Ты
22.00
© flamingo
Всё это было, было, было до меня... Всё было написано, подумано, пережито или сказано сотни тысяч, а может быть и миллионы раз кем-то, где-то, когда-то, кому-то... Но разве есть в мире что-то новое кроме научных открытий и изобретений ?!.
Как так получилось, что, хотя прошло уже почти тридцать лет, я помню каждый день, каждый час, проведённый с тобой?
Девчонок в номере не было. Пришлось усесться на стул у окна и запастись терпением в ожидании их возвращения. А разве был иной выход?! У нас был один вариант семестровой работы и в разгар сессии тратить время и напрягать до кипения мозги в попытках сделать всё самой было бы непростительной глупостью. Лучше было дождаться девочек.
Время шло. Ожидание как-то уж очень затянулось.Подошли два типа. Лица, вроде, знакомые. Напрягла память, вспомнила — из параллельной группы ребята. Усевшись на свободные стулья, поинтересовались, жду ли я тоже, когда откроется буфет — здесь, оказывается, был буфет! — или чего-то ещё и, если чего-то ещё, то чего. Или кого. Ясно было — поболтать людям захотелось. Узнав, что я жду девчат из номера напротив буфета, меня "успокоили" тем, что ждать не имеет смысла, девочки пошли на пляж с последующим выходом на поиски приключений. Но я не сдавалась, тем более, что нашлись собеседники. Один, рыжий и лысоватый, куда-то убежал, поручив второму непременно дождаться открытия буфета. При этом он торжественно вручил
ему эмалированный кофейник жуткого коричневого цвета — ребятам нужен был кофе!
Так, неспешно, слово за слово, разговорились с оставленным на посту у буфета товарищем.
Как-то неудобно было в упор рассматривать человека, поэтому я даже и не разглядела его сначала. Через час, убедившись в тщетности ожидания, я всё-таки, собралась домой, тем более, что вечером автобусы с речного вокзала уже толком не ходили. Попрощавшись, я шустренько спустилась по лестнице вниз и, перебежав небольшую привокзальную площадь, удачно заскочила в уже чихающий бензином автобус. Стоя на задней площадке, я глянула на окно, где маячил товарищ с кофейником, и подумала: "Вот дурак! И почему он не пошёл меня проводить!?"
А "товарищ с кофейником", глядя на удаляющийся автобус, подумал: "Вот дурак! И почему я не пошёл её проводить?!"
Этим человеком с кофейником был ты.
Мы никогда не говорили друг другу о любви: я, девушка кавказского воспитания, считала невозможным это, а ты, как потом оказалось, человек семейный, не считал себя в праве об этом говорить. Но нам и без слов было здорово вместе шататься по городу, сорвавшись с какой-нибудь лекции по какому-нибудь научному коммунизму.
Мы могли часами сидеть на диване в квартире моего брата — да здравствует брат в отпуске! — и ни о чём не говорить. Или говорить часами ни о чём. Между нами, в общем-то, ничего и не было — так, только несколько раз поцеловались, что при моём упомянутом выше кавказском воспитании уже было грехопадением. Как смешно сейчас вспоминать о тогдашней моей глупости!
На курсе, где меня знали как облупленную, всем и всё сразу стало ясно: влюбилась! Ещё бы, как тут не понять, если я, такая занудно-добросовестная студентка-вечерне-заочница, не пропускавшая ни одной лекции, не говоря уже о практических занятиях, стала бессовестно сбегать прямо с середины занятий, выскальзывая в дверь сбоку от амфитеатра в лекционном зале!? Правда, никто никак не мог вычислить, кто, так сказать, объект воздыхания — конспирация соблюдалась почище, чем в подпольной организации, и испарялись с лекций мы абсолютно автономно друг от друга.
Ты стал главным перекрёстком в моей жизни. Я поняла это только теперь и удивляюсь, почему только теперь, ведь вспоминаю о тебе невольно, как-то подсознательно, практически ежедневно.
Ярко светит закатное солнце — это ты: помнишь, ты провожал меня на речном вокзале, у тебя за спиной садилось солнце, я смотрела на тебя и солнце слепило мне глаза, а мне казалось, что это ты так светишься.
Падает пушистый снег — и это ты: мы сбежали с очередной лекции в зимнюю сессию и сквозь густой снегопад ты повёл меня смотреть "Чудовище" с Бельмондо — ты знал эту киношку уже почти наизусть, а я ещё не видела, и ты получал удовольствие уже не от Бельмондо и его юмора, а от того, как хохочу над его шутками я.
Щекочут нос пузырьки шампанского — и это ты: помнишь, ты принёс полный "дипломат" бутылок с шампанским — и где только ты его столько достал во времена тотального дефицита?! Мы пили шампанское и заедали его яичницей с помидорами — зря, что ли, я с Кавказа?!
Но нет, ты этого не помнишь. Не можешь помнить. Тебя нет уже почти десять лет. И сегодня тебе было бы пятьдесят девять.
Но для меня тебе всегда всего тридцать!
Свидетельство о публикации №111120410851
Александр Балаев 2 08.02.2017 06:04 Заявить о нарушении