Из ниоткуда в никуда

    Пролог
Какая радость быть не пьяным?!
А никакой! Не тот мотив,
Когда затеешь петь Бояном,
Вокруг соратников сплотив.             

И нет конца концу апреля
(От луж прохода нет весне!),
И света – ни в конце тоннеля,
Ни в середине, ни в окне.

Не поддается пониманью
Мысль, растекаясь, словно мысь,
«В чем цель и смысл существованья» -
Хоть бей скрижали, хоть топись!

Иное дело – после смены
В объеме вырученной мзды
Взять за приемлемую цену
Две путеводные звезды.

На брата. И уйти за клумбу,
Сесть под понравившийся куст…
И вот уж полн напитком лунным
Анклав души доселе пуст.

Из остановленных мгновений
Сложился призрачный шатер
И с беглой легкостью суждений
Витой клубится разговор.

А в нем, - мыслителей ероша,
И сам мыслитель, а не клоп,
И тайн природы видишь больше,
Чем Броун через микроскоп.

Вот, гладь воды проклюнув, рыбы,
Чуть отстранясь от берегов,
Целуют мошек, ставших дыбом
В центр концентрических кругов.

Приблудный ветер, на мгновенье
Сосредоточась на вербе,
Сдувает с прядей сень забвенья,
Неся забвение тебе.

Увы, тем временем природа
В отрезке, взятом напрокат,
Уже сменила время года,
И тени выстелил закат.

И огибая троп извивы,
Плывешь – свободен! – по прямой
На волнах блажи шаловливой,
Имея цель попасть домой.

А где-то любят, и страдают,
Смеются, плачут, и жуют,
Храпят, ишачат, покупают,
И предают, и продают…

Но никому не продается
Ни за любовь, ни за рубли
Небесный свод на дне колодца
Обратной стороны Земли.



Вглядись в колодец сквозь пространство
И время. Кто там в бурьянах?
Парнишка, названный Тарасом,
Сидит в расстегнутых штанах.

Худой, угрюмый, прыщеватый,
С лицом, замурзанным от слез…
Его занятие чревато
Пастьбой свиней. А может, коз.

А может быть, свежо в подпаске
Виденье сцен в разгар весны,
В которых москали для ласки
Девчат приводят в бурьяны.

Непросто рядом затаиться
И выступающий клюкой
Порыв к стенающей девице
Смирить нетвердою рукой.

От черной зависти к дуэту
Не раз случалось на пастьбе
В слезах грядущему поэту
Тонуть от жалости к себе.

С тех пор вели его по жизни
Три страсти, три звезды полей:
Плаксивость, тяга к онанизму
И неприятье москалей.



Боюсь, протест придет от многих
Рабов необщего лица:
С каких рожон уже в прологе
Я вылез с образом певца.

Сам удивляюсь! Для примаки
Кобзарь не нужен нам в упор.
Но есть обычай: после пьянки
Вести душевный разговор.

Герои моего романа
Фиксировали много раз,
Как в ходе выпивок нежданно
В беседу их встревал Тарас.

И, то и дело небо кроя
И москалей разящим ртом,
По сути Главным стал Героем…
Извольте убедиться в том.


Глава 1. Слава Украине!

Что б там враги ни говорили,
А в ходе девяностых лет
Мы в атмосфере эйфории
Склепали суверенитет.

Безмерно счастливы и рады
Рабочий, пахарь и студент,
Что есть у нас Верховна Рада,
Верховный Суд и Президент.

И все стараются державе
Жизнь беззаветную отдать,
Чтоб двести прочих стран по славе
И по успехам обогнать.

По всем путям пошла реформа!
От клумб, лампасов и знамен
Цвет красный (вплоть до светофоров!)
На сыньо-желтый заменен.

Училище, кружок в подвале,
Будь он столичен или сельск,
Все академиями стали,
И Кембридж обойдя и Йельск.

И патриоты не дремали:
Чтобы не дать возврату шанс,
На всех майданах голодали –
По 200 баксов за сеанс.

Или, поев казацкой каши,
Плевались без обиняков,
И Кремль кукожился от наших
Патриотических плевков.

Кругом – нет ладу беспорядкам.
У нас  - успехи на виду!
Уже мы первые по взяткам,
Туберкулезу и СПИДу.

Но в мире нас не ждали фаны
И Президент предпринял шаг:
Он гордо все объездил страны,
Где показал лицо и флаг.

(Лицо наделало сенсаций.
С тех пор ему запросы шлют:
Без грима в триллерах сниматься
Филичита и Голливуд).

Когда ж наивный муж Наины
Вскричал, как на плакате – Мать,
«Что сделал ты для Украины?!»
Весь мир нам начал помогать.

Сперва Канада не дремала,
А потрясая до основ,
“Хотьсдох” посылкой нам прислала
И десять тысяч новых слов.

Вслед чукча острова Маврикий,
Сев под кокосом на мангал,
Про Украины путь великий
Историю наизлагал.

А Гондурас с Кот д,Ивуаром
Размякли так на рандеву,
Что забросали нас товаром –
Оби и Памперсы. Б/у.

Но не чуланы секанд-хенда
Нас поднимали в облака,
А речь к народу Президента
И мордобитие Кличка.

В мечтах, держась за грудь Сердючки,
Мы заплывали за буи,
Покуда не дошли до ручки
Заводы, фабрики, НИИ.


Как без хозяина в гареме,
Работы не было, чтоб жить,
И все в незанятое время
Державу начали любить.

Патриотизм достиг предела,
И тут же, как лавина с гор,
Мадлена Олбрайт прилетела
Произвести на нас фурор.

Как оказалось в ходе встречи,
По красоте и по уму
Она заткнет не только Тетчер,
Но даже нашего Кучму.

Напориста, монументальна,
Как Белый дом и Пентагон,
В ней сочетались, словно в спальне,
И Шарон Стоун и Шарон.

Впадало в нас, как в море – реки,
Былое время перемен…
Судьба играла человеком,
А имя той судьбы – Мадлен.



 Речь Олбрайт на встрече с Президентом Украины.
(из архива майора Мыльнопузыренка)


Я будет изолгат доктрина,
Хот я на это не привык,
Из состраданий к Украине
На русский – ваш родной язык.

Когда ми в НАТО пригласили,
Ваш рол рассматривали так,
Как на срамных губах России
Вскочит хронический чиряк.

Но потрясалис ми не просто
Ногами вашими вперёд,
А резултатом недоволства
Наш Президент на ваш народ.

Ви нарушает без мандата
Эмбарго на изгоев-стран.
Под видом это мирный атом
Турбина делат для Иран.


Предсавит жертв картина страшно:
Шахид турбину триста тонн
Пронес на «Боинг» под рубашка
И спрыгнул с ним на Вашингтон.

По данным ЦРУ известно стало.
Что в рамадан или в Ирак
Колчуга, самогон и сало
Продал ваш фермер Семисрак.

Европа гёрлз дешевый телом
Ви наводнили миллион,
На них вес НАТО по борделям
Стреляет вместо полигон.

Но главный ест трагизм для наций,
Шекспир не может описат,
Что вес пакет Хартрона акций
Россия хочет покупат.

У этот случай ест изнанка,
Ми вам должна предупреждат,
Ваш номер счет в швейцарской банке
Случайно будет потерят.


(голос Президента)

Учту, проверю, вмажу – ж – ж – ж (далее не разборчиво)


 Речь Олбрайт на встрече с Президентом «Хартрона» R)


Когда Москва ракетом в спина
Нам угрожат хотел урон,
Никто не знал про Украина,
На каждый слышал про «Хартрон».

Масштаб влияний судьбы в мире
Такой объект всего четыре:
Наш Президент американ,
ООН, «Хартрон» и Ватикан.

Ви ближе всех Казачий Лапот R R)),
Что на границе ест форпост,
Как эксклюзив на мапа НАТО.
России сыпат сол на хвост.
__________________________________________
R) «Хартрон» - секретное конструкторское бюро.
R) R)  Очевидно, Олбрайт имеет в виду Казачью Лопань.


Я ест естественно в работе,
Присест на кофе и хот-дог,
На этот чартер в самолете
Не прилетет сюда не мог.

Я ожидал научный чудо,
Оргазм восторга испытал.
А что увидел среди всюду?!
Громадный свалка из металл!?

Стена обшарпанный. Из крыша
Стекает ржавый Ниагар.
Немытый гряз коленка выше,
Из туалет смердит угар.

Как может при таких кондиций
Партнер надеятся на вас
И обустроит амуниций
Тут стратегический запас?!

Ми будет ставит ултиматом –
Уборка и евроремонт!
До тот пора, когда наш атом
Раскрыт над вами будет зонт.

Ест в Голливуд раствор цемента.
Аллея Звезд. За этот вклад
Ми вам  «Хартрона» Президента
Даст отпечатат голый зад.

Но-но! Зачем штаны снималис?!
Когда прийдет пора визит,
Прививка надо. И анализ,
Чтоб наш раствор не заразит.

(Бурные аплодисменты присутствующих).

Глава 2. Хартрон

Начну с того, что в речи Олбрайт
О роли нашего п/я R)
Гиперболизма или форы
Практически не вижу я.

12 тысяч лучших кадров –
Умов, трудящих, ИТР –
Умели делать то, что надо,
Чтоб был великим СССР.

________________________________________________
R) п/я – почтовый ящик, то есть секретное предприятие.

Как нашим предкам сделать было
Блоке подкову – просто тьху!
Как нам – раз плюнуть! – выходило
Попасть ракетой в ту блоху.

Неудивительно, что Бушу –
Их воротиле и тузу,
«Хартрон»  работающий нужен,
Как два бельма в одном глазу.

На фоне общего развала
В неведеньи – «куда бежим!»
Мы год-другой потрепыхались,
Спасая имидж и режим.

К нам Сорос вышел с предложеньем:
Под грант для нужников создать
Комплект приборов управленья,
Чтоб легче было попадать.

Однако, не достигли цели
Труда ударного плоды –
Приборы сбыта не имели,
Поскольку не было еды.

Из инженеров и ученых,
Которых было много тыщ,
До той поры несокращенных
Осталось восемь душ. И Прыщ.

Прошла команда – мы собрались
У Президента, чтобы он
Нам прокрутил видеозапись
Визита Олбрайт на «Хартрон».

И словно поразил нас током,
Сказав проникновенный спич:
 - Стоял когда-то у истоков
«Хартрона» Леонид Ильич.

Теперь у вас есть шанс огромный
В анналы влезть составом всем
Как ликвидаторам «Хартрона»
До основанья, а затем… -

Так (Хоть наш взгляд на Штаты постный:
Там, что ни янки, то злодей!)
Речь Олбрайт стала судьбоносной
Для нас восьми простых людей.


Глава 3. Сначала было слово.

Мыола Прыщ – всех помещений,
Постов и зданий комендант,
Был в части профильных общений
Красноречивее, чем Дант.

Логопедия как наука
Всю жизнь могла на нем стоять:
Из тридцати известных звуков
Он выговаривал лишь пять.

Тут с ним могли бы потягаться,
Но без надежды на презент,
Посол Российской Федераци-
и Украины Президент.

И вот он ставит нам задачу,
Как необъятное объять:
«Осю уйню – куям обачим.
И лядсво се – кубона мать.»

Боюсь, читатель, говор бредов
Любимца наших логопедов
По ходу чтения бреда
Понятен будет не всегда.

А это значит, есть потребность
Мне на извилины налечь,
Чтоб превратить прыщевый ребус
Во вразумительную речь.

Перевожу: «Для целей НАТО
Сдать помещения под склад.
За это премий не заплатят,
Зато пока не сократят.

А если кто-то, руки грея,
Чего-нибудь возьмет домой,
То отдадут под суд злодея,
Схватив за жо… на проходной

За бригадира Вам – Горбатый. R)
Я буду табель отмечать.
Используйте ломы, лопаты,
Пердячий пар и «Вашу мать!».


_____________________________________________
R) Горбатый – фамилия, а не физический недостаток.



За сим провел нас по подвалам
И этажам до самых крыш…
Освободить нам предстояло
Шесть тысяч комнат, служб и ниш.

При этом (есть команда свыше!),
Чтоб делать дребезги и сор,
Все надо втаскивать на крышу
Для низверженья под забор.

Чтобы не разглашать секретов,
Я не остановлю стихов
На содержимом кабинетов,
Лабораторий и цехов.

Тем паче, двух не будет мнений
И у читателя, «Хартрон»
На базе лучших достижений
Был в полной мене оснащен.

Потом мы в книге расписались,
Что травм не будем получать,
Бумаг секретных обязались,
Выбрасывая, не читать.

И проводили до прохода
Предтечу нашего труда,
Как провожают пароходы,
А, может, так, как поезда.

Тут бригадир: - Ну, что, орлята!?
Имеем четкий адекват:
Чем больше промурыжим НАТО,
Тем дольше нас не сократят.

Хоть наша главная задача –
Станки, приборы, мебель, сор
И горы всякой прочей срачи
С горища выбросить во двор,

Мне безразлично, на бумажку
Что Прыщ запишет. Я ценю
Того, кто нам найдет шабашку,
А значит, пьянку раз на дню. –

Был май, как Днепр, и тих, чуден.
Уйдя в старанье с головой,
Мы пыль грузоподъемных буден   
Глотали гордые собой.


И в каждом с самого начала
До боли, зрея, как чирей,
Общенья жажда аж кричала,
Чтобы застолье поскорей!


Глава 4. Шабашка первая

Кто как, не знаю, я, к примеру,
Не сомневался ни на йот,
Что Жора Пшиков будет первым,
Кто нам шабашку  принесет.

А и на самом деле Пшиков,
Когда обедали и чай,
Ворвался с лебединым криком:
- Шабашка! Ёханый бабай!

КАМАЗ с прицепом – две машины!
Шкафы, столы, диван-кровать!
(Один начальник по режиму
Просил его не называть)!

В зеленую отвозим зону,
А там не дача, а Дубай!
И, хоть залейся, самогону!
Короче – ёханый бабай! –

С подъемом загружать машины
Под предстоящий сабантуй
Есть аксиома для мужчины,
Как «нету хода – не вистуй!»

Таскали щёрсовскую мебель
И заграничный гарнитур,
Как если б ждал солдата дембель
Или любовников – шоп-тур.


Наш бригадир бывал туристом.
А у туристов есть закон:
Чтоб вечером костер искристый
Был всем составом окружен.

И каждый, как в исповедальне,
Молясь на чуткий дух огня,
Себя путем анкетных данных
Представил в лучшем свете дня.




Огонь, зажженный самогоном,
Куда как жарче, чем хворост.
И бригадир: - По кругу гоним:
Представился и вякай тост!

Сегодня Жора – гвоздь эстрады.
Твоя шабашка – твой и свист.
И сразу тост. ФИО не надо.
Ты всем известный активист. –

Тот было – рвать с плеча рубашку,
Но не позволил коллектив:
- Давайте выпьем за шабашку
Как нашей жизни лейт-мотив! –

Степан Пруленко – краснолицый,
Простой и вспыльчивый, как псих,
Активной жизненной позици-
ей отличался от других:

- Я пью за свет социализма,
Когда людями были мы,
Чтоб он еще при нашей жизни
Вернулся к нам из царства тьмы. –

Предав обзору профиль римский,
Арсений Фыфык-Блевотинский
Сказал: - Хоть ГОСТы – мой форпост,
«За женщин!» предлагаю тост.

От них нам помощь и отрада.
Я потому и усидел,
Что каждую в отделе кадров
Отдельно взятую имел. –

Минталий Гусик серо-бурый
Был уточненною натурой,
Как если бы по ней каток
Поездил вдоль и поперек:

- Я физик, после универа
В АХО, как видите, внедрен…
Но предлагаю тост «За веру
В науку», чем гремел Хартрон. –

Тарас Картопля выпить падок
И толст, как с деньгами мешок,            
Был до талантливости краток:
- За то, чтоб было хорошо! –



Глеб Жеребцов, в труде прилежный,
Ходил, один на весь отдел,
В такой задрипаной одежде –
И бомж такую б не одел!

Покуда трезв, неразговорчив,
Но если выпьет, лыком шит –
Начнет громады гор ворочать,
А то и подвиг совершит.

К моменту оглашенья тоста
Он дрых в объятьях Морфея,
Как чуждый обитанью остров…
Настала очередь моя:

- Поэт сказал о выпиваньи:
«Напитки нечего беречь!
Чем изобильней возлиянье,
Тем удивительнее речь.»

Слова – событиям предтеча:
Хоть – обольстить, хоть – об косяк!
Я пью за то, чтоб красноречья
Вовек источник не иссяк. –


Плыла по небу ночь рогата
В трико, заношенном до дыр…
- Хорошая у нас бригада, -
Сказал и выпил бригадир.

И, заискрясь душевным шиком,
На фоне пения сверчков,
За фибры тронул Жора Пшиков,
Как взял за жабры, мужиков:

- Кому еще договориться,
На дачу мебель и дрова? –
И бригадир сказал: - Годится.
Моя шабашка номер два. –

День мог остаться без вопросов,
Не сохранись в одном досье
Закон, открытый Ломоносо-
вым в параллель с Лавуазье.

А в нем навязывалось людям –
Без их согласия, учти! –               
Что «сколько счастья им прибудет,
Убудет столько ж по пути».


Когда компанию раздельно
По милым гнездам понесло,
Троим по части соблюденья
Закона сразу повезло.

Хоть Жора вел себя игриво
С ментами, все пришлось отдать.
Спасибо, только 20 гривен,
А не, как в среду – 45.

Арсений к пристани прибился,
Не запылился. В лифт ввалился.
Услышал быстрые шаги
И не подумал, что враги.

Он был воспитан и едва ли
Спешащих мог не подождать…
Вскочили двое. В морду дали
И не забыли обобрать.

Минталий топал по наитью,
Как врач – на вызов сквозь метель.
Менты: «Извольте в вытрезвитель.
Там все удобства и постель».

И хоть сознанье было ватным,
Дрожь охватила естество:
А вдруг поймут неадекватно
Ориентацию его?!

Отроду будучи не гомик,
Мать проводив в небытие,
Он, чтоб на пиво сэкономить,
Донашивал ее белье.

В кровати, с целью пьяниц сонных
Не будоражить до проказ,
Он кружевные панталоны
Снял и запрятал под матрас.

Коллеги приняли как милость…
И лишь дежурный дал отбой…
Прощай немытая невинность
В лазури неба голубой!

На откровения охочий
Он в этот раз безгласен был,
И утром, что случилось ночью,
От свей бригады утаил.



А остальные не узнали,
Фунт неприятностей почем,
И как заложники остались
Жить у Дамокла под мечом.



Глава 5. Шабашка вторая

Весь день наш орган под рубашкой
Сильнее даже, чем зефир,
Ласкала мысль, что есть шабашка
И угощает бригадир.

Сноровку, волю и таланты
В кулак собрав, мы налегли
И всё буквально на пуантах    ,
Тая   дыхание, снесли.

Но   вместо пойманной машины            
Является, как хрен с бугра,
Один бездельник по режиму…
Ну, тот, которому вчера…

Турнув ногою антресоли
И всуе вспомнив Богомать,
Он аж зашелся: - Кто позволил?!
Кто разрешил не разбивать?!

Я каждого сживу со света!
Сожгу за кое-кем мосты!
Кто нанизал по туалетам
На гвоздь секретные листы?! –

И нам, напрягшимся, как лоси,
Под гром проклятий и угроз
Втащить на крышу все и сбросить
Безоговорочно пришлось.

Режимник после речи пылкой
Пропал вдали, как НЛО.
А бригадир ему бутылки
Отнес, чтоб в морду не мело.

Короче, праздник был испорчен…
А что же Жора?! Как артист,
Явился, как бы между прочим,
Когда собрались разойтись.




Достал бутылку воровато
Аж из трусов, и этот срам
Раскапал каждому Горбатый
По шестьдесят, не больше, грамм.

Без тоста выпили брезгливо,
Как пили в детстве рыбий жир,
И замерли нетерпеливо,
Что скажет Жоре бригадир.

И он сразил коронной фразой:
- Твоя трагедия и шок
Не в том, что вовремя ни разу
Ты на работу не пришел,

Не в том, что взялся осчастливить
Меня, а я – устроить пир,
И на несчастье коллектива,
Считай два литра слил в сортир.

А в том, что глубиной страданий
Бригады пренебрег легко:
Принес бутылку в оправданье
И закусь – восемь пирожков.

Так поступает с коллективом
Тупой, безнравственный и жмот!
Тогда как было бы красиво,
Будь сей комплект – наоборот!

Я так решил, герой эстрады,
Катись домой, как Енисей,
И бесполезным, глупым, жадным
Среди товарищей не сей! –

И Жора канул, как в полынью,
В языцех притчу проглотив…
И затрапезный дух унынья
Объял собою коллектив.

И тут Степан эмоций  свору
Спустил: - Он мне не сват, не брат,
Но по-большому жалко Жору,
Который и не виноват.

Он безобиднее, чем жаба!
Хотел, как лучше, сделать. Во!
За что и кинула держава
В лице режимника его.



- Держава поступает мудро! –
Картопля опростал уста, -
Иначе разметут под утро
Все до последнего болта.

- Все размели давно иуды! –
Минталий поднял хвост трубой.
- Не нравится, вали отсюда!
- Еще начните мордобой! –

Наш бригадир вскричал. – Не митинг!
Наелись пламенных тирад.
Я верно понял, вы хотите,
Чтоб Жору я вернул назад?!

Казалось, все, кроме Картопли,
Поддержат Пшикова в беде.
Как вдруг жевать пустился сопли
Арсений Фырык – и т.д.

- Я по звонку не мчусь наружу,
А завершаю уйму дел.
А активисту сбор не нужен,
Захлопнул рот и полетел.

С каких заслуг и дел, порхатых
Жалеть мне в рыночные дни?! –
- И хорошо, - сказал Горбатый, -
Вот ты ему и позвони! –

Как стало ясно из доклада,
Назавтра Жора не пришел.
Причем, не он подвел бригаду,
А миокард его подвел.

Никто сначала не поверил
В его безвременный покой…
Он, на виду по крайней мере,
Всегда восторженный такой.

Активен, вечно избираем
В профком, местком или партком,
Как-будто ёханым бабаем
Туда толкаем и влеком.

На ликвидаторском заданьи
Себя к обеду он являл
И громко вместо оправданий
Всех сообщеньем удивлял:



- Вчера косили до предела!
Очнулся – день, а я – бай-бай!
Жена, как лошадь, обалдела
И ржет, как ёханый бабай.

Прервем пропажей цепь хищений!
Хартрон не может ждать, подъем! –
И в лабиринте помещений
Искал до вечера свой лом.

Хвалить пристало на поминках
Тех, кто безвременно потух,
И трижды выпить по-старинке
За память вечную и пух.

А хмель притушит боль утраты,
Не возбраняются дебаты:
Уход – случайностей набор
Или естественный отбор.

Жена вздохнула: - Идеалам
Он изменить не смог… И вот… -
Картопля: - Это еще мало
Тому, кто был не патриот.

- Зато он с совестью не в ссоре! –
Пруленко рявкнул, быча взгляд.               
Я очень сожалею Жору
И за него душевно рад. –

Он сердце вырвал, словно Данко,
Хотя еще мог жить и жить,
Чтоб нам сорвавшуюся пьянку
За счет поминок возместить. –

Минталий к этому моменту
Тарелки вылизал и встрял:
 - Мой друг скачал из интернета
Преинтересный матерьял.

Я вам, надеюсь, параллели
Найдя, узнать начистоту
Приятно будет в самом деле…
Если желаете, прочу.



Отчет об аудиенции графа Бенкендорфа у государя-императора Николая I .
(Из архивов тайной канцелярии)

Царь, не дослушав о Кавказе,
Нежданно, как исподтишка,
Спросил о внутренней заразе –
О вольнодумстве и кружках:

- Не правда ль, граф, довольно странно,
Что, будто дьявол дал обет,
В Санкт-Петербурге нет смутьяна,
Который будоражит свет

Поступками или вещами,
Или крамольными речами,
Или, дурной являя вкус,
Приводит общество в конфуз? –

В ответ шеф корпуса жандармов:
- Мной предусмотрен сей вопрос.
Есть, государь! Неблагодарный,
Из свинопасов, малоросс.

Я полагал его уместным
В конце быть поданным Царю.
 - Надеюсь, граф, не новый Пестель?!
Так чем же смутен сей хрю-хрю?

- Замечен белыми ночами
С лицом, безжизненным, как мел,
И полоумными очами
У статуй обнаженных тел.

- Какие ж в нем играют чувства?
Рисует, пишет или пьян?
- Он занимается искусством,
Затейник коего Онан.

- Забавно. Но сия фиглярность
Едва опаснее пыжа…
А в чем его неблагодарность?
- В стихах. На грани мятежа.

Он казачком у Энгельгардта
(Помещик с берегов Днепра)
Служил. И не являл азарта
Вкусить крамольного пера.

А маслом либо акварелью
Пейзаж срисовывал в картин.
И живописца усмотрел в нем
Один прохожий господин.

Народ у нас на милость броский,
Три филантропа оттого –
Брюллов, Жуковский, Вельегорский –
И взялись выкупить его.

Портрет Жуковского Брюловым
Был писан тою же весной
И продан. И вития новый
Был осчастливлен отпускной.

И в Академии художеств
Он ими был определен
На обучение, возможность
Творить. А также пансион.

- Весьма поступок благородный.
За эти блага даже тать
Элите русского народа
Повинен руки целовать.

- Так, государь! Но к изумленью
Он за обилие щедрот
Им посвящает сочиненье –
Поэму строк на восемьсот.

И в той поэме безобразной
Новоиспеченный пиит
Всех русских выставляет грязно
И Русь издевкою костит.

- Хотя б на том конец крамоле?
- Отнюдь, Великий государь!
В поэме «Сон» он вышел боле
Чем вольнодумец и бунтарь.

Чету сиятельную всуе
Открытым текстом этот гусь
Такими красками рисует,
Что повторить их не решусь.

- Известна ль этому уроду
Простая истина сия,
Что деньги на его свободу,
Купив картину, выдал я?!

- Сознался. Знает. – Как ничтожно…
Аз есмь в ответе за страну.
Меня разить сатирой можно…
Но почему мою жену?! –


- На этом все, - сказал Минталий. –
А дальше чей-то комментарий.
Из наших явно из хохлов
Десятка два заядлых слов. –

О, знал бы царь – балов, и спален,
И всей монархии оплот,
Что для хохла вполне нормален
В подобном духе поворот.

Как тут не вспомнить про фиаско,
Когда служить была пора,
Мазепа предал, хоть обласкан
Весьма был милостью Петра.

Кучма продрался в Президенты,
На коммунистов опершись,
И густо в этого момента
С дерьмом их смешивал всю жизнь.

Менталитет своеобразен
У нас: захочешь властью стать,
Всех, кто тащил тебя из грязи,
Ты должен в эту грязь втоптать.

А вспыхнет хата у Параски,
Кидаемся сквозь дым и вонь
С ведром… Но не воды, а масла,
Чтобы подлить его в огонь.

Зато с пожарищ повсеместных
По свету кобзари идут
С такой душедерущей песней,
Что слезы в Киеве текут.

- То провокация! Измена! –
Хотел Картопля вырвать лист.
Но тут зашла вторая смена
И мы печально разошлись.

Прощай, нетленный Жора Пшиков,
Нужды общественной оплот!
И при желании великом
Теперь никто не подведет

Итоги соцсоревнованья,
Не вручит знамя. Или приз.
Идя навстречу пожеланьям
Как снизу вверх, так сверху вниз.



Тебя когда-то понимали,
Задорных слов энтузиаст,
А в атмосфере аномалий
Ты не нужнее, чем балласт.

Ушла земля из- под героя,
Запал растаял, как пломбир…
Ни коммунизм не надо строить,
Ни возглавлять борьбу за мир,

Ни соблюдать Моральный Кодекс…



Глава 6. Шабашка третья

Неделю, или две недели,
А, может даже и квартал
На серый мир мы не глядели
Через магический кристалл,

Под угнетением потери
Без признаков любви к питью
Порыв – работать, словно звери, -
Предпочитая забытью.

Но бригадира сверх утраты
Тревожила и наша прыть:
Зачем спешить на радость НАТО
Самим себе могилу рыть?!

- Мы пятилетку за два года,-
Сказал, - не рвемся выполнять,
И милостыни от природы,
Как учит Маркс, не будем ждать.

Отныне каждый член бригады
Шабашку обеспечит нам.
Нашел клиента, будем рады,
А нет, налей бригаде сам!

И первым оказался в списке
Арсений Фыфык-Блевотинский
По прозвищу Люля-Кебаб –
Любитель выпивки и баб.

Чем вызван выбор? Скажем вкратце
Тому, кто спросит «Was ist das?»
Мы все старались не стараться,
Но он был злостный лоботряс.


Являлся, будучи в загуле,
Хватал для рвения метлу
И на столе или на стуле
Спал до бесчувствия в углу.

Или, не видя, как шуруем,
Косил глаза, ушами прял
И часть фамилии (вторую!)
Из окон олицетворял.

А то крушил в горячке мебель,
Пульты, станины, сундуки,
Приватизируя из меди
И алюминия прутки.

Добычу через проходную
В проходе заднем выносил,
Чтобы за премию большую
Его охранник не схватил.

Наутро действовал по схеме:
Утильцветмет – ларек – Хартрон…
И потому был нами всеми
Не очень уважаем он,

Что в напряженьи вся бригада
Была от этого говна –
Следить все время было надо,
Чтоб он не выпал из окна.

- Я что вам рыжий? Конопатый?
Вскипел Арсений, - Почему?
- Я так решил, - сказал Горбатый, -
И возражений не приму. –

Тот тут же пылко, как влюбленный,
Готовность выразил свою:
- За фолиант Наполеона
Я всех в сосиску напою. –

Для справки: Фыфык-Блевотинский
Был из профессорской семьи
И должен был по мысли близких
Пробиться в высшие слои.

Закончил университета
Полусекретный факультет,
Член КСМбюра, газета
Печатала его портрет.



Направлен на п/я элитный.
Трудись, жар-птицу ухватив:
Расчеты, схемы, алгоритмы,
Эксперименты, конструктив…

Он пренебрег козырной картой
И, скрыв от близких выбор свой,
Пошел корпеть в отдел стандартов,
План на уме держа иной.

Порою в неокрепший разум
Попав, все ставит поперек
Случайно брошенная фраза
Иль малозначущий намек.

А фразу ту ему на пляже,
Творя любовный беспредел,
Сказал грузин: «В своем «Пассаже»
Я до одной переимел.

Два сотня дэвушек красивых.»
П/я – совсем другой масштаб!
Тут открывалась перспектива –
Пять с половиной тысяч баб!

Внезапно вспыхнувшая жажда –
Украсть огонь любви у каждой,
Такой в груди зажгла костер,
Что дымом тянет до сих пор.

И, чтоб в служении Эроту
Не отвлекаться на фигню,
«Не бей лежачего» работу
Он выбрал в трудовом меню.

Пока в курилках – тары-бары
О том, чего в продаже нет;
Пока взлетали ввысь сигары
Хартроном созданных ракет.

Пока партийных и культурных
Починов ветер бушевал,
Арсений после оргий бурных
Над ГОСТом якобы не спал.

Его воспел бы в части страсти,
Будь жив сегодня, Апулей;
Но воспевать пришлось начальству,
Когда случился юбилей.



По всем канонам в этом разе
Должно работника хвалить…
Но что писать о нем в приказе,
Чтоб благодарность объявить?!

Блудливости отметить вехи.
Измерить литры, что глотал?!
И написали «…за успехи
В стандартизации болта.»

С приходом суверенитета,
А с ним разрухи в каждый дом,
Он пил, сбывая раритеты,
Отца нажитые трудом.

Тост первый был «За бригадира!
Который хитр, как два хохла.»
Второй: «За честь того мундира,
Кто есть хозяином стола.»

«За женщин!», «За козацьку славу!»…
Тут бригадир, предчуя спор,
Прервал: - До задницы державу!
Про баб сегодня разговор.

Пусть каждый член расскажет случай,
Поскольку ****ство – не порок,
Какой он с бабой самый лучший
Или плохой имел урок.

Давай, Арсений! – В жизни прошлой
Поймал одну я на лету…
«Измена мужу – это пошло!
Я очень скромная в быту.»

Ну, мы залили скромность водкой
И к ней по вычурности луж
Пошли рассеянной походкой,
Пока на Байконуре муж.

«Постель приелась до отказа!
Хочу свечу! Хочу вуаль!
Хочу «Симфонию экстаза!»
И лезет сучка на рояль.

Вы не бодались на рояли?!
Она – в галопе и вуали,
А я копытами стучу
По клавишам, держа свечу.



В антракте минуэт сыграли…
А как идти собрались в душ…
Картина Репина «Не ждали» -
Щелчок замка. На сцене – муж.

В рояль!!! Лежим на струнах оба,
Накрывшись, словно крышкой гроба,
И груз вины, как яд в вине,
Распространяется во мне.

Я в драке далеко не хилый.
Но афоризм есть неспроста,
Что удесятеряет силы
Любого мужа правота.

Шарахнет сдуру табуреткой
И вечный получай уют…
А состояние аффекта
Ему любой припишет суд.

А как приелся пост рояльный,
Под резонансный отзвук струн
Мы вылезаем, а из спальни –
Не Мойдодыр, а голос юн.

Ей выпустить меня б, а мужа
Законным гневом уязвить,
Но, видимо, себя не хуже
Ей захотелось предъявить.

Схватив меня за то, что нежат,
Она врывается в сераль.
Врубает свет! А на манеже –
Квартет нудистов и вуаль.

Немая сцена перед боем!
И тут мы видим – я и муж,
Что одинаково обоих
Партнерши держат нас за гуж.

И разом вспыхнув страстью острой,
Сигаем по команде «Пли!»
Он на жену, а я – на гостью,
Как тигры с полотна Дали.

Что оказалось в этой деве,
Слабо английской королеве,
Хотя и ставят даму ту
В недостижимую мечту.



В пучину пламени ныряя,
Вопила: «Мамочка моя!
Ты б видела, что вытворяет
Малышка глупая твоя!»

И разгрузив, как на вокзале,
Два-три вагона, вчетвером
Мы вслух Овидия читали
И пили кофе с коньяком…

А ныне, в сумрачное время,
Когда нет бабок на еду,
Нужды своей я сбросил бремя
И баб имею лишь в виду.»

- Красиво и витиевато.
А, главное, и в склад и в лад.
Ну, кто продолжит? – и Горбатый
Свой на Пруленка вперил взгляд.

- Сначала выпьем. – брякнул Степа, -
А то иначе будет стресс. –
Мы выпили. – Имела жопа
Одна напрасный интерес.

Я как строитель коммунизма
Моральный Кодекс свято чтил,
И Валентине в личной жизни,
Клянусь, ни с кем не изменил.

- Степан! Намеками кидаться, -
Вспылил Арсений, - моветон!
Про отмороженные яйца
Твои наслышан весь Хартрон.

- От слов козлов-интеллигентов
Я оградить себя прошу,
А то про суть моих моментов
В свою шабашку расскажу. –

Горбатый: - Начинай! - Не буду!
Я гордый! - Будешь, я сказал!
- Плевать!  - Не надо бить посуду, -
Влез я в начавшийся скандал. –

Пруленко в части убеждений
Тверд и кристален, как алмаз.
И если двух не будет мнений,
Озвучу я его рассказ. –



Степан: - Я полностью согласен,
В своих кругах не нужен торг.
Тем более, что ты участник
Моих событий как парторг.-

Мы тут же выпили по полной
«За обоюдный компромисс»
И я нырнул в событий лоно
Без предисловий сверху вниз.

- Любой трудящийся работник
Не даст соврать о той поре:
Как выходные, так субботник…
Но я о том, что в ноябре.

Степан, чтоб укорить начальство,
Одел чего-то из тряпья,
И из штанов его хозяйство
Болталось, как у бугая.

Пока он вкалывал с успехом,
Девицы сотню раз на дню
Ходили и давились смехом,
Смотря на Степину мотню.

Закончив, пили водку с пивом.
Когда же всех расшорил пир,
Степан сотруднице игриво
Сказал: «Люблю, мой эликсир.»

А как ее на повышенье
Не выдвинул под Новый Год,
В партком приходит заявленье,
И там дают бумаге ход.

С утра такой скандал поднялся,
Такой тайфун, что не унять!
Ах, эликсир?! Ах, домогался!?
Проверить! Исключить! И снять!

Беднягу бы замордовали,
Но в переломанный момент
В партком пришла супруга Валя
Сказать, что Степа импотент.

«Он как герой Корчагин Павка,
Так на субботнике потел,
Что отморозил все. Вот справка.
И это видел весь отдел.»



Девицы дали показанья,
Что в ту субботу был мороз.
И на закрытом партсобраньи
Закрыли половой вопрос. –

Я кончил. Вижу о парткоме
Напрасно сотрясал эфир. –
Кто в полусне, кто в полудреме,
Лишь не свалился бригадир.

И несмотря, что час был поздний,
И лить куда, не видел глаз,
Мы выпили «За, женщин козни
Чтоб не коснулись в жизни нас.»

За сим разбуркал всех Горбатый:
- Подъем! Пора идти домой!
И водка кончилась, и в НАТО
Уже, наверное, отбой. –


    Глава 7. Шабашка четвертая

Наш день расписан и размерен.
И кто подумать мог тогда,
Что ждут нас новее потери
За меньше месяца труда.

Возя железо к окнам тачкой,
И в мыслях не было о том,
Что Фыфык с белою горячкой
Поступит в сумасшедший дом.

Мы чуть не рухнули со стула,
Когда узнали сообща
На пятый день его прогула
От прибежавшего Прыща.

Как мы пробдели ход событий?!
Скорей всего тому виной
Безвинно сокращенных митинг,
Собравшийся у проходной.

Палатки. Выкрики. Плакаты:
«Свои, а хуже, чем враги!»,
«Отдайте, сволочи, зарплату!»
«Когда вернете нам долги?»

В глазах уверенных в успехе
И гордо вставших на дыбы
Любой из наших был штрейкбрехер
В горниле классовой  борьбы.

В гнетущей ауре момента
Легко поверилось тогда.
Словам гипотезы Пруленка,
Что Фыфык где-то в их рядах.

Когда ж нам истина открылась,
Развеяв утренний туман,
В очко фрустрации спустились
Менталий Гусик и Степан.

Случайность, Божья ли промашка,
Но факт имелся на лицо:
Инициатору шабашка
Чревата может быть концом.

А эти зайцы в шоколаде
Схлестнулись жарче злых зверей
За право стол накрыть бригаде,
Чтоб отстреляться поскорей.

Теперь Менталий взялся сыпью,
А непосредственный Степан
Врубил: - Я коммунист! И выпью
До дна судьбы своей стакан. –

Был дождь. Степан привел ватагу
В гараж. Расселись, как смогли.
Но пили, словно не во благо…
Пока до пятой не дошли.

Картопля, как волной прибоя,
Ощупав взглядом кругозор,
Где по саванне к водопою
Стекалась фауна, в упор

Пальнул: - А у тебя, Пруленко,
Гараж… что мой беднее дом.
- Тут все от потолка до стенки
Моим достигнуто трудом.

- Тогда раскрой секрет загадки
С каких ты вызвался прулей
Накрыть поляну? – Шесть десятков…
Как раз сегодня. Юбилей.-

Горбатый громко возмутился:
- Чего молчал?! Подвел ребят!
- Чтоб в кадры слух не просочился.
А то возьмут и сократят. –


И в мою сторону кивает, -
Парторг об этой дате знает.
Когда б Союз Советский жил,
Он точно б оду сочинил. –

Осталось честно вам признаться,
Что стих для Степы я припас.
Но я люблю поиздеваться,
А не до этого сейчас.

Всю жизнь, куя ключи от счастья,
Он, как махорку – на войне,
Носил в штанах любовь к начальству,
Труду, прогрессу и жене.

Упрям, напорист и удачлив,
Среди технологов Степан
Один характером прозрачен
И многогранен, как стакан.

В посадки, допуски и базы,
В четвертый Ньютона закон –
Во все дела в отделе влазил,
Где двое спорят, третий он.

Технологической моделью
Сейчас бы назван был герой.
И всем казалось, что по делу
Он стал начальником бюро.

А в этой кузнице прогресса,
Вцепившись в ручку, словно в лом,
Сто инженеров техпроцессы
Писали, сидя за столом.

За недостатки руководство
Ругало их на всех углах:
«Они не знают производства
От небывания в цехах.»

Степан, собрав трудящих вместе,
Сказал: «Чтоб выиграть успех,
Вы будете сидеть на месте,
А я за всех мотаться в цех.»

Ну, разве можно нам прохлопать,
Чтоб не был стиль его воспет?!
Кто, где, когда не спросит Степу,
«Он в цехе.» - слышится ответ.



Пренебрегая нормой в КЗОТе,
Пожаром сверху и внутри
Горел Пруленко на работе,
Как два Дзержинских! Даже три!

Ему в награду – приз из шерсти,
Портрет на фоне двух знамен,
Уже он «Лучший в Министерстве»
И на «Аллее Славы» он.

Местком, хоть в очереди – дыры,
Весь фонд, что для себя берег,
Ему на выбор – три квартиры:
От однокомнатной до трех.

Три пятилетки руководство
Не замечало за спиной,
Что он между станков пройдется
И – за пределы проходной.

Иной бы – чтоб напиться «в доску»,
Или – по бабам, их любя;
А Степа бегал, чтоб геройски
Работать лично на себя.

За бытность «в цехе» дел навалом
Перелопатил, перебрал:
Три фермы по шабашке сдал он,
Мечи на плуг перековал,

Пять гаражей воздвиг и продал,
Две дачи с клумбой, и бассейн.
Побыл спасателем на водах,
Склепал машину из частей…

Но справедливость не дремала,
Наткнулась шина на прокол –
Начальник цеха, где мелькал он,
Над ним начальником пришел.

И так как цену знал Степану,
Стал проявлять он интерес,
Чем густо сыпать соль на рану,
Мол, где технический прогресс.

Ответчик против прошлых правил
Курс направления сменил:
Всех подчиненных в цех направил,
А сам на месте забурлил.



И всем и каждому долбил он,
Бья в грудь себя одной рукой,
Какой он весь незаменимый,
Какой загруженный такой!

Но полный кайф в конце работы
Ждал всех, кто выйдет в коридор,
Жену из комнаты напротив
Он вызывал на разговор.

И Ниагарским водопадом
Ревел у шефовых дверей:
- Не жди! Я буду до упада
Работать с кипой чертежей! –

Жена, стеная Пенелопой,
Рвала бюстгальтер на груди:
- Себя жалеть не можешь, Степа,
Нас горемычных пощади! –

Но несмотря на то, начальник,
Являя новую метлу,
Возил на каждом совещаньи
Трудягу мордой по столу.

Чтоб отличиться, он дружину
Стал посещать после шести,
И записался к магазину
Ввиду субботника прийти,

Дабы ужалобить начальство,
Одев чего-то из тряпья…
Трагедии с его хозяйством.
Вы помните, касался я.

Все притирается, как сальник;
Степан к работе по утрам
Не приступал, пока начальник
Ему не врежет по мозгам.

А возвратясь с планерки, сходу
Собрав бюро, кричал: «За мной!
Служить прогрессу и народу
И лично партии родной!»

Когда в лесу Союз распался,
Как грязи, партий стало быть,
Он занудился, заметался
Из-за – не знал, кого любить.



В подшефном цехе – запустенье,
Все сбереженья съел Кучма,
А в рынке спроса нет на рвенье
И разветвления ума.

Куда не кинь, везде разлады
На фоне новых пепелищ…
И тут его в состав бригады
Включает однокашник Прыщ.

И хоть Степан, сказать по правде,
В энтузиазме фору даст,
Чего-то все его в бригаде
Рассматривали как балласт.

Не тот, который - хлам в квартире,
А тот, что, начиная старт,
Берут с собою пассажиры
В воздухоплавательный шар.

С мечтой заветной о мгновеньи,
Когда груз вывалят кулем,
Какое воодушевленье
Наступит сразу и подъем.

Степан был глоткою луженый,
Несправедливостью сражен
И всем своим Иерихоном
На весь оставшийся Хартрон

Пред тем,  как ротор, трансформатор
И конденсатор сбросить вниз,
Вопил: «А почему ребятам
Не выдать этот механизм?!

Мы бьем тут стулья, как посуду,
Диваны, кресла – все подряд!
А посетители повсюду
Под кабинетами стоят!

Не надо быть ума палатой,
Чтобы шкафы и стеллажи
Раздать народу без оплаты,
Пускай обставят гаражи!»

И так – по каждому предмету!
Хохлов пойди переиначь!
Спасать и выручать их нету,
Зато какой поднимут плач!



Горбатый: - Я сказать обязан,
Когда захочешь на покой…
- Какой покой?! Да я два раза
Могу поднять одной рукой… -

Степан обвел гараж глазами, -
Мешок муки - колхоза дар…
У них был дефицит с деньгами,
И отвалили мне товар.

 И раньше времени не надо
Хартрону ставить крест на мне!
Тем более, что мне бригада
Аккомпанирует вполне.

- Чего ты взвился?! Хватит пару!
- А был затронут мой апломб!
- Так выпьем! Слово юбиляру.
- Я предлагаю тост «За лом!».

За лом как стержень! И другого
Мы не дождемся, ждя – пождя…
Страна идеями убога
И нет достойного вождя…

- Абзац! Не бей горох об стенку,
Достопочтенный юбиляр!
А чем не вождь Тарас Шевченко?! –
Плеснул Картопля скипидар.

- Вождь??! – Ну, естественно. Оплот он! –
Тут Гусик моментально встрял:
- В газете круглых патриотов
Попался мне «Универсал».

Прочтешь и кончишь колобродить,
Как искупавшись в кипятке.
Нет возражений, в переводе,
На этом гадком языке?!



       Ухвала Универсала
                (Газета «Запатриот Державы», 10 марта 1995г)

Анализ показал: как жито не вырастает без дождя, так – у разбитого корыта народ, когда он без вождя.
Среди великих украинцев, как нам история твердит, чем легендарнее их лица, тем факт сильнее им вредит.
Геройский гетьман Сагайдачный в набегах имя добывал и в плен захваченных полячек насиловал и продавал. За это честь ему и слава! Он мог быть символом державы, но не пошел войной на Русь, хотя божился, подлый трус!
Мазепа – знамя упований! Но на него равняться как?! Он всеми бит и съеден вшами. Да и заслуг – ни на пятак!
А современные фигуры?! Достойно подняты на щит великий вешатель Петлюра, Бандера - пламенный бандит! А вот наш прапор желто-синий облагородить не смогли: на Украине и поныне кругом жиды и москали.
Один достиг святого лика и должен быть обожествлен как вождь Украйны – сын великий, певец могил и похорон, Тарас Шевченко! Дум вершитель! А чтоб не тратить время зря, и Украины каждый житель проникся духом Кобзаря, на место Ленина искусно Шевченка надо пришпилить. Из разновидностей искусства на всех Тарас обязан быть. Примеров много. Даже больше: «Шевченко в красном уголке», «Шевченко в октябре» и «…в Польше», «Шевченко на броневике». Читает «Правду». В острой сценке встречает Троцкого в штыки. Вот носится с бревном Шевченко. Вот у Шевченка ходоки. Тарас Григорьевич в Разливе. На фоне флага Октября. Вот маленький с кудрявой гривой на всех страницах букваря. В кругу солдат – (как правда прост он). У ГОЭЛРО – (вникает в план). Вот ядовитой пулей острой в Шевченка целится Каплан. Вот с новой головой усатой скульптура кажет нам рукой маршрут в Европу или в НАТО. Или в Канаду за мукой…


И тут, как страхи – гильотина,
Горбатый чтение прервал
Командою «Стоять, скотина!
Возобнови, откуда взял!»

Кто б знал, за нашею спиною
Качался Глеб, войдя в кураж,
С мешком муки над головою
Готовый разнести гараж.

На усмиреньи Жеребцова
И водворении муки,
Забыв про власть, сплотились снова
В порыв единый мужики.

Шабашка вышла новой драмой.
Инсульт. Как сторож рассказал,
Степан над смотровою ямой
Мешком придавленный лежал.

На эти случаи взирая,
Мы истины открыли миг:
Харторон нещадно пожирает
Детей (губителей!) своих.

На все возможные шабашки
Горбатый вето наложил,
Пака стараньями Семашки
Степан хотя бы не ожил.

Но он в бригаду не вернулся…

   Глава 8. Шабашка пятая

Кто чужд преданию значенья
Приметам, утки не умней.
Случайность – детище течений
Подводных. Или же камней.

Когда имеем сверхзадачу –
Скостить процент народных масс,
Любые, так или иначе,
Событья скажутся на нас.

Минталий вроде бы случайно
С Прыщем столкнулся меж домов
И тот открыл большую тайну –
Указ Кучмы про несунов.

Случайно чайник завалялся
И мысль пришла «забрать домой»,
Случайно «Беркут» оказался
На выходе из проходной.

Случайно Президент Хартрона
Ответил журналисту в тон:
«Пусть нарушителя закона
Вовсю преследует закон».

Случайно «Дело о посуде»
Послали в Тупянск рассмотреть,
Случайно в Кресле правосудья
Сидел услужливый медведь.

Не будь стеченье роковое
Всех ручейков в один арык
(Самоотверженность героев
И длинный Гусика язык),

Бригада наша избежала б
Коллизий, глупостей и жалоб,
И перед пропастью потерь
На год вперед закрыла б дверь.         

С души тяжелый камень сбросив,
Блюсти привыкший этикет
Минталий поспешал «на восемь»
В троллейбусе не взяв билет.

Для сострадательного вида
Перебинтован был, как Брест,
Чтобы, приняв за инвалида,
С него не брали за проезд.

И вдруг, как выстрел из винтовки,
Гремя, топчась по массе тел,
На предпоследней остановке
На транспорт «Беркут» налетел.

В числе десятилетних «зайцев»
И Гусик был препровожден,
Где стал просить и унижаться,
Чтоб не писали на Хартрон.

Узнав, чем занят наш Минталий,
Начальник оборвал «Не хнычь!
Организуй комплект для спальни,
С меня молчок и магарыч».

И сохранивший честь мундиру
Счастливец мчится к бригадиру,
А тот в ответ «Зачем же нет!?»
Забыв про собственный запрет.

У нас, где «Беркут», там удача!
Препон не встретив и завес
Бригада отвезла на дачу
Предметов полный «Мерседес».

Две соблазнительные мурки
В крутых нарядах «от Бандурки»
С лицом монашеских сестер
Под грушей развели костер.

Пока мы мебель разгружали.
Две плащ-палатки постелив,
Они поляну накрывали
Под барабанный лейт-мотив.

От изобилия закусок:
Лапша, салаты, сало, сом,
Мы аж растаяли, а Гусик,
Считай, что тронулся умом.

Лапшу не вешая на уши,
Замечу, в душу не плюя,
Он, как никто, любил покушать,
А не поесть, как вы да я.

Рожденья, праздники, медали.
Что на работе обмывали,
Как и иное торжество
Не обходились без него.



А если где-то успевали
Как бы случайно дверь закрыть,
Стучал, пока не открывали,
Под видом – «Надо позвонить!»

И хоть везде он был некстати,
За водкой, пивом, коньяком
Он превращал мероприятье
Любое в «ужин с дураком»,

Где каждый в жажде мести мелкой
Заботу вроде проявлял,
Суя ему свою тарелку,
Чтоб он остатки доедал.

Объедкам радуясь, как чуду,
Ненакормляем и резов
Он в блеск вылизывал посуду
И пил, не зная тормозов.

Тот вечер был подобен сказке!
Сам «беркут», как простой орел,
Пил с нами, не снимая маски,
«За то, что тыл в нас приобрел».

Насытившись и налакавшись
Впервой за суверенитет,
Валялись мы, как манной каши
В траве размазанный портрет.

По небу НЛО летали,
Восток на западе алел…
Жизнь развивалась по спирали,
Как Шопенгауэр велел.

По знаку «беркута» девицы,
Чтоб всякий млел и локти грыз,
Одеждой начали делиться,
Чем демонстрируя стриптиз.

(Из голливудских фильмов каждый
Знал, что, глоток искусства пья,
Совать положено бумажки
В места наличия белья).

Не видевший в натуре баксов
Минталий с водки и попсы
То рвался с «беркутом» лобзаться,
То телкам сыпать соль в трусы.



Когда ж, традиций не нарушив,
На подвиг падок и востер
Глеб Жеребцов залез на грушу
И стал струей тушить костер.

Хозяин, видя у народа
Желанье шляпу снять с гвоздя,
Шептаться начал, в глубь природы
Чуть бригадира отведя.

Потом водиле дал команду,
Чтобы развез по хатам нас…
Наутро бригадир в бригаду
Принес шабашку и Указ:          

- Две новости. Одна плохая –
Хартрон в этап переходной
Зарплату нашу направляет
На укрепленье проходной.

Другая новость, как ни странно,
Славней джек-пота в спортлото –
Теперь шабашкой постоянной
Нас обеспечит кое-кто.

К обеду налетает «Беркут»
На самосвале на своем,
Мы алюминий грузим с верхом,
И после смены водку пьем.

Тут главное: ни псу, ни крысе
Не проболтаться про успех,
Иначе «трезвость – норма жизни»
Нам обеспечена на всех. –



                Указ
       Президента Украины «О борьбе с хищениями»

Вращаясь тайно в самой гуще, доносит факты СБУ о расхищении имуществ под маркой якобы б/у.
Числом в десятки миллионов на каждой пяди всей страны орудуют неугомонно рвачи, хрычи и несуны. И расхищением металлов план накопленья капиталов срывают тем,   «добро» кому дал Президент.      
А посему:
1. Борьбу усилить до поимки рвачей, отбившихся от рук.
2. Как комплекс мер внедрить новинки и достижения наук.
3. Видеозренье, эхолоты, рентген, магнитные ворота, миноискатели, УЗИ вдали поставить и вблизи.
4. Все капиталы, силы, средства вложить в устройство проходных и похитителей нечестных искоренять без выходных.

Указ суров, но в нем ни слова
Про грузовые ворота.
И мы успех шабашки новой
Отметить сели в тень куста.

Теперь – не пирожки с капустой
И не данайские дары,
А настоящая закуска,
Вплоть до минтаевой икры.

Из бригадира, как из ванны,
Потек буквально слов поток:
Какой Минталий весь похвальный!
Какой он жук! И молоток!

- Осушим за Гуся, ребята,
Бокал богемского стекла,
Впервые чья придурковатость
На пользу родине пошла! –

Иным, с Хартроном кто не связан,
Не оценить страстей накал:
Наш Гусь почти во всех приказах
«О наказании» мелькал.

То распивал напитки в сквере,
То был в хищении ретив,
То в туалете вырвал двери,
А то сорвал партхозактив.

По правде говоря цензурно,
В поступках этих был он чист.
А подвели его культурность
И факт, что он был альтруист.

Мы, например, с работы часто
Идем с понурой головой,
А он пока всем встречным «здрасте!»
Не скажет, не дойдет домой.

С ним двое пили водку  в сквере,
Что запрещалось в тот момент,
А метрах в ста, по крайней мере,
Шел стороной отважный мент.

В ответ на Гусиково «здрасте!»
Подкрался тихо фараон,
Взял штраф и от лица участка
Послал телегу на Хартрон.


Министр примчался, чтоб с трибуны
Призвать на подвиг, кто готов.
Но лишь едва затронул струны,
Как слышит «здрасте!» из рядов.

То опоздавший Гусик въехал.
Гость разобиделся, да так,
Что не вручил нам за успехи
Переходящий красный флаг.

Заметив как-то в коридоре
Техничку новую с ведром,
В мужской сортир войти которой
Мешал стеснения синдром,

Сочувствием проникся сразу
И, чтоб лишить ее проблем,
Пошел полы и унитазы
Мыть в помещеньи с буквой «М».

Увлекшись, в «Ж» переместился…
Где за охотника проказ
Приняв, пол женский возмутился
И дверь подпер снаружи враз.

В колхозе на уборке лука
Был с шефской помощью отдел.
А прихватить по два-три пука
Боялся каждый, кто хотел.

Он вызвался помочь коллегам
И резво, не жалея сил,
На проходящую телегу
Две тонны лука погрузил.

Контроль нагрянул моментально…
И по «Приказу…» чудака
Лишили премии квартальной
И звания «Ударника».

Горбатый: - А теперь, похоже,
Тост вякнет Глеб. – А я чего?!
Я предлагаю выпить тоже
За Гусика. И баб его. –

Со смаком выпили. Заели.
Минталий, дух взбодривши в теле,
Сказал: - Вобще, для женских чар
Я был что надо экземпляр!



Это сейчас я злой, без денег,
На вид – как выщипанный веник,
А раньше был я во! Какой…
Да плюс квартира на Сумской.

И если б не Шевченка вопли,
Мой распустившийся цветок…
- Кончай, Минтай, - прервал Картопля,-
Катить на гения каток!

Нам надоело слышать соло
С издевкой в адрес Кобзаря!
- А он мне жизнь испортил, сволочь,
Стихами, мягко говоря. –

Все на Гуся переключились,
Как на застрявший в горле ком,-
- Вы в школе кое-как учились,
А я-то был отличником!

Тогда, как пары разбредались,
Чтоб делать мятую траву,
Я все читал, что задавали,
И возникали наяву

Все девственницы Украины –
Оксаны, Мотри, Катерины,
Марьяны, Гандзи, Натали,
Что, словно пестики, цвели.

И лях, москаль, и рекрут с паном,
Гайдук, чумак и пана тесть,
Которые путем обмана
У дев выдуривали честь.

Бедняжки до того страдали
От аморальных упырей,
Что лезли в омут, преврашались
В сов, ведьм, русалок и пырей.

Под впечатлением прочтенья
Я, вместо сверстниц брать за гуж,
Стал верить, что совокупленье
Есть оскверненье женских душ.

В итоге – рыцарь благородный
Монахом жил до тридцати…
Кто за глумленье над природой
Ответит?! Мать его ети!



Потом-то случаи бывали,
Особенно, когда я пьян…
И на такси меня катали,
И приглашали в ресторан…

А как болезни накатили,
Настроя сбился механизм,
Из всех моих желаний в силе
Остался только онанизм… -

И впрямь, в кругах невест известен
Он был как редька – на десерт,
А также кладезь всех болезней
И простодушья экстраверт.

За угощеньем скажет даме:
«Никак накушаться невмочь.
Глисты проклятые…» и саммит
Пошел насмарку в эту ночь.

С другою сам предложит парком
Пройтись вечернею порой:
«Но неспеша, - добавит, - жарко.
И обострился геморрой».

И все ж сыграло злую шутку
С ним откровенья как-то раз:
Одна внимательно и чутко
Прослушала его рассказ

Про камни в печени и почках,
Люмбаго и пародонтоз,
Артрит и вздутие мешочка,
Цистит, склероз и скалиоз.

А как добрался до полипов
В прямой кишке, заметил вдруг,
Что по сочувствующим всхлипам
Ей равных в мире нет подруг.

Маня очами, словно бездна,
Она поспела заявить,
Что весь комплект его болезней
Готова вечно в ним делить.

Но брак расторгся очень скоро.
Она снесла бумагу в суд:
«Мошенник он. С таким набором
Болезней столько не живут.»



Но несмотря, что подселенка
Ему досталась по суду
И к чаю бутерброд с варенкой
Определял его еду,

Он не лишился оптимизма,
Наоборот, поведал нам,
Что заниматься онанизмом
Решил не только по утрам.

А чем он раздражал бригаду?
Едва мы выбросим что надо
И сядем дыма поглотать,
Он начинает подметать.

Мы просим вежливо и матом,
А эта антилопа-гну.
Знай, гнет свое: «Приедет НАТО,
Нам стыдно будет за страну.»

А не стыдился недоумок
Набрать отрепья десять сумок
И гордо в этом щеголять,
Как патентованная мать!?

От этой плюшкиновой страсти
В увязке с пресловутым «здрасте!»
В разгар с хищением борьбы
И получил удар судьбы.

Ему бы прошмыгнуть беглянкой.
Несешь чего-то, будь незрим!
Но после той недавней пьянки
Он «Беркута» считал своим.

И громким «здрасте!» словно палкой,
Их взбудоражил вертухай:
- А я вот чайник взял на свалке.
В консервной банке что за чай?!

- Не бзди, мужик! Хромай копытом!
Махнул дубинкой панибрат.
А близстоящий ткнул магнитом:
- Стой! Алюминий!!! – И отпад.

Что началось?! Спасибо власти!
Хоть не оставила в беде…
Процесс над Гусиком начался
В далеком Тупянском суде.



Гособвинитель все припомнил;
Чем знаменит он на Хартроне,
Лук, что едва чуть не украл
И стратегический металл.

Про чайник подчеркнул особо.
Хотя металл в нем и не желт,
Не отвези его в Европу,
И в экономике – дефолт.

- Достойно ль званья инженера
Лицо, что пьет, не зная меры,
Билет в трамвае не берет,
Бутылки ищет и сдает?!

Добро бы, среди сокращенных
Он был и, чтобы выживать,
Ни в рынок не попав, ни в зону,
Пошел бутылки собирать.

А то ведь все же при зарплате!
Два раза в месяц – получай!
И этих денег смело хватит
На транспорт, хлеб и даже чай.

Двенадцать лет как наказанье
Не много будет. В наши дни
Вся совокупность злодеяний
Измене Родине сродни. –

В ответ парировал защитник
Соображения свои:
- Для Гусика, - хоть год ищите! –
Нет в Кодексе такой статьи.

Не для наживы или пьянки
Он взял на мусорке утиль.
А из-за дыр в консервной банке,
В которой воду кипятил.

Да, он культурный! Каждый знает,
Не без порока мой клиент.
Но ведь культурными бывают
И депутат, и Президент.

Да, альтруист неадекватный.
Но тару потому пасет…
И тут пошли такие факты,
Что просто дыбом встало все.



Казалось, экстраверт активный,
А не открылся никому,
На что конкретно тратит гривны,
Что получает по уму.

Не курит, не завел копилки,
На теле носит всякий хлам…
Зачем ему сдавать бутылки,
Их собирая тут и там?!

Причем – не золотая жила!
Занятие – страшней войны,
Ибо места пивных бутылок
Меж кланами поделены.

Окиньте взором эту ниву,
По всей стране одно и тож –
Кто где б ни пил бутылку пива,
Возле него дежурил бомж.

Не раз мозги успеха ради
Ему случалось проявлять:
То до утра сидеть в засаде,
То рядом стать и подметать.

То скрытно кинуть спичку в урну
И дико завопить «пожар!»
И у смешавшихся дежурных
Под носом увести товар.

Иль недопитую в буфете
Схватить, как палку – в эстафете,
И так рвануть, что мочь в пути
От ветров собственных уйти.

И вот из речи адвоката
Разгадку получаем мы:
Он жил с бутылок. А зарплату
Переводил на счет Кучмы.

Вам может показаться хилым
Зарок (на грани пустяка!)
«Все средства положить и силы
На низложенье Кравчука

За то, что нравственный меняла,
Когда народ его избрал,
Былые предал идеалы,
На коих ранее стоял.»



Он ублажил свои желанья,
С соседом заключив пари,
Как только в противостояньи
Скрестили Лёни козыри.

Они тому зарплату спустят,
Кто победит соперника:
Кучму себе наметил Гусик,
Сосед, обратно, Кравчука.

И написали заявленье:
«Чтоб Президент мог лучше жить,
Ему на полный срок правленья
Зарплату всю переводить.»

Так вклад простого инженера
Позволил вырастить бомонд –
Зять Кучны стал миллиардером,
А дочь, Франчук, открыла фонд.

Весь зал расплакался слезою
От факта, будто сел на шип…
(Замечу, в случае в Кучмою
Бедняга Гусик дважды влип:

Кучма не воскресил Союза,
Хоть в обещаньях был намек,
К тому ж на шею сел обузой
На новый президентский срок).

Имей присяжных в этом зале,
Они бы, не вступая в спор,
Гуся досрочно оправдали б…
Но неподкупный прокурор

Сказал ехидно: «Очень мило.
Будь он бандит и чикотило,
Что малолеток от души,
Взгребя, в объятиях душил.

Будь он подобием Хаттаба,
Что день и ночь ходил по бабам,
Где сеял ужас, жуть и страх
В больницах, школах, детсадах,

Тогда б эффект его поступка
Сработал в считанный момент,
Он стал бы в ряд со Скрипкой, Ступкой,
И дал Героя Президент.



Но только тяжесть злодеяний
Не позволяет снизить срок.
Неотвратимость наказаний
Должна другим давать урок».

Вердикт суда был адекватным.
Пропал Минталий ни за грош.
Нельзя быть «чайником», когда – ты
На свалке чайник подберешь.

Проникшись строгостью закона,
Мы взяли встречный план в ответ:
Срок ликвидации Хартрона
Продлить на те же десять лет.



Глава 9. Шабашка шестая

Все наши средства информаций,
Восторгом распирая грудь,
Примучивали нас «пышаться» –
Гордиться то есть – чем-нибудь.

 И мы пышались неустанно
То Пысанкой, то Роксоланой,
То Сагайдачным, то Кучмой,
А то и Ющенка кумой.

Путан отрядом миллионным,
Чьи трудовые мозоли
Вклад в темпы роста экономик
Всех зарубежных стран внести.

Тем, что поехал наш Шевченко
За длинным долларом в Милан,
Что наш маньяк Онуфриенко
В жизнь воплотил рекордный план…

Что наши братья-хулиганы
Бить морду – супермастера,
Что власть на зависть прочим странам
У нас – как «черная дыра»…

А как закончились кумиры, -
Понос хвалы сменил запор, -
Предметом гордости в эфире
Объявлен был голодомор.




Но вскоре, словно истребитель,
И он не вышел из пике:
И приказали долго жить нам
 В глухом идейном тупике.

Куда мы только ни писали,
Но не был нам предложен флаг,
Сравнимый по значенью с салом
И вечный, словно саркофаг R).

Сплин ширился под вопли-сопли,
Но кипе книг благодаря
Кумиром нашим стал Картопля
В канун исхода ноября.

Был зусман. Шел мороз по коже.
Желудки исполняли рэп.
А наш Тарас нашел возможность
Взять водку, сало, сыр и хлеб.

Предтечей этого момента
Был непосильный потогон –
Грузили вещи президента,
Что дал нажить ему Хартрон;

С нечерной завистью во взоре
Желая благ ему туда,
Где солнце, девочки и море…
Не то, что наши холода.

И по тому, как мы старались
Жать от зари и до зари,
Магарыча нам полагалось
Не меньше, чем на пьянки три.

Но Прыщ в своей манере птичьей
Сказал: - На водку дал бы он,
Да негде разменять наличку –
Купюру евро в миллион. –

И чувствуя вину начальства,
Чтобы от дрожи уберечь,
Библиотечное хозяйство
Послал нас вывезти и сжечь.

Приятно жечь литературу –
В ее огне тепло и свет!
- Есть пункт «Прием макулатуры»
Там друг мой. Турок Карапет. –

__________________________
R) На четвертом блоке ЧАЭС

Сказал Картопля. И Горбатый
Тотчас командует: «В «Прием!»
Все сдали. Но Тарас припрятал
Себе Шевченка пятый том.

Вы за идею не страдали?!
Так вам его понять едва ль!
Такие в ранец раньше брали
На фронт «Как закалялась сталь».

Кто б мог подумать, что у турок
И в наше время, господа,
Ценилась так литература,
Как не ценилась никогда?!

За тонну рифм, страстей и мыслей,
Что обналичил Карапет,
Картопля нам устроил истый,
Застойной пышности банкет.

И хоть судьба Тараса попом-
Звездой не сделала на бис,
Шабашка вылилась потопом
Хвальбы и славы. Бенефис!

Себе любимому весь вечер
Пел дифирамбы соловьем,
А крыть, по правде, было нечем
И не хотелось нам втроем.

Да, и кому стоять на страже
Устоев критики в глаза?!
Глеб Жеребцов двух слов не свяжет…
И ни к чему ему вязать!

Горбатый был всегда нейтральным,
Хотя в команде вес имел,
Быть отстраненным, виртуальным
И летописным – мой удел.

И на арене гвоздь программы
Тарас витийствовал один:
- Я не потомок далай-ламы,
Не брал высот или глубин,

Не шоу-мен, не Квазимода,
Не черный принц, не белый маг,
Не будоражитель народа,
Как депутат или маньяк,


Не френд Лолиты в желтой прессе,
Свой не менял на женский пол…
А ценен я и интересен
Как исключительно хохол!

Про нас хохлов пускают слухи, -
Любой чуть в этом не утоп! –
Что мы нахальные, как мухи,
А каждый лично – хитрожоп!

(Под междометия и вопли
Тут наша бражка приняла
Про сорок капель «За Картоплю
Как настоящего хохла!»)

- Стоп! – возопил Тарас, - откроем
По книге жизни первый лист.
Путь становления героя
Был длинен, труден и тернист.

Сперва от самого рожденья
Я аморальный был урод
Как воспитанья и ученья
В советской школе горький плод.

Как вспомню, так на роже пятна!
Девиз мне навязали в герб,
Чтоб делал каждому приятно
Себе, естественно, в ущерб.

Моими цяцками играли
Все малыши и многих мать,
Звезд с неба не хватал, медали
Чтоб у других не отнимать.

А овощами, что из ездок
В колхозы я не утащил,
В теченье многих пятилеток
Наш город жителей кормил.

Я был за все грехи в ответе
Фальшивым лозунгом ведом,
Пока Шевченка в туалете
Мне не попался пятый том.

Дневник! Поэта в лучшем виде
Судьбы фактический маршрут.
Я вник, на унитазе сидя,
И позабыл, зачем я тут.



Великодушия параша
И бескорыстия гнилье…
Я понял, все это не наше,
Ну, а тем паче, не мое!

И бывший нравственный калека,
Пройдя экстерном генья класс,
Стал настоящим человеком,
Второй родившись как бы раз…-

Мы были в шоке от признанья,
Картоплину дослушав речь,
Ведь он душевные терзанья
Сумел в понятное облечь.

Его мы знали в ипостаси
Вполне обычного хохла
И неизменным оставался
Девиз во всех его делах.

«У нас не кража, а дележка! –
Нельзя не взять себе немножко!»
«Ты здесь хозяин, а не гость,
Возьми домой хотя бы гвоздь!»

Пошлют в колхоз, несет оттуда
Продуктов три – четыре пуда,
Со стройки тащит за плечом
Мешок с песком и кирпичам.

Где надо вкалывать, там нету
Его, зато всегда готов
Он вырвать изо рта котлету
У потерявших бденье ртов.

Но тем не менее в бригаде
В те дни работал, как шальной,
Когда решал: «Деталь мне надо!»          
Открутит и сбежит домой.

А как усядемся за ящик
 С бутылкой, первый – тут как тут:
«Желаю выручить трудящих,
Что в силу трезвости не пьют».

Неужто был он благородным??!!
Тогда какую нужно жуть
Прочесть, чтоб под влияньем сходу
Менталитет перевернуть?!



Не в силах встать, я на коленках
Открыть рванулся пятый том…
Картопля: - Выпьем за Шевченка! –
И мне, - Вчитаешься потом. –

Признаюсь, я в дневник вчитался
И разгадал секрет Тараса,
С его влияньем на мозги
Ума и духа мелюзги.

Когда судьба борца сверсталась
Вдали от муштр и пыльных бурь,
Его кормил и содержал весь
Интеллигентский Петербург.

«Шевченко обожал покушать,» -
Сказал бы Гусик из тюрьмы.
Чтоб точность факта не нарушить,
Без рифмы обойдемся мы.



Факты из дневника великого мученика и страдальца за Украину Тараса Шевченка, круто изменившие жизнь Тараса Картопли

1858 годR)
19 марта … Пообедали у Станкевич…
24 марта … Отправились в книжный магазин Н.М. Щепкина… где и   
                остались обедать.
25 марта … Многоуважаемый М.Л. Максимович задал мне обед…
31 марта … Отправились в отель «Париж» обедать.
1 апреля … Обедал у Белозерского.
3 апреля … Дзюбин, который и пригласил меня обедать…
5 апреля … Приезжал Смаковский просить меня обедать с ним…
8 апреля … Пустился пешком к Семену обедать.
9 апреля … Квитался за неумеренный ужин Кроникевича…
11 апреля … Забежал к Семену, выпил рюмочку водки и пошел к Корбе
                обедать.
12 апреля … С выставки пошли мы на званый обед к графине Настасье
                Ивановне.
13 апреля … Обедал у Семена.
16 апреля … С молодым генералом Крыловым… а обед его, почти
                царский, тоже показался как-то приторным.
20 апреля      Обедал у Н.Д. Кавелина…
24 апреля … располагал…зайти к графине Настасье Ивановне и у нее
                остаться обедать…
26 апреля … на обеде у Сомальского…
27 апреля …Обещался обедать у художника Лукашевича…
29 апреля     Зашел к Дзюбину. Не застал его дома, спросил завтрак…

_____________________________________________________
R) Место действия – Санкт-Петербург (прим. автора)
1 мая            … пошли к Остроградскому с намерением там пообедать…
3 мая            … в 5 часов. Обедать у Уваровых и пробыл в этом раю до 6
                часов.
4 мая              … Зашел… к Уваровым, с целью у них пообедать.
5 мая            … пошел обедать к Лукашевичу.
6 мая            … Расставшись с новым знакомым, мы поехали обедать…к
                Степановым…
7 мая            … Возвратились к Семену и …принялися обедать.
9 мая            … к Старову. Пообедал и пешком же возвратился домой…
11 мая            … Обедал с Желявским у Белозерского.
12 мая            … пришел я к Дюссо в 5 часов обедать…
14 мая            … сегодня прихожу к графине Настасье Ивановне обедать…
16 мая            … заехали ужинать к Борелю…
17 мая            … уговорились обедать у К.Д. Кавелина…
18 мая            … отобедав у именинницы…
20 мая            … Обедал у моих старых друзей Уваровых.
                И так далее…

Надеюсь, милый мой читатель,
Из откровений кобзаря
Ты вынес мысль, что мы когда-то
Ему сочувствовали зря.

Он не рванул на Украину
Из ссылки, с целью в гуще быть
И участь, как пристало сыну,
С несчастной ненькой разделить.

А просьбами к известным лицам
Извел всех, мягко говоря,
Чтобы пристроили в столице…
Замечу, в логове царя.

Где можно бедствовать достойно,
Нашармачка кутить и жрать,
И благодетелей спокойно
Честить, бесчестить и марать.

При сем с ущербностью страдальца
И совестью неандертальца
Будить в себе тоски понос
И всех топить в потоке слез.

Кто хочет перевоплотиться
В хохла и жить нашармака,
Читайте горькие страницы
Шевченковского дневника.

А мы пока в своем сарае,
По сорок капель наливая,
Банкет продолжим. Труд не прост
Добыть из вакуума тост.

«За баб-с!» - Мне с бабами не перло.
Семейных не навел мостов…-
Сказал Тарас. – Та ест в три горла…
Зачем кормить ее глистов?!

Вторая – толстая, как сало!
Сама, зараза, лезла в сеть…
Где на такую матерьяла
Настарчить, чтоб ее одеть?!--

Была и третья, о которой
Шептался долго весь народ:
Картопля выбил санаторий,
Чтоб отрастить себе живот.

И там негаданно, нежданно
Влюбился, аж, невмоготу!
Она была из западянок
И Вэклой звали нимфу ту.

Кипела страсть смолою в чане…
Он от любви настолько пьян,
Что даже как-то на свиданье
Купил ей семечек стакан.

Жизнь стала…- лучше сразу в пекло!
Иссох, почти лишился сил:
После столовки скажет «Вэкла»
И все отдаст, что ел и пил.

Врачи ему – то рапс проросший,
То герболай, то валидол…
Не помогло. Но это в прошлом,
Из пепла выпорхнул хохол.

Хотя лиха беда начало,
Трудней заканчивать дела.
Рука стакан держать устала
И мысли поглотила мгла.

Упасть, заснуть и проваляться…
- Ребята! – брякнул бригадир –
Пора… неплохо прогуляться…
В театр… в музей… или в сортир. –

Картопля: - Может, летку-енку
Сплясать?! Ганьба тебе гэть!
Я требую пойти к Шевченку
И у подножья потрандеть! –


Мы выпили. Потом обнялись.
Потом гоняли голубей.
А как на месте оказались,
Не помню напрочь. Хоть убей!

Я мимо идола спокойно
Полвека бегал по делам,
Но в этот раз узрел такое,
Что весь в осадок выпал там.

Потом потрезву свежим глазом
Я просканировал гранит
И шебуршенье мыслей сразу
Облек в куплеты, как пиит.

Вы  их найдете в эпилоге.
С собой оставшись тет-а-тет,
Я начал пребывать в тревоге
О доле давшего банкет.

А вдруг неписанным законом
Тарасу улыбнется рок?!
И что мы за болваны, что нам
Впрок никакой нейдет урок?!

Но все закончилось нормально.
Хотя… у бригадира свищ
Открылся и, споткнувшись в ванной,
Сломал ребро и шею Прыщ.

Тарас пропал куда-то. Словом,
Так вышло – некому рулить.
И мы решили с Жеребцовым
Пока на службу не ходить.

От катаклизмов на квартире
Не отсидеться как–нибудь…
Прыща, днем позже бригадира
В последний проводили путь.

А с ними наша одиссея
Подобный испустила стон.
Строй ликвидаторов рассеяв,
Господь не дал сгубить Хартрон.

Наверное, не помешает
Позволить умному себе,
Вперед немного забегая,
Сказать о будущем, судьбе



Моих коллег. Все то же бремя
Глеб Жеребцов изволит несть:
Для инженера в наше время
Быть дворником большая честь.

Тарас Картопля дивиденды
Стрижет на должности большой
И с ним – советник Президента
Минталий, пламенный душой.

Ты поражен, читатель милый?
Мол, как могло произойти?!
Мозги гаданьем не насилуй,
Главу последнюю прочти.



Глава 10. Шабашка ведьм

У нас правительства менялись
Нельзя сказать, чтоб каждый день.
А друг от друга отличались
Величиною роста цен.

В тот год толковое попалось,
Чей ум и интересы масс
Совпали в фазе и помалу
Страна с колен приподнялась.

К местам рабочим, что остались,
Устав от блуда и афер,
Рванулись токарь и лекальщик,
Ученый, плотник, инженер.

И закипело, завертелось…
И загордился коллектив,
Что ввысь китайские взлетели
Ракеты, труд их воплотив,

Что на просторах пакистанских,
Где скорпионов колыбель,
Барханы бороздили танки,
В прицеле нашем видя цель.

И до того дошли доходы,
Что наши люди (все как есть!)
Не только овощ с огорода,
Но даже сало стали есть.




И тут друзья за океаном,
Увидев, начали страдать,
Что вымирание от планов
Имеет место отставать.

Болтали, в ЦРУ сплели сценарий
(Там зря хот-доги не едят!),
В котором были колумбарий,
Бухгалтер, цитрусы и яд.

Когда б у нас была сплоченность
И информация про «ТАК!»
Зловещим планам Вашингтона
Мы показали бы кулак.

Но нет!
Оставшись без работы,
Чтоб не грузить собой кровать,
Решил я круглым идиотом,
Перед экраном сидя, стать.

Толпа. Собаки в сточной яме.
Верховна Рада в панораме.
А на трибуне жуткий вид –
Страшило пакости творит.

Весь день страшило бушевало,
В припадке дергалось, кромсало
Трибуну, Библию рвало
(С собою, видно, принесло),

И микрофон между прыжками
Жевало, словно эскимо,
Гребло ногами и руками
Назад, как-будто там дерьмо.

Лицом, корявым от проказы,
Гримасы корчило и смех,
Слюнями, полными заразы,
Нещадно поливало всех;

Притом лизало древко флага,
На счетах выщелкав процент,
Вапило: «ТАК! Ганьба! Тюряга!»
Я – всемайданный Президент.

Охранник вызвал санитаров, -
Пусть вставят нечести фитиль! –
Но патриоты Плющ и Зварыч,
Стецько, Луцько, Томко и Шкиль.


Страшилу ту у них отбили,
Как с долларами чемодан,
И на эстраду водрузили
Где чутко ждал его Майдан.

Майдан! Как много в этом слове
Слилось страстей в один момент:
ТАК! Гэть! Ганьба! Тюряга! Мова!
И «Ющенко – наш Президент!».

Гремят бачки. Визжат Гринжопы
И на извилины скупа,
Съев апельсины всей Европы,
Орет наемная толпа.

Литвин для большего сплоченья
Протаскивает (не дурак!)
В пакете два постановленья:
Одно – Долой! Другое – ТАК!

А что Кучма – последний аспид,
Втянувший орган речи в зад?!
Сидит в чулане в Конче-Заспе,
Родной вкушая аромат.

Европам он не нужен больше!
И все же «Хартии» верны
Шлют в Кончу Президента Польши,
Чтоб постирал ему штаны.

Майдан! Для СМИ счастливый случай!
На всех каналах – бурный спор:
Что для державы нашей лучше –
Майдан или Голодомор?!

А это кто в атаку рвется:
«Майдан есть опиум для масс!?»
Кравчук!!! Потом он отречется
От слов своих. В урочный час.

Майдан! Излишне сомневаться,
Что и Картопля тут как тут.
Ну, как хохлу не оказаться
Там, где хоть что-нибудь дают?!

Здесь было все для человека,
Чтоб выжить в ливень и в метель:
Столовка, сауна, аптека,
Читальня, боулинг, бордель.



Бесплатно!!! А домов окрестных
Жильцы, давя в себе вражду,               
Пооткрывали все подъезды,
Чтоб было где справлять нужду.

Реку истории, что в Лету
Текла, одолевая вброд,
Картопля как живой свидетель
Того, чего творил народ,

Бродил, принюхивался, шмыгал,
В палатку каждую проник,
Нашел и записался в книгу,
Потом еще в десяток книг.

То были книги с должностями
И привилегий багажом –
От руководства областями
До королевств за рубежом.

Ел апельсины, сколько влезет!
А затрапезный пирожок,
Что был из Харькова привезен,
В штанах болтался между ног.

Съесть? Выбросить? – давила жаба!
А пригодился тот предмет,
Чтобы стучать по бочке ржавой
На речи бурные в ответ.

У микрофонов гнули спину
Те, у которых – ни гроша!
А только боль за Украину
И опаленная душа.

Весь мир на торжество морали
Взирал, добрея, сквозь экран.
На почту многие бежали
Послать посылки на Майдан.

Потоком шли флажки, кондомы,
Импаза, валенки, бачки,
Портянки, крылышки, альбомы,
Дирол без сахара, очки…

По сотне миллионов баксов
Шлют Березовский, Блэр и Буш,
От НАТО лично для Параски
Пришел походный биодуш.



Когда ж иссякли подаянья,
Все – как прибитые мешком,
Картопля из-за замайданья
Влез на трибуну с пирожком:

- Громада! Рыцарей Майдану
Недоеданье валит с ног!
Кому-то все – по барабану,
А я – последний пирожок… -

Отдать свое – пустяк для тех, кто
Негр, швед, монгол или олим,
А для хохла поступок этот
С геройским подвигом сравним.

Весь день, поняв высокость чувства,
Петр, Витя, Юля и Мороз
Жевали пирожок с капустой
И плакали посредством слез.

Столичный мер на это глянул
И сообщил через эфир,
Что Дом Украинский Майдану
Отдаст в аренду под сортир.

Отбушевал Майдан неистов.
Все стало на свои места –
Тараса сделали министром,
А Витя Президентом стал.

Все понимали, улучшенье
Не сможет сразу нас достать,
Сначала надо поощренья,
Посты и должности раздать.

Заводы, фабрики от тока,
Воды и газа отключить,
Чтоб всех финансовых потоков
Ход на себя закоротить.

Сменить чиновников бесцветных,
Бандитов посадить в тюрьму,
Настроить хат для Президента
В Карпатах, Альпах и Крыму.

Содрать с коррупции забрало,
Сказать бюрократизму «Вон!»
И чтоб в судах торжествовала
Не справедливость, а закон.



Повысить в двести раз зарплату
Своим соратникам в борьбе,
Родне и секретариату,
Да и в конце концов себе.

Раздать Героя Украины,
Издать Майдана Альманах,
И ТАК! Развесить на хатынах,
Столбах, кустах и бурьянах.

И если б нам тогда помехам
Заслон поставить помогли,
Не обогнали б по успехам
Нас ни Габон, ни Сомали!

Зато под знаком Водолея
Взошла, похерив дефицит,
Национальная идея –
«голодоморный геноцид».

Сбылись народные желанья –
Идея есть! Но власть должна
Ее наполнить содержаньем,
Чтоб заработала она.

Когда я взгляд назад бросаю,
Ища в сравненьи аргумент,
«Как повезло нам! – восклицаю, -
Что нам достался Президент

Такой.» а не такой как прочим
Несчастным странам. Если взять
Хрущова…спать любил он ночью,
А Кастро – бороду чесать.

Смотрел на лампочку Валенца,
Карл-Густав V вышивал,
Бил Клинтон дул в трубу, а Ельцин
Бил по литаврам и плясал.

А если вспомнить про Кацава,
Он был до девочек охоч,
Писал романы Вацлав Гавел…
А наш трудился день и ночь.

Как патриот на страже бдея,
Поевши суши и борща,
Национальную идею
С себя он начал воплощать.



Собрав оставшиеся силы,
Свою квартиру сдав бомжам,
Вблизи Аскольдовой могилы
Себе могилу вырыл сам.

И там живя, читал Шевченка,
Шифровки Райзы исполнял,
Лизал мослы, под зад коленкой
Суды, парламент разгонял.

Не дав УПА с УНСОй в обиду,
Создал почти в один присест
Для утвержденья геноцида
Пять тысяч тыщ рабочих мест.
 
Гробокопатели копали
По деревням песок и ил
И экскременты извлекали
Из оскверняемых могил.

А в Киеве и в филиалах
Ученые НИИГовно
В них не найдя молекул сала,
Борща, галушек и блинов

Под президентскою эгидой
Писали нужные труды:
«Все умерли от геноцида
Ввиду ненайденной еды».

Чтобы не дать случайно маху,
Центр Разумкова дал прогноз:
«На туалетную бумагу
В те дни нулю равнялся спрос».

А наш Глава с могильным видом
По Украине разъезжал
И все гримасы геноцида
Лицом показывал. И кал

Давал желающим понюхать.
А тем же, кто державным духом
Изрядно пах, как пах бомжа,
Дать пожевать не возражал.

Его на саммиты не звали,
Но не гнушался Президент
Послать им горьких слез в бокале
И на закуску экскремент.

  Страна балдела…

Слез соленых
Вкусил и Гусик находясь
В местах не сильно отдаленных,
Где вместо эйфории – грязь.

К кому судьба неблагосклонна,
Тот в нашей не сидел тюрьме,
И о царящих там законах,
Естественно, ни бе, ни ме.

Кошмары Дантового Ада
(Представить их – немалый труд!)
Сошли б за шалости детсада
В сравненьи с тем, что было тут.

Минталий хилый был собою
И интеллектом – как МГИМО,
И сразу в зоне стал Бздюхою,
Шестеркой, Шибздиком и Чмо.

Его мытарили, и грызли,
И опускали все подряд,
В прямом и переносном смысле
Лизать примучивали зад.

В баланду, походя, плевали,
Елдой подушку поливали,
Чинарики тушили об
Достойный президента лоб…

Вину за все исчадья ада,
Что всуе выпали ему,
Он возлагал на «эту падлу
Кучму», и принял потому

Майдан с неистовым восторгом –
Парил, в уме кричал «Ура!»
И каждой клеткой каждый орган
Стал ждать амнистию с утра.

Но покорителям Майдана
Не до амнистий – жди-пожди!
(Об из заботах неустанных
Мы говорили впереди).

Скворцы и пахари свободы
Горели пламенным огнем
И думали о чем угодно,
Но только явно не о нем.



А Президент – законов бдитель!
Ужели этого не знал,
Что каждый новый предводитель
С амнистий править начинал?!

И он с какого-то момента
Во всю оставшуюся страсть
Возненавидел Президента
И «помаранчевую» власть.

Лишенный мироощущений
Сквозь темноту и пустоту
Плыл бедный Гусик по теченью
Дерьма, как роза на плоту.

И вдруг…когда он рылся в чане,
Приходит прапор толстопуз:
- Вперед! Тебе дано свиданье
С Министром Транспорта и Муз.


( Кабинет начальника колонии.)

- Картопля??!! Транспортный Министр?!
- Привет Минтай! Ты что забыл,
Как виртуозно я и быстро
Тележку с мусором водил?!

А ты тут как? В тоске-печали?
- Черпак баланды из гнилья,
Что при Кучме раз в день давали,
Теперь дают нам раз в три дня.

- А что ты ждал?! На всех не хватит.
И Президент – не фармазон.
А как еще поднять зарплату
Начальникам СИЗО и зон?!

Не дрейфь и перестань об этом!
Зачем я здесь, желаешь знать?
Помилованье Президента
Есть шанец организовать?

Что надо сделать? – Для начала
Поднять братву на синусид,
 Чтоб за собой Москва признала
Голодомор и геноцид.

- Ты что, Тарас?! Побойся Бога!
Я против правды не пойду.
- Я понял: мне пора в дорогу,
Ты хочешь в этом гнить аду. –

Минталий побелел как стенка:
- Спасибо за заботу… Но
Голодомор нам дал Шевченко –
Поэт, учитель и говно.

- Да ты рехнулся, Гусь, мозгою!
Кобзарь?! О чем мы говорим?!
- Есть документы… под ногою,
Что этот факт неоспорим.

- Какие факты?! Чушь собачья!
- Текст стенограммы найден тут…
У Сталина на ближней даче…
Прошу, послушай! Пять минут. –

Минталий вынул из ботинка
Страстей означенную кладь,
Раскрыл, разгладил, сдул пылинки
И стал вполшепота читать.

Стенограмма беседы товарища Сталина с украинской делегацией в составе: Косиор – председатель делегации, Птычина – член делегации, с повесткой дня «О ходе коллективизации на Украине.» Косиор хотел дочитать доклад, но товарищ Сталин оборвал его, сказав «Выводы».

Косиор Как видим, вопреки прогнозам,
На правду делая акцент,
Приходится признать, в колхозах
Крестьян всего один процент.

Сталин Нам остается удивиться,
Осмыслив грустный ваш доклад…
Выходит, братья украинцы
Счастливой жизни не хотят!

Косиор Выходит так, товарищ Сталин.
Буквально в каждое из сел
Мы агитаторов послали,
Партхозактив и комсомол.

Подняли всех крестьян на митинг,
А нам в ответ – скулеж и плач.
Сталин А кто идейный вдохновитель
Саботажа и неудач?

Косиор Анализ сделан. И оценка
Дана на третье сентября:
Тарас Григорьевич Шевченко!
Сталин Шевченко? Автор «Кобзаря»?!

(Рассуждая) Из бедняков. Борец с царизмом.
Революцьонный демократ…
Косиор И мы смотрели через призму
Анкеты. Вот и результат.

Сталин Прошу обосновать детально,
Без экивоков и купюр.
Косиор Ваш мудрый план, товарищ Сталин,
О возрождении культур

Поручен лекторам и прессе.
И вот духовный наш циклоп
По селам, школам, яслям, весям
Растекся словом, как потоп.

Хотя имеет в лексиконе
Всего-то сорок восемь слов
Он ими как поэт в законе
Потряс деревню до основ.

Сталин Жаль, не читал в оригинале.
Язык украинский вполне
Велик , могуч и гениален,
Но не по силам даже мне.

Косиор Чтоб вам понятен стал вредитель
В течение пяти минут,
Птичина  в усредненном виде
На ваш его представит суд.

Сталин И что же скажет нам Птичина –
Души советской камертон?
Птичина Вот обобщенная картина
Стихов, что входят в каждый том.

(читает)

Казак, дивчина, пуповина –
Могилы, злыдни, Украина.
Пучина, прорубь, омут, глина –
Могилы, злыдни, Украина.
Разруха, голод, падаль, псина –
Могилы, злыдни, Украина.
Русалка, рекрут, пан, скотина –
Могилы, злыдни, Украина.
Чума, холера, скарлатина –
Могилы, злыдни, Украина.
Нож, сабля, яд, топор, дубина –
Могилы, злыдни, Украина.
Запор, понос, лишай, морщина –
Могилы, злыдни, Украина.
Кровь, пот, вонища, блевотина –
Могилы, злыдни, Украина.
Кобзарь, чумак, шинкарь, вражина –
Могилы, злыдни, Украина.

(Сталин делает останавливающий жест)

Любите больше чем детину
Могилы, злыдни, Украину!

(  Долгая пауза )          

Сталин Некрасов, Надсон, Арцибашев –
В одном лице… А есть в параше
Поэтом сочиненных книг
Один хотя бы светлый стих?

Птичина Все вирши, думы и поэмы
Есть вариации на темы,
Вышеизложенные мной –
Резня, мор, голод, плач и вой R)

Сталин Не повезло с поэтом нацьи…
Но чем виновен этот пан,
Что в деле коллективизацьи
На Украине сорван план?

Косиор Чадя зловоньем экскрементов,
Наш гениальный мракобес
Стал главным лозунгом момента
И в душ властители пролез.

Под гипнотическим напором
Его нытья крестьянский слой
Взамен колхозов жаждет мора
И превращенья в перегной.

А главное, скрывать не стану,
Есть намеренья в гуще масс,
Чтоб вместо вас, товарищ Сталин,
Вождем заделался Тарас…

Сталин Мы в море чувств не ищем брода.
Наш курс «Программой» утвержден.
Желанье каждого народа –
Для дела партии закон.

И если жаждут ваши люди
Голодомора и могил,
Им не пойти навстречу будет
Намного выше наших сил.

              (Многозначительно смотрит на Косиора)

А тем, которые устали,
Мы ускорение дадим…
Косиор Все сделаем, товарищ Сталин!
Мечту поэта воплотим.

                (По отмашке уходят)

Сталин Шевченко, Косиор, Птичина –
Могилы, злыдни, Украина.


Закончив чтенье, Гусик гордый,
Что у него ТАКОЕ есть,
Бумаги спрятал в складках робы
И стал Картоплю взглядом есть.

Привыкший к ауре фрустраций
Он сразу понял, что Тарас
Пришел над ним поиздеваться,
И врезал гостю между глаз.

В подобных случаях, бывало,
Тот глотку рвал, как буря – жесть,
А ныне нем был. Не пристало
Министру Муз в бутылку лезть.    

И только, выдержав цезуру,
Одел на Гусика ярмо:
– Дурак ты, Гусь! И сдохнешь сдуру,
Смакуя принципов дерьмо.

Что тебе дался бомж убогий
И им нафуканая блажь?!
Наш Президент меняет Бога,
Теперь Бандера--- Фюрер наш…    

Бутылку я не взял. Чревато!
Ну, я на «мерс». И ты чеши!
Вот адрес Секретариата.
Чего надумаешь, пиши. –

И что, казалось бы, случилось?!
Но Гусик вскорости усек,
С того свиданья изменилось
В его быту буквально все.



R) Птичина ошибается. Автор перечитал все сочинения Шевченка и нашел один «светлый стих». «Садок вишневий коло хати»

Как по дубинки мановенью
Он был отпущен и храним,
Словно забыло окруженье
Про издевательства над ним.

А главное, лепила местный
Переиначил статус-кво:
Высокой удостоив чести,
Взял в услужение его.

Занятье – лучше не бывает!
Не мед, а чистый шоколад,
Раздал, убрал и, отдыхая,
Имей с экрана все подряд.

То ли антенна подкачала,
То ль барахлил гетеродин –
Из многочисленных каналов
Работал лишь УТ-1.

Гробокопатели, могилы,
Кресты, рыдальщиц сводный хор,
Плакаты, кости, педофилы –
Все славило голодомор.

На этом погребальном фоне
Факт вопиющий поражал –
Сам Президент своей персоной
Все ритуалы возглавлял.

Но на кресте, чтоб вера крепла,
Он распинался, как Христос,
То посыпал прическу пеплом,
Чтоб извести педикулез.

То постояльца пьедестала,
Смотря фигура чья стояла,
За возложением венков
Из лютиков и васильков

Превозносил: «Тарас – наш тато!
(Или Иван, Симон, Степан).
Он по ночам в ЕС и НАТО
Вынашивал вступленья план.

За патриотов Украины
Все, у кого болит душа,
Давайте выпьем диоксину
Гуманитарного из США!»



И создавалось впечатленье:
В знак солидарности в ответ
На это, надо населенью
Бегом на тот кидаться свет.

Минталий дергался, плевался
Под нецензурные слова…
На третьи сутки догадался,
Наверно, съехал наш Глава.

В шкафу стеклянном кривоногом
Среди брошюр «СПИД», «Грипп», «Глисты»
Попалась «Карточка больного»,
В которой – чистые листы.

И, словно врач на пациента,
Он заполнять для хохмы стал
ФИО, пол, возраст Президента
И адрес, что Картопля дал.

Заполнил «Жалобы больного»,
А жаловался наш больной
На диоксин, «потеют ноги»,
На Юлю, Кремль и геморрой.
 
Запнулся на графе «Диагноз»:
Нельзя, чтоб был притянут за нос!
И вырубил как топором:
«Маоцзедуновский  синдром» 

(Вождь Мао говорил Линь Бяо:      
«Народ есть скопище козявок.
Их надо, чтоб великим стать,
Сто миллионов растоптать»)

Как нашему помочь больному?!
Потребно потакать синдрому
И Гусик стал рубить с плеча
«Рекомендации врача».

Писал в припадке вдохновенья,
Как-будто небом осенен,
До немоты, до исступленья
И до обложки с двух сторон.

Бес превращал его злорадство
В идей несметное богатство,
От коих то и дело тек
Бальзам, куда пробиться мог.

___________________________________________________
) 
Как он письму приделал ноги,
На то у нас ответа нет;
Но тем не менее к Балоге
Пришел увесистый пакет.

В то время в Секретариате
Дух пессимизма низко пал:
Ассортимент мероприятий
Потенциал свой исчерпал.

И несмотря на все усилья
По истребленью изобилья,
На недосев и недород
Не вымер полностью народ.

Шеф кабинетных патриотов
Ходил и нервничал, как псих,
Он им – зарплаты, виллы, льготы,
А толк какой-такой от них?!

Державну мову лучше знали
Эйнштейнов или Авицен,
Но ничего не предлагали,
Ну, разве кроме, роста цен!

И вот пакет – как с неба манна!
Нужней, чем МЧС в беде,
Бесценна и оригинальна
Энциклопедия идей.

В ней и «продажа ржавых лезвий»
И «ядовитая еда»,
И культивация болезней -
Чумы, холеры и СПИДа

Прививки, выжить от которых
Никто не сможет из детей;
Прорыв украинский в поборах
Самоотверженных властей,

Бум эпидемий офигенный –
Сибирка, тиф, проказа, сказ,
С поднятьем цен одновременным
На медицину в сотни раз.

Лекарств рецепты, в кои входят
Мышьяк и ртуть, циан и хлор;
Казнь смертная для тех, кто вроде
Не признавал голодомор.

.     .     .     .     .     .     .     .     .
Советов – больше сотни с гаком!
«Создать по берегам морей
Для педофилов и маньяков
Сеть пионерских лагерей».
.     .     .     .     .     .     .     .     .

«Поля страны не овощами,
Не зерновыми всех сортов,
Засеять густо бурьянами
Патриотических цветов».
                .     .     .     .     .     .     .     .     .

А Президенту как банкиру
Пришлась идея по уму:
«Раздать кредиты на квартиру
Под курс четыре к одному;

За этим курс поднять в три раза
И производство развалить,
Чем жителей в мгновенье глаза
В бомжей голодных превратить».

Наш Президент был строг ко многим,
Но благороден и раним.
«Я автора, - сказал Балоге, -
Беру советником своим».

И Гусик – в президентской рати.
А это та как раз ступень,
Где шик, и блеск, и денег хватит
На бочку пива каждый день.

Он пил, презрев заветы Неру,
И радовался тенево,
Следя, как Президент с Премьером
Внедряют выдумки его.

Став нищим и жуя отраву,
Люд снова взялся за свое –
Еще сильней любить державу,
Вождей, особенно, ее.

Хоть Шар обшарь, кому охота!
Хоть ройся в Интернет сети,
Подобных нашим патриотов
На всей планете не найти.

Пора и нам бегом, как в кассу,
Чтоб патриотами предстать,
К омраморевшему Тарасу
Прийти и должное отдать.

         Эпилог

Немало статуй в нашем крае
Шевченка отражают лик,
Но только Манизер, ваяя,
Глубоко в суть его проник.

На пьедестал не столько автор
И горький плакальщик земли
А встал Великий Мастурбатор!
Куда там бедному Дали:! R)

Уже воображенье наше
Рисует сладостный момент:
Как-будто вождь минутой раньше
Еще голубил инструмент.

Однако, что-то рукоделью
Помехой стало и пиит.
Прибор запрятал под шинелью
И притворяется, что спит.

Что снится кобзарю?
Тополя?
Сова? Утопленная? Доля?
Слепая? Наймычка? Тюрьма?
Сычи? Юродивый? Чума?

Русалка? Ведьма? Катерина?
Варнак? Саул? Чернец? Причинна?...R) R)
А, может, скопом весь колхоз?!
Агицин мама паровоз?!

Проснись поэт! Глаза от силы
Протри! Мечта твоя сбылась –
Кругом развалины, могилы,
Дерьмо, пожарища и грязь.

От слез твоих в широком море
Вверх подскочило промилле,
Бурьян, репях, пырей и терен
Поразрастались на селе.




________________________________________________
R) Сальвадор Дали себя считал Великим Мастурбатором

R) R)  Это название произведений Т.Г. Шевченка


На всех майданах – стон, и кашель,
Таска, уныние и сплин;
Стволы садов вишневых шашель
Сточил от корня до вершин.

А по кладбищам и руинам
Непобедима, как нужда,
Шагает гордо Украина
Из ниоткуда в никуда.
 
                06.11.2009 г.