мёдом пусть чуму.
Она во мне бушует, застит свет
И быть мешает верным одному.
Меня за прегрешенья не казни.
Любовь, известно, жалости сродни.

112.

Любовь и жалость сгладят пусть скандал,
Что выжег столь вульгарное клеймо.
Гроша за кривотолки я не дал.
Захочешь – и затихнет всё само.
В себе ты заключаешь целый мир.
И мнение о добром и худом
Я черпаю из слов твоих, кумир,
Сужденья задают поступкам тон.
Химера слухов пусть идёт ко дну.
И чтоб душа очиститься смогла,
Гадюка будто, уши я заткну –
Пускай не достигает их хула.
Ты – светоч, мой всевластный господин.
Пусть сгинет всё, живи лишь ты один.

113.

Ослеп… Одним тобою поглощён…
И фокус внутрь направлен, в глубину.
А то, что видит взор со всех сторон,
Кошмарному уподобляет сну.
Обыденному зренью места нет.
Не до цветов ведь сердцу, не до птиц.
Что предо мною?.. Промелькнул предмет?..
Движенье мимолётное ресниц?..
Глаза не занимает мир теней…
То ль горы видят, море ли вокруг,
День или ночь, ворон иль голубей –
На всём лежит печать твоя, мой друг.
Душа, всё не вмещая в закрома,
Неверным зренье делает сама.

114.

То ль вправду коронован был тобой,
Что жадно пью я лесть – чуму монархов,
То ль зрение дало нещадно сбой,
Алхимию впитав любовных знаков, –
Творить чтоб херувимов из существ,
Что обитают рядом, по соседству.
И чтобы даже дух дурной исчез,
В лучах несут целительное средство.
Мне нагло отравила душу лесть.
Душа готова жестом королевским
Всё выпить, что пред жадным взором есть,
Как аргумент, доходчивый и веский.
Но очи, будто преданный слуга,
Ломоть вкушают первый пирога.

115.

Что не могу любить сильнее, лгал –
Да просто я не знал тогда причин!
И что накроет чувств девятый вал,
От искры вспыхнет тысяча лучин.
И, принимая Времени игру,
Что ставит под сомнение обет
И ценность превращает в мишуру,
Снимает с заповедного запрет,
И, тирании Времени боясь,
«Люблю всего сильнее!» не изрёк:
Сегодня надо мной имело власть,
День завтрашний был так ещё далёк!..
Любовь – дитя. Расти ему, расти…
За ложь мою невольную прости…

116.

Не дайте мне препятствия найти
Для брачного союза верных душ.
С любовью лживой мне не по пути –
Обмана, пусть в угоду Року, чужд.
Любовь как веха, знак на берегу,
Она как путеводная звезда.
И, заблудившись, путь найти смогу,
Но сути не постигну никогда.
Не для неё роль Времени шута,
Под чьим серпом спадёт краса с лица.
Но постоянство – главная черта –
До часа рокового, до конца.
Докажете обратное? Ну, что ж…
Любовь и всё написанное – ложь…

117.

Свой суд верша, поставь ты мне в вину
Молчанье Музы – самый тяжкий грех.
Любви не оценил я глубину
И прочность уз, что прочили успех.
Не с теми я компанию водил –
Их души пребывали под замком.
Был парусу попутный ветер мил,
Но ты ведь оставался далеко!
Ещё о своенравьи не забудь,
Что о любви догадкам не внимал.
Прицелься взглядом, но не как-нибудь:
Уж если убивать, так наповал.
И прекрати бессмысленный допрос.
Да, проверял любовь я – на износ…

118.

Мы любим то, которое горчит
И придаёт пикантность остротой.
Чтоб возбудить угасший аппетит,
Полынный принимаем мы настой.
Тобою не пресытишься никак.
Но вот благополучья дурнота –
Болезни будто скрытой тайный знак.
И, значит, пью лекарство неспроста!
В любви усвоил пагубный урок:
Приняв недомогание за хворь,
Себя же истязаю больше впрок,
Глотаю горечь, будто бы в укор.
Сомнение тревожащее, сгинь!
Не лечит – отравляет лишь полынь.

119.

Я снадобье магическое пил –
Соблазн, обман и гибель – всё в одном.
Отчаянье с надеждой – пара крыл:
То ввысь взметнут, а то швырнут на дно.
Ты заблуждалось, сердце, глубоко.
То лишь казалось – счастье через край.
В глазах двоилось, будто бы окно
Манит одновременно в ад и в рай…
На пользу вред!.. Любовь посредством зла
Окрепла только, будто бы стена.
И то, что сдвинуть с места не могла,
Вершит, великодушия полна.
«Нет худа без добра», – твержу опять.
Втройне верну, что вынужден терять.

120.

Что довелось мне прежде испытать,
На пользу лишь – мой укрепился дух.
А повторись, согнулся бы опять?
На сердце не надеть стальных кольчуг…
Но если ты жестоко потрясён,
Как я когда-то, побывав в аду,
Размолвку ту сочтёшь за страшный сон,
В котором я на помощь не приду.
А мне бы вспомнить, как страдал я сам.
Тогда бы нанесённый мной удар
Смягчил бы, приложив к груди бальзам –
Замешанный на чувстве скромный дар.
И потому-то так теперь саднит
Боль причинённых ранее обид.

121.

Честней быть подлым, чем считаться им.
И если вдруг не тот ты, кем слывёшь,
Развеется досужих мнений дым,
Которым и цена – всего лишь грош.
Но должен почему лукавый взгляд
Оценивать моей натуры пыл?
Лишь тот клеймит позором всех подряд,
Кто о бревне в глазнице позабыл.
Да, вот он я, такой, как был и есть!
Пусть бросит камень, кто безгрешен сам.
В отличье от меня понятье «честь»
Для них самих – пустой ненужный хлам.
Но если ложь в строках и между строк,
То, значит, миром властвует порок.

122.

Подарок твой – для записей тетрадь –
Мной отдан был… Но голова ценнее.
Пусть в память долгосрочную ту кладь
Уложит – так надёжней и вернее.
И, с сердцем разделив, пусть сохранит
До той поры, пока забвеньем стёртый
В труху не превратится тот гранит –
Живой в одних правах не станет с мёртвым.
Бумага что смогла вобрать в себя?..
Мне ни к чему расписки долговые.
Тебя безоговорочно любя,
Я средства отыскал внутри иные.
Мы с памятью по-прежнему дружны,
А ей подпорки вовсе не нужны.

123.

Изменчивое Время, надо мной
Свою ты власть не сможешь укрепить.
Я в пирамидах вижу век иной –
Меж нынешним прочна и прошлым нить.
Наш краток век. И склонны потому
В ладоши хлопать, выражать восторг,
Былое принимать за новизну,
Его к себе впуская на порог.
Бросаю вызов, Время, я тебе,
Былому и сегодняшнему дню,
Коварной и обманчивой судьбе –
За ложность представлений вас виню!
И слову дам я верности обет –
Отныне пусть и до скончанья лет…

124.

В неравном браке будь ты рождена,
Моя любовь, безродный будто отпрыск,
У Времени игрушкой быть должна –
Прекрасного с худым печальный оттиск.
Ты не на том основана, о нет,
Не на капризном случая стеченьи.
До дна вкусила чашу стольких бед
И пышность благосклонную влеченья.
Политика ничто – сей еретик
С непостоянством мелких интересов.
Сама – живой политики родник,
Что не теряет значимости, веса.
Вам, Времени шуты, держать ответ,
За что легли костьми в расцвете лет.

125.

Ни почестям значенья не придам,
Ни клятвам – в вечном чувстве завереньям.
А вечности конец тогда и там,
Где наступает горькое прозренье.
Обители роскошеств созерцал –
За наслажденье плата непомерна.
Их рушили в опале наповал.
Умеренность во всём первостепенна.
Мне преданным быть сердцем ты позволь
И скромное прими преподношенье.
Моя ведь не второго плана роль,
И подыграть мне – мудрое решенье.
Осведомитель подлый, руки прочь!
Душа верна – её не превозмочь.

126.

Прелестный мальчик, власть твоя настала
Над временем, кривым серпом, зерцалом.
Моя на убыль жизнь, твоя – в расцвет,
И будто бы тебе указа нет.
Над разрушеньем у Природы власть.
Отводит от тебя она напасть,
Унизить чтобы Время мастерством
В потехе над ничтожным естеством.
Но устрашись, любимец наслажденья:
Не вечно у Природы вожделенье!
Ей по счетам придётся отвечать –
В балансе на тебе одном печать…

127.

Был в прошлом эталоном красоты
Лишь только светлый с рыжим тон волос.
Усматривали в тёмном зла черты.
Но ныне естество перевелось.
Рисуют на лице, кому ни лень,
Уродство представляя красотой,
Тем самым на неё бросая тень,
Не оставляя даже места той.
Черны глаза любимой, как агат.
И брови, словно ворона крыло,
По красоте как будто бы скорбят,
По тем, кому с рожденья не везло.
В глазах печаль, но траур ей идёт.
Взглянув, оценит всяк красы оплот.

128.

Я, слушая так часто экзерсис
На клавесине чёрном и невзрачном,
Вдруг замечал, как лёгок был и быстр
Твой танец рук, движения изящны.
И клавишам завидовал, что их
Касалась ты подушечками пальцев.
Не выносил касаний губ чужих,
Которые полны к тому же фальши.
На месте их не так бы заиграл,
Припав к ладони нежными губами.
И чистою мелодией хорал
Навёл бы мост прочнейший между нами.
Свои ты пальцы клавишам отдай,
А губы – мне, в них чувства через край.

129.

Растрата духа в сонмище стыда –
Вот что такое похоть во плоти!
Коварством отличается всегда,
Сметая с дикой страстью всё с пути.
И столь же вожделения предмет
Презренным станет, сколь желанным был –
И что нарушен верности обет,
И что приманка та лишила сил.
Безумна в домогательстве она
И в обладаньи – истинный буран.
Блаженство выпиваем мы до дна –
Врачуем после боль саднящих ран.
И, зная всё, не знаем одного:
Как избежать безумства самого?

130.

Не схожий с солнцем глаз любимых цвет.
И губы милой – вовсе не коралл.
Ни у кого груди смуглее нет.
Волос черней и жёстче не встречал.
Пусть колер чайной розы манит взгляд,
Но щёки милой – не ему пример.
А тело источает аромат,
Который не оценит парфюмер.
Люблю я слушать, как она поёт,
Но голосок – не ровня соловью.
То у богинь не шаг – сплошной полёт,
С которым поступь милой не сравню.
Красавицы иной прелестней ты.
В сравненьях лживых - гибель красоты.

131.

Ты так же деспотична, как они,
Прелестницы – надменные созданья.
Прекрасному брильянту ты сродни
И так же переменчива в сияньи.
И не у всех ты вызываешь пыл,
Чтоб сердце вдруг забилось учащённо.
Но оттого мой пламень не остыл –
Я не согласен с ними в споре оном.
Поймав лишь на мгновенье дивный взгляд,
Мой каждый стон из многих тысяч стонов
Пусть подтвердит правдивость пылких клятв –
Ты чернотой светлей, чем лик иконный!
Но если в чём ты всё-таки черна,
В поступках лишь – за что осуждена.

132.

Любимая, люблю твои глаза –
В них состраданье горю различишь.
Сердечная обрушится гроза –
Подарят благодать они и тишь.
Не оживит и солнце так восток,
И ранняя вечерняя звезда
Не разукрасит неба мрачных щёк,
Что скрыли солнце будто навсегда.
Но в трауре глаза твой красят лик,
Взывая к сердцу – жалость испытать,
И в дар мне поднести волшебной миг,
Чтоб счастье ощутил и благодать.
Клянусь, сама краса черна, как смоль.
От краски ты иной меня уволь!

133.

Будь проклятым то сердце, что смогло
Одну нам с другом рану причинить.
Теперь должны мы, искупая зло,
Распутывать в узлах и петлях нить.
Твои глаза – как будто подлый плут,
Что отравляет, поднося дурман.
Они и мне, и другу нагло врут,
Осуществляя так тройной обман.
В стальную клеть меня ты заточи,
Но не усугубляй былую боль.
И будут у тебя пускай ключи.
Вот только друга выручить позволь.
Жестокою ты будешь всё равно,
Пока желанья пенится вино.

134.

Он только твой – я в этом признаюсь…
На договор наложена печать.
На плечи лёг тяжёлой ноши груз…
Но всё ж хочу его лишь привечать!..
Не быть ему свободным – ты не дашь.
Покрепче будешь в алчности, чем он.
Гарантом став, твою потешив блажь,
Зафлажен он, как волк, со всех сторон.
А красота твоя теперь в ходу.
Она – расхожий будто бы товар.
И друга привлекаешь ты к суду,
И мне наносишь горестный удар.
Теперь по праву ты владеешь им,
Впридачу – мной, ведь я тобой томим.

135.

На смысле мы сыграем слова Will –
На имени, желаньи – быть, хотеть.
Всех более тебе который мил?
Во мне вместилось всё, а может, треть?
Но ты, желанье чьё так велико,
Моё ничуть не хочешь спрятать внутрь.
И ублажить тебя мне нелегко –
Ты не желаешь быть со мной – ничуть.
Так море, от дождя полнее став,
Не хочет отторгать потоки вод.
К богатству Will и мой ты Will прибавь,
И непременно Will твой возрастёт.
Злонравье соискателям – что нож.
Я – Will, один за всех – красив, пригож…

136.

Ужель меня за близость упрекнёшь,
Что я слепой душе поддался вдруг?
Но знай тогда, что Will твой так хорош
И притязанья – вовсе не недуг.
Заполнит Will сокровищницу пусть.
Моё желанье, будь одним из них.
А в числах разберусь я как-нибудь,
Один – ничто, один – в пустыне крик.
Пусть неучтённым буду я числом –
В оценке «единица» или «кол».
Останусь им – стихиям всем назло,
Тобою возведённый на престол.
И обеспечен именем мой тыл.
Люби меня, моё ведь имя – Will.

137.

Любовь моя, глупец ты, шут слепой!
Зачем внесла мне в зрение разлад?
И – не до любованья красотой!..
Напротив – ей совсем теперь не рад.
Удерживает зренье подле ног,
Как будто бы на якорной цепи,
На крючья глаз неверных чтобы мог
Я здравый смысл и разум прикрепить.
Почто удел считаю тот своим,
Который всем подряд принадлежит?
И почему изъян неизлечим,
И сердцу почему он словно щит?
За то, что разуверился в красе,
Напасти предан, впрочем, как и все…

138.

Любовь даёт мне верности зарок –
Наивно верю в святость этой лжи.
Преподношу и ей самой урок,
В игре обманной вихрем закружив.
Тщеславно веря, будто я простак
И что в игре совсем не искушён,
Прекрасно понимает – всё не так,
Но нами тот вопрос давно решён.
О том, что неверна, она молчит.
О том, что дряхл и стар, и я молчу.
Любовь не любит с правдою коррид,
И правда злой поре не по плечу.
И в том, что лжём, не чувствуем вины –
Наивной ложью оба польщены.

139.

Не облегчай напрасный груз обид,
Которые наносишь мне шутя.
И, благостный придав изменам вид,
Потешь меня, как малое дитя.
Поведай об изменах на словах,
Но не гляди украдкой на других.
Не превращай меня, живого, в прах –
И так во власти полной глаз твоих.
Вердикт во искупление таков:
Приносит коль страдание твой взгляд,
Направь его ты лучше на врагов –
Сразит пусть наповал их всех подряд.
А лучше так: не мучь меня, добей –
И милосердней будешь, и добрей.

140.

Насколько ты жестока, мудрой будь.
Покуда бессловесен этот гнёт.
Потоком слов взорвусь когда-нибудь –
Пускай тебя мольбою захлестнёт!
Благоразумной сделайся скорей.
Не любишь? Пусть. Солги, что сердцу мил.
Пускай больных излечит тот елей,
Что эскулап на раны их пролил.
Отчаюсь если и сойду с ума,
Порочить стану – что с безумца взять?
Жестокий век, ты развращён весьма,
От лжи тебе такая благодать!..
Душа моя, чтоб очернить не смог,
Будь благосклонна – у твоих я ног.

141.

Глазами не люблю тебя, о нет!
В тебе изъянов – и не сосчитать.
Но сердце любит – в том его ответ,
И утешенье в том, и благодать.
И голос твой немил моим ушам,
Крапивою не жжёт касанье рук.
Как с осязаньем быть, не знаю сам,
И с обоняньем острым столько мук!..
Но чувства с проявленьями ума
Не отвели сердечную беду.
Заставила любовная чума
Подобие мужчины жить в аду.
И подсказало сердце мудрый ход:
Сама веди меня на эшафот…

142.

Любовь – мой грех. Ты выше страсти той –
И потому тобою я отвергнут.
Но всё же ты сравни себя со мной –
В греховности упрёки канут в Лету.
Их заслужил, но только не из уст,
Что осквернили колер алой розы.
На них лежит печать фальшивых чувств,
Как и на мне – печать фальшивой позы.
Любовь мою к себе ты оправдай
Тем, что к другим сама пылаешь страстью.
Прольётся нежность с жалостью пускай –
Тебе простятся многие напасти.
Коль снисхожденье во главе угла,
В тупик бы та тропа не завела.

143.

Как носится, смотри, хозяйка-мать
За непослушной птицей по двору!
В стремлении неистовом поймать
На произвол бросает детвору.
В слезах за нею гонится малец,
Отстав, ручонки тянет к ней с мольбой.
Но ей всего дороже тот беглец –
Она его лишь видит пред собой.
Вот так и ты: спешишь за тем, кто люб.
Я – за тобою вслед, как тот малыш.
Поймай предмет желанья, приголубь –
А вдруг и страсть мою ты различишь?
Да будет дан тебе желанный плод.
А там и до меня дойдёт черёд.

144.

Два ангела живут во мне, два чувства –
Отчаянье и радость, боль и смех.
В мужском обличьи светлый – без искусства,
И в женском – тёмный – сонмище утех.
И, извести стараясь, тёмный ангел
На светлого положит чёрный глаз,
Чтоб он ослаб под силой этих магий,
С ним и меня лишить он сил горазд.
Но удалась ли с ангелом затея,
Наверное, сказать я не смогу,
Хоть подозренье всё-таки имею,
Что превратили в дьявола слугу.
В неведеньи, в сомненьи мне отрада:
Возможно, всё же выкурят из ада?..

145.

Любви творенье – губы – мне
Сказали: «Ненавижу Вас я».
И вот сгорай теперь в огне
Своей безумной, дикой страсти.
Но милосердие её
Всё изменило в одночасье –
И полились слова ручьём, 
И стороной прошли напасти.
Иной настрой внесла она
Непринуждённостью общенья.
Так гонит прочь тоску весна,
А день – кошмарные виденья.
И не сравнить звучанье фраз:
«Да, ненавижу, но не Вас».
 
146.

Что мучаешься, бедная душа?
Под бременем скорбишь мятежных сил…
Строенье обветшало и, крошась,
Нуждается, чтоб кто-то обновил.
Насколько непомерная цена,
Настолько мал аренды дома срок!..
И всё равно разрушится стена,
И не пойдут вложенья эти впрок.
Душа моя, на жизненном пути
Не попади ты только к телу в плен.
Божественные сроки обрети,
Отдав часы никчемные взамен.
Не заперта когда ты в тела клеть,
То победить сумеешь даже смерть11.

147.

Как лихорадка ты, любовь моя,
Того лишь жаждешь, что тебя усилит.
Пытаясь сохранить недуг, опять
На грань меня толкаешь – или-или?
И не врачует больше эскулап –
Рассудок мой отчаялся в леченьи.
И притупился он, поблек, ослаб –
Смертельное болезни той теченье.
Напрасен труд – уже не излечим…
Коль не поправить дел – не трать усилий.
Существованье жалкое влачи –
Безумие подрезало мне крылья.
Ты не лекарство, нет, а горький яд:
Темна, как ночь, черна, как сущий ад.

148.

Не те уже глаза, не тот их взор…
Любовь, им перспективу исказив,
Представила всё сущее, как вздор:
То – очернив, а это – обелив.
К чему они имеют интерес,
Другие принимают лишь за бред.
Полуды если очи застит блеск,
То искажённый к ним доходит свет.
Но как вернуть им верность перспектив,
Чтоб стала вновь доступною краса?
Сверкнёт луч солнца, землю осветив,
Очистятся лишь только небеса.
Слепя, любовь доводит до беды,
Скрывая неприглядные следы.

149.

Твой домысел – ужель не суета,
Что не люблю, не мучаюсь от ран?
Иль не плачу сполна я по счетам,
И самому себе я не тиран?
С хулителем твоим я дружен был?
Заискивал пред тем, кого гнала?
И был ли белый свет мне люб и мил,
Когда из уст твоих лилась хула?
Владею ли достоинством таким,
Чтоб, возгордившись, вдруг тебя презреть?
Не ко всему в тебе, как раб, терпим,
Жестокую снося покорно плеть?
Нашёл я избавленье от хлопот:
Ты любишь зрячих – я же слеп, как крот.

150.

Кто дал тебе могущество и власть,
Над всем чтоб мог главенствовать порок,
Чтоб чёрное мог белым объявлять,
И белый день чернить чтоб тоже мог?
Дурное как расцвечиваешь ты,
Что даже в самых худших тех чертах
Усматриваю прелесть красоты,
А тех черню, в ком святость, чистота?
Скажи, постигла суть каких наук,
Отвратное в тебе чтоб так любил?
Пусть презираем я за тяжесть мук,
Но ты мне дай терпения и сил.
Коль вопреки всему любовь зажгла,
Достоин благосклонности, тепла.

151.

Любовь и совесть… Кто их совместил?
Приходит осознание вины,
Когда уже в любви лишился сил,
Её достигнув полной глубины.
Ты неверна, но мне не до святынь –
Сам изменяю лучшему, поверь.
Душа твердит: «Твоя она, остынь!»
С усердьем плоть моя стучится в дверь!
Поднявшись вмиг при имени твоём,
Тебя иметь желает за трофей,
И за тебя стоять, и быть рабом,
Стелиться подле ног – бери, владей…
Я называл «любовью» не тебя –
Пред чем вставал и падал вновь любя.

152.

В любви к тебе нарушил столько клятв!..
Но ты лгала ведь тоже – и немало.
Супругу, мне, а позже – всем подряд,
Из-за чего и ненавистной стала.
Но как в вину поставить мог я ложь,
Когда отпетый сам клятвопреступник?
Об облике твердил, что так хорош,
И взор во лжи и лести был мне спутник.
Я воспевал черты совсем не те
И в светлом представлял тебя убранстве.
И клятву приносил о доброте,
О верности, любви и постоянстве.
Не я виновен, а мои глаза:
Не «против» убеждали – только «за»…

153.

Когда уснул уставший Купидон,
Одна из нимф, прислужница Дианы,
Любовь воспламеняющий огонь
Снесла в источник вод – не жёг чтоб раны.
Заняв тот у священного огня
Животворящий жар, вдруг стал целебным.
Целительными водами маня,
Излечивал от тысячи болезней.
Но факел вновь зажёг любимой взгляд –
Грудь обожгло касанье Купидона.
Был несказанно водам этим рад –
Извёлся до рыдания, до стона.
Нет исцеленья мне… Лишь там оно,
Откуда пламя было зажжено.

154.

Уснул однажды мальчик – бог Любви.
А факел, что сердца воспламеняет,
С собою тут же нимфы унесли,
Гурьбой вприпрыжку мимо пробегая.
Прекраснейшая девственной рукой
Макнула в воду тот источник страсти,
Чтоб легион сердец обрёл покой
И бог чтоб не творил свои напасти.
Источник жар воспринял от огня,
И стал тогда он средством исцеленья.
У ног любимой я. Не для меня
Искать иной источник утешенья.
Огонь любви пучины греет вод,
Вода не студит чувств – наоборот!..