Скажите мне, странник удачи

УДРУЧАЕТ

Однозначность невезенья
удручает нас порой.
Я живу как Бомж в растленье,
умываюсь не зарёй,
а закатом откровенья
под SOSной забытых дней,
где иголочек мгновенья
колют шпорами коней.
Норовят вонзиться в тело
да поглубже, до Души,
чтобы счастье мне не пело,
а шумели камыши
о безверии сермяжном
над бревенчатой избой.
И иду я словно бражник –
родом проклятый Изгой.


В  ОБОЛОЧКЕ

Сколько ниточке не виться,
наступает всё ж конец.
Но на жизнь не надо злиться.
Принимая грусть – венец,
понимаю неизбежность
однозначного конца.
Не поможет и небрежность
изменить свой цвет лица:
макияж и золотуха,
оспа, чирей иль бубон.
По стране идёт разруха –
всё катают под бетон:
неуживчивость стремлений
оказаться на волне
в суматохе проявлений,
но приемлемых вполне
откровений постатейных
в злобе, зависти людской
беспечально многовейных,
что подёрнуты тоской
онемевшего безумца
за строкой без запятой,
где стада без рифм пасутся.
Речью горькою простой
льётся песенное диво
на заре весенних гроз:
всё сверкает, всё красиво
в оболочке ярких грёз.


В  ЗАСОХШЕМ  ТУМАНЕ

Распятая грусть униженья
в засохшем тумане страстей
становится вновь невезеньем
со сломанной грудой костей,
проклятий чудовищной силы
в презрительно синем огне
пылает зарёю красивой,
в моём отражаясь окне.

А зависть волнует душонки
посредственных в жизни людей.
Стою я смиренный в сторонке,
не видел людишек подлей,
чем горе писатели эти –
газетные хакеры масс,
мечтавшие выйти в поэты,
окончив предательства класс,
строчат, изливаются ядом,

беспомощно слабой строкой,
в порядочность рядятся взгляды,
меняют так часто порой,
что хочется крикнуть: "Окститесь!"
А Совесть, а Честь. Как же им?!
Поэт – одиночества витязь...
Легко лишь на Свете двоим:

Поэту, влюбленному в счастье –
записывать песни с утра.
Любимой своей улыбаться,
в стихах проводя вечера.
Поэт своенравный – гонимый,
одно, безусловно, постиг,
что ради улыбки любимой
готов написать тонну книг.


ЛЬЁТСЯ  ПОД

Зависть – осеннее чувство
льётся под скрежет дождей.
Люди, озябши, смеются
в редком пару падежей,
в точках касания подлых.
С ясностью звонкой вопрос
плачет, безмолвия роздых
криком исходит их босс.


СКРИПЯТ  ПОЛОЗЬЯ

Метель метет, снежинки кружат,
ложатся тихие в сугроб.
А следом, раскрасневшись, стужа
перчаткой чешет грусти лоб.
Скрипят полозья, сани стонут,
визжит спросонья мягкий след.
И повышает жизни тонус,
снимая с елей жёсткий плед,
метель проносится... и снова
сверкает звёздный небосклон.
Луна улыбчивая в звоне
купается, как летний клён.


ПЕЧАЛЬ  СМЕШНА

До первых слов в печали нежной,
воистину печаль смешна.
Не мучимый пустой надеждой
тебя ласкает радости волна,
смывает горечь поражений
и наговоров срамоту...
...и льётся стих без напряжений,
являя Миру чистоту,
порядочность и совестливость
погрязшим в облаке сутяг.
И только редкая брезгливость
вдруг передёрнет рот, как флаг
в порыве ветреного гнева
под крики лжи и воронья.
И грусть мятежного напева
уже не слушает Земля.


ВЕСЕЛЫЙ  ТУМАН

Скажите мне, странник удачи,
вы долго шагали вокруг
печали, где иволга плачет,
где в трепете нежном испуг
колышется в травах везенья
под звёздный, под лунный аккорд,
где совесть твоя без зазренья
в залог безрассудству. "Апорт!" –
командует ветер сутяга,
и гонит волну по волне
безрадостно нежный бродяга
и прячет в весёлый туман
округу и местность, и честность
скрывает под пологом рос.
И падает грусть в неизвестность.
И вновь прорастает вопрос:
зачем, почему и откуда
является новый успех?
И зависть, присущая людям,
во мне вызывает лишь смех.