Misunderstanding

Она уходила в ночи, оставаясь вспышкой,
Когда на часах кукушка рожала полночь,
Она никогда не шептала ему чуть слышно,
О том, как хорош или какая он сволочь.

Она возвращала чулкам прекрасные ноги,
А платью - себя, пропитывая теплом.
Обрекая тем самым его быть опять одиноким,
Покинув его где-то между дождем и вином.

Она исчезала во мгле, оставив лишь запах,
Лишь призрачный шлейф, что таял ближе к утру.
Ему не спалось, он безмолвно смотрел на запад,
А губы шептали: "Вернись же, я так тебя жду!"

Она никогда не звонила. Впрочем, он тоже,
Держался как мог, порой - из последних сил,
Но он же мужчина, а им унижаться негоже,
Он так рассуждал, хоть очень её и любил.

Порою она приходила к нему спонтанно.
Немногословная. И не звонила в звонок.
Меж порывами страсти выпивала чашку американо,
Он смотрел на нее снизу вверх, смотрел как щенок.

И она, так и быть, вновь до него снисходила,
Отдавалась рукам, наслаждение в звук воплощая,
Она тоже его по-своему, но любила,
Кубиком рубика себя по частям собирая.

Но, увы, не женское это дело -
Распинаться в признаниях, первой быть,
И поэтому она выбрала язык тела,
Чтоб он понял, как без него тошно жить.

Ну а он, увы, не умел читать между строк,
Размышлял, что не нужен ей, поэтому и молчит.
А она, каждый раз приходя на его порог,
Терзала пальцами кнопку, которая не звонит.