курок

Арьев был прав, мир абсурден,
устратив качества первоначального хаоса;
тяжелеет, давит на плечи, и каждый шаг
совершается с ещё большим наклоном градуса.
впасть бы в спячку, не думать о пропитании,
необходимости поддерживать беседу,
говорить, сочувствовать;
улыбки эти, фальшивые, по сути, - кровопускание:
пользы ноль, но
доктора настаивают на их присутствии.
так от зимы убегают по трапам
обветшалых самолетов, выцветших;
так нелюбимую женщину берут нахрапом;
так за руль садятся уже изрядно выпивши.
и не верится больше словам красивым;
в нежных сказочках
с каждым годом в любой букве прибавляется фальши;
получается, живем для галочки
каких-то прокуроров, воров, мошейников, жуликов
и не важно - хулиган ты или примерный, офисный.
они судят тебя по количеству денежных нуликов -
и чем больше, тем ты желанней, барабрисней, сахарней.
тут не действует логика, правила -
Евклид бы точно запутался в измерениях.
сначала пряником, телевизором, радио
а дернешься, засомневаешься -
кнута добавят, высекут.
и сам мечешься уже перед свиньями бисером,
травишься. лбом бьешь во славу тирана,
Ирода.
все чаще забываешь о бытие независимом,
доволен мизером,
признавая богом человека в костюме барана,
клирика.
даже рифмы, строчки становятся редкими, вялыми
(как в шестьдесят проблемы с эрекцией)
буквы теряют силу, стать;
мыщцами отощалыми
они уже не могут бороться с инфекцией:
все хуже и хуже - болезнь прогрессирует,
тянет, иссушивает, в могилу сводит;
ты последний, мир с ума сошел, агонизирует:
смирись, заправь рубашку, одень улыбку, успокойся.