Гости. Давид Мчедлури-2

    




            «Дружба Народов» 2001, №2


      ПОЛЕВАЯ ТРАВА - МОЯ ПЕСНЯ...
            С грузинского.
      Перевод Валерия Липневича




  Мчедлури Давид Зурабович родился в 1947 г. в г. Рустави. Поэт и критик, автор
  восьми поэтических книг — “Пирмзити” (1975), “Прощание с родным домом” (1980),
  “Сновидение” (1982), “Снежный праздник” (1984), “Сны по наследству” (1986) и
  др. — и сборника критических статей “Оглядим наши дали” (1987). Живет в
  Тбилиси.

            

        ПЕЧАЛЬ ПО ПОВОДУ ИСКУССТВЕННЫХ КУВШИНОК


        Привет, пьянчужки! Я ваш брат пропавший.
        Я рос себе чистюлей лягушонком,
        старательно зубрившим этикет
        достойной жизни в том пруду, в котором
        всеобщее спокойствие царит.
        Лишь ласковым и нежным ветеркам
        разрешено -
        светился весь от счастья мой учитель -
        белые покачивать кувшинки
        из пенопласта, у гранитных берегов.
        Привет, пьянчужки! Я ваш брат пропавший.
        От всех болезней, что случаются от жизни,
        я получил прививки в раннем детстве,
        но об одной, наверное, забыли.
        И вот тоскую вслаcть - так неприлично! -
        по вашему спасительному братству.
        Мне хочется судачить с вами,
        нехитрыми делиться новостями,
        ваш гогот слушать, как орган небесный,
        и наслаждаться руганью священной,
        и гневом проходящего тупицы
        с невинностью ребенка развлекаться.
        Привет, пьянчужки! Я ваш брат спасенный.
        Я выбрался, глядите, наконец,
        из этой тины правил и приличий.
        Пусть ряскою достоинств непонятных
        вас не смущает мокрый мой костюм -
        он скоро высохнет, и я уже не буду
        казаться вам далеким и чужим.
        Доверие ведь сразу не приходит.
        Всю жизнь мы с вами все-таки старались
        так искренно, так честно разминуться.
        Да, я учил уроки на "отлично",
        примерным поведеньем выделялся,
        но часто думал только лишь о вас, -
        когда кувшинками из пенопласта
        положенную заводь украшал,
        когда, как в нерабочий день на службу,
        я к девушке, любимой вроде, шел.
        Привет, пьянчужки! Я ваш брат, нашелся.
        От вас вдали в благочестивом рабстве
        всю жизнь свою примерную провел.
        В пруду стоячем послушаньем и смиреньем
        я кой-чего, наверное, достиг.
        …Но как-то вечером,
        нагая, как купальщица,
        луна возникла в бездне над прудом.
        Привет, пьянчужки!


              * * *
        Все временем пропитано, как богом.
        Он, как туман, в который мы вошли.
        Одежды мокрые и скользкие дела.
        Слова как слякоть.
        Но если мы ему не безразличны,
        найдет, наверно, время и для нас.
        И все вернет без тени осужденья,
        ведь это все - в тумане, да, -
        но все-таки мы сами потеряли:
        любовь,
        добро
        и будущее наше.



              * * *
        Талант любви - он ниже всех талантов.
        Иль глубже всех - в ущелье он, на дне.
        Завален он, как камнями родник.
        Борений глыбы, горестей песок,
        озноб судьбы и страсти мрак
        в смертельной глубине.



            

        МОЯ ПЕСНЯ
       
        Как солома бесцветная и безвкусная,
        полевая трава - моя песня,
        но внесенная в атлас лекарственных трав.
        Кто же скосит тебя, кто взлохматит граблями,
        сложит в копны, и сметает в стога,
        и оставит наедине со снегом и звездами?
        Может, от этого и набирает она
        свою целебную силу.
        Пойдут на нее с севера холодные ветры,
        занесет ее снегом, придавит льдом,
        замочит ручьями.
        На исходе зимы,
        когда кончается душистое сено,
        кто-то хлопнет себя по лбу
        и, прихватив веревку,
        выйдет в белое поле,
        свяжет хорошую вязанку
        и протащит волоком по деревне
        тебя, полевая трава, моя песня.



              В ДОРОГЕ

        Я жил здесь с незапамятных времен.
        И до сих пор я детства скорлупу
        здесь нахожу повсюду:
        в саду, у родника под кручей,
        на гальке у реки и на обрыве,
        где каждый день я солнце провожал.
        Я жил здесь с незапамятных времен.
        Держась за ветер крепкою рукой,
        по камням реку я перебегал
        и на пруды спускался, словно птица.
        Здесь, торопясь, я детства скорлупу
        разбил и разбросал повсюду.
        Нашел сегодня я последнюю скорлупку
        перед впаденьем в гулкую дорогу
        моей тропинки - в самом устье.
        Здесь кончилась вода в кувшине детства.
        И сохнут губы с той поры далекой.
        Вот пастбище. Как бурка родовая,
        укрыло плечи старого холма.
        Здесь пас я скот. И это ремесло
        душа моя до смерти не забудет.
        Я жил здесь с незапамятных времен.
        Туман в ущелье густ, как молоко.
        И ждешь, как в детстве, или волчью стаю,
        или всегда ворчащего медведя.
        Гляжу сегодня - лес как лес
        и листья просто листья.
        И где та дымка, давнее волненье
        и ожиданье радости слепой?
        В кувшине детства кончилась вода.
        И сохнут губы с той поры далекой.