Красота не спасшая мир. Десять лет спустя

Обозначенный в  моих произведниях, которые создавались преимущественно с наступлением новых "смутных времён", круг символов  будет и впредь доминировать в западном мире. Восток живет и трансформируется логикой символов отличающихся от знаков христианско(суперстрат)—языческого(субстрат) человеческого космоса. Конечно, возможны вкрапления символов и из сопредельных культур и религиозных систем, как сегодня происходит с американизированной версией буддизма, внедряющейся к нам во многом благодаря Голливуду и восточным единоборствам. Подобно тому, как трансформировался в третьем рейхе образы “тевтона” и “викинга”, так сегодня  у нас  трансформируются, а в США уже трансформировались, образы “самураев”(восточные единоборства) и “витязей”--только у нас--(русский стиль, РНЕ, “соколы”).

Вкрапления рок-н-ролльной версии индуизма, тольтекской магии, пришедшей к нам через Костаньеду, триллеровый голливудский набор – вот самые близкие из уже действующих и формирующих завтрашнюю реальность знаковых систем. В созидании и мутациях новых информационных “штаммов-метисов” приток новой символики будет играть весьма существенную и взрывоопасную роль. Это уже продемонстрировал нацистский “необуддизм”, хотя его истоки в виде интеллектуальных изысков Шопенгауэра и Ницше –не кажутся столь ужасающими. Да и опять –таки, таким вот образом грубо детерминируя, не блуждаем ли мы в вечной детской игре “причина-следствие”? Ведь не станем же мы антисемитские умонастроения витавшие в позолоченных залах дома Романовых объяснять поэтической верою Алекс Гесснеской в реинкарнацию и помогающую ей свершиться наверняка свастику, которую несчастная царица рисовала, предчувствуя близкий конец.

Манихейско-гностическая  версия христианства уже превращалось в оккультное вероучение, советские и американские (а вслед за ними и китайские ) технократы уже  превратили религиозную идею вознесения на небеса в “космическую религию”, а Голливуд растиражировал эту сказку, оснастив ее персонажами из всех эпох, расселив их по всей обозримой звездной ойкумене.  Мун уже скрестил буддизм с евангельскими заветами, получив “истинно счастливых”. “Белые братья”, свидетели Иеговы уже “пробудились”(или “пробуддились”?) и нашли  “вечный двигатель” производства адреналина в самих себе, путем священного испуга перед апокалипсисом.  За чем же дело стало? 

Жажда повторения опыта   берсерков, забытой гладиаторской поэзии  боя, тереодорское желание лезть на рожон, а дальше, возможно, не метафорический, а вполне реальный вампиризм —все это будет вновь и вновь приходить с каждым новым поколением.
 Выплескам “вирусов правды” всегда будет сопротивляться  “иммунная система” запретов и ограничений, разрушению границ—их установление. Всегда найдутся “играть согласные” и ту и другую роль.   А следом появляться носители “обновленной истины”.         
   
Какова же экстраполируемая в будущее роль университетов? Этих продолжателей славных дел вагантов с одной стороны и богословско-чернокнижных  традиций—с другой. Не ожидают ли  впереди нас, “образованцев”, вечные войны “инквизиторов” с “еретиками”, как было совсем недавно, когда выпускники-юристы по долгу службы  выполняя “госзаказ”, “брали в разработку” диссидентствующих выпускников-гуманитариев, заодно с “лириками” прихватывая и “физиков”.

Да и в студенческой среде не обходилось без “иформаторов” и “осведомителей”.  Вживую наблюдая, как  в дни чествования  125-летия Томского императорского университета девушка-журналистка  из вузовского “боевого листка”  устроила православное “аутодафе” однокашнику --  выпускнику –эзотерику, поверишь—все еще впереди. С умилением вспомнишь комсомолочек-доносчиц, сдававших “антисоветчиков”-читателей Мандельштама и Пастернака, не посягая на то, чтобы анафематствовать. Будет ли, как во времена нашей юности,  столь  престижен интеллект? Или грубая сила, обладание деньгами, властью – окончательно закрепятся на переднем плане? А интеллигент из революционера мысли, движителя прогресса  и пассианария духа передвинется на роли обслуги? (Даже не взирая на то, что пропаганда станет трубить об инновациях и кластерах-прим. 20011 г.)

Пока что “первая леди” – филологиня(так было в 2003 г.). Что будет, когда ею станет торговая работница, коммерсантка, банкирша, бизнес-леди?   Будут ли “умники” притягательным символом для рекрутирования в университетские стены свежих сил одаренной молодежи? Или их ждет судьба неомодернистского юродивого Серена Кьеркегора? Что тут сказать?

Видимо, всплеск интереса к образованию и гуманитарному знанию, который пришелся на время написания Солженицыным “Образованщины” и пришедшийся на нашу молодость – что-то вроде выброса протуберанца во время солнечной активности, по-пелевински --оргазма:кончая,  империя, вслед за  завоеванием космоса материи, забрасывала в “космос” духа последних космонавтов—и мы были обязаны достигнуть самых дальних планет и звездных скоплений.

По крайней мере переживания обретения гуманитарного знания, как особой судьбы, избранничества, инициации( не всегда, кстати совпадающего с рутинно-советским представлением о “писательстве”)  вполне возможно останутся феноменальным опытом нашего поколения, из которого последующие будут черпать нечто, глядя на нас лишь сквозь критерии утилитарного прагматизма:мир стремительно обретает черты гигантского супермаркета, на прилавках которого все “неходовое” будет обретать непривлекательность “неликвида”. Захочет ли кто-то добровольно страдать в безвестности, когда все ищут удовольствий и признания? Найдутся ли женщины, готовые разделить эти страдания, а ведь, известно, без слияния “инь” и “ян” –нет “дао”.   Ведь все-таки столь нужные поэту страдания—существенная “специя” того пути, который должен пройти неофит—без него нет сверхчеловека, нет прикосновения к сверхзнанию, к бытию как к “открытой книге”, говоря словами друга-филолога, прошедшего все степени посвящения и отлившего свой опыт в слова: “Страдание--… одно из основных составляющих, свидетельствующих о том, что человек пребывает в мире, что он есть, существует…, а отсутствие страданий означает и утрату существования, переход в нежизнь, в смерть”.

Если мой личный опыт  дал  мне возможность увидеть в моем друге  Александра I –в раке, где тот лежит в виде мощей – кости без головы , а череп забрало для изучения КГБ –и не вернуло, то просто ли это игра воображения—или в “этом что-то есть” – мистика, истина, сообщенная посредством интуиции, сигнал “головной цивилизации”? А может быть –ничего в этом “мигнувшем” видении и нет –и не запиши я его “на бумагу”—оно кануло бы среди других, подобных “нейтрино подсознания”, летящих сквозь пустоты космоса и  прозрачную для них кой-где попадающую на их пути  материю.

Тем более, что “вдруг” отреставрированный храм и мощи в нем стоят на горе, неподалеку от которой студентом мне приходилось дворничать, ходя по тем же буграм, где хаживал  мистический двойник АлександраI.  Друг же – живехонек лежал той ночью взведенных нервов и “перескоков” во времени на койке ,  у него только спину прихватило—время такое выпало—университетской профессуре пришлось подрабатывать грузчиками в то время, как выполнившие “заказы” киллеры отрывались на международных курортах—и светившийся сквозь готового доктора наук  Федор Кузмич – не был ли всего лишь игрой моей  фантазии две ночи не спавшего?


И все-таки, сказанное им той ночью, строки его книги—это сообщенное мне им, или Александром I? Он говорил о феноменах, безмерном и не понятом пока еще до конца времени, космосе, наших женах, детях, писательстве-- и это было чем-то вроде проповеди. По крайней мере для меня каждое слово мерцало божественным смыслом откровения.

Что же такого важного хотел сообщить мне Федор Кузмич, о котором я думал так много, но когда он ко мне “явился” на “связь”, как представитель иной, “плазменной” цивилизации, я не догадался спросить его о главном? Не то ли, что его оторванная голова—о ней я узнал от молоденького попа-расстриги другой подобной ночи неделю спустя уже в Новосибирске и примерно в то же время ночи, когда “открылся инфернальный канал”. Этот подвизающийся ныне на ниве “второй древнейшей” и PR попик учился в томской семинарии и участвовал в положении обретенных мощей  Александра 1 в раку.  Он и рассказал об отсутствии  изъятой спецслужбистами голове.

Что за феноменальное послание содержится  в этом исчезнувшем черепе мумии? Предупреждение нашему времени, что оно будет обезглавлено? Что теперь мы так и будем жить –голова отдельно, тело отдельно? Университетское образование—голова-- само по себе, а остальная, столь телесная  жизнь – сама по себе. Если, исследуя “феномен человека”, Тейяр де Шарден вывел закон энцефализации, то силы деинцефализации, включась на полную мощь, не угрожают ли самому “божественному промыслу”?

Сколь остро ощутимо сегодня то, что вовлеченный в чудовищные информационные потоки, современный человек подобен корпускуле! Пророк-корпускула—не пародия ли на того, кому завещалось “глаголом жечь сердца людей”? Куда ты со своей нагорной проповедью –ведь тебя не пустят ни в одно из 20 тысяч существующих в России издательств, отфутболят в любом “дородном” журнальчике, любой “крепко сидящий” князек от графомании отошьет! Ведь все эти орды и толпища—10 тысяч бывших членов СП плюс к ним тысячи и тысячи “пользователей”(вот хорошее слово) Интернета – каждый претендует пробраться в “пророки”! Не затеряется ли твоя проповедь в их улюлюкании?Не проедят ли они тебя насквозь, набежав, навалившись, подобно полчищу термитов,  даже если ты и Гулливер среди лилипутов? 

Даже если ты и обрушишься теле- или радиоэфирами (больший шанс быть услышанным),  газетными, (меньший), журнальными (еще меньший), книжными(совсем мизерный) тиражами. Даже если возьмешь в руки микрофон, электрогитару, выйдешь на фестивальную площадку – и со своей писаной торбой индивидуальности станешь эманацией бесноватой толпы! 

Да и может ли человек вообще рассчитывать на какую-либо индивидуальность? Не представляет ли все наше подсознание блужданием в конвейерных штампах? Ведь уже были ГУЛАГ, Холокост, Хиросима и Нагасаки, вторжение в Афганистан и 11 сентября. Ведь Алистер Кроули, меняя вдохновительниц, как позже  производители - продолжатели арийской расы ритуальных матерей-героинь, а  “битлы” подружек, утверждал поистине универсальный символ Великого Зверя и за ним—за Поэтом-- пошло человечество, а ты лишь микрочастица этого океана.  “Делай что изволишь!” Руководствующаяся  этим принципом “багряная львица” – суть  “транзитная Муза” –не является ли такой же вечно блуждающей в броуновском движении сексуальных контактов лишенной озарения, вдохновения,  искры божией  корпускулой?

Не опошление ли это все самой мистики Поэзии, производимой на свет единственным Орфеем, поющим незаменимой Эвридике? Что сталось бы с Одиссеем если бы даже сидя за свадебным столом с двумя “взводами” женихов, его не продолжала ждать уже немолодая Пенелопа, а Телемах так и не подал бы лука, на который многоумный мог натянуть тетиву, чтоб выпустить стрелу, доказывая,  только он -- ее “законный муж”? Да и что такое “законный муж”?И не есть ли истинная свадьба –это “алхимическая свадьба” Мастера и Маргариты? И не представляет ли собою “истинная Муза” своеобразную Мату Хари вечности, шпионку, которая обязана передать Поэту свое “донесение”?Но… 

Звезды рокн-ролла, вдохновляющиеся марихуаной, ЛСД, героином и коллективными сексуальными оргиями, бардовские фестивали, собирающие по 150 тысяч человек, где Музы и Поэты движутся как два встречных потока микрочастиц в синхрофазатроне, воспроизводя описанную Элвином Тоффлером в “Футурошоке” модель “транзитных семей”. Вудсток, как предтеча Грушинки,  “жития в семьях” “инфантильного поколения”, произведшего на свет детей, которых опять спешат назвать “потерянным поколением”…Что это? Последние празднества “дионисийства” перед пришествием вполне “аполлонического” производства людей на фабриках клонирования?

Возможны ли сегодня  хоть какие-то прозренческие открытия в живописи, музыке, поэзии? Или далее нас ждут лишь того или иного рода клоны уже виденного, слышанного, пережитого -- инсталляции, эпатажи, пощечины общественному вкусу, дискурсы маргиналов и “священных безумцев”, наносящих раны занявшему круговую оборону “культурному бессознательному”, которое мало-по малу будет подменяться “масскультурным бессознательным”, а в “ответ” жалкие потуги полемик и унылая тягомотина приверженцев “морали” ?

Не  есть ли любая новая написанная книга – лишь продукт выморочной постмодернистической комбинаторики?А если это “реализм” –то даже и без постмодернистических игрищ.  Должен ли человек верить или ему полезнее знать? А если знать, то до каких пор? И откуда черпать это знание? Из залгавшихся СМИ, (а книги и “литературные”  журналы при всем их желании дистанцироваться от основного информационного потока –лишь загоняют себя в область аутсайдеров и лгут еще больше)? Из “вечных” книг—Библии, Корана, Бхагават-Гиты, литературной классики? Но все эти бого- или экстазовдохновенные тексты перепрочитываются каждым поколением по-новому. Нужны ли современному человеку пророки, поводыри,  молитвы? Есть ли  у него шанс, окружив себя   “Невидимой броней”, стать “Мастером жизни”?

По всей вероятности -- да. Но—парадокс-- для того, чтобы и  молитва,  и “броня”  действовали, нужно научиться воспринимать мир поэтически. Однако  возможно ли это, если  “вакансия поэта”  не каждому по силам и на сегодня (это так!) в глазах “филистеров” выглядит  абсолютно маргинальной?  Разве что кто-то юный и несмышленый  позавидует внешним атрибутам успеха  рок- звезды! Но ведь среди этих “звезд” столько искусственных лампочек! Ну а кто такой с точки зрения туристки-бухгалтера преуспевающей фирмы – индийский йог, застывший в позе лотоса под баньяном? В лучшем случае—несчастный бомж…А ведь более защищенного от угроз внешнего мира “мастера” – не сыскать.

Сегодня нет никакой уверенности, что красота спасет мир, а слеза ребенка остановит безумства политиков. Сказанное пророчествующим Достоевским в ясновидческом экстазе “сбывается”, но как это и должно быть в мире вечно трансформирующихся символов—“с точностью до наоборот”. 

Актуальный мир страшнее любого голливудского триллера( этот жанр создавался для благополучной нации соскучившейся по адреналину, сейчас уже адреналина—в избытке). Но я не хочу размыкать круг своих “медиумов”. Преодолевая благодаря этому кругу  свою конечность и отчаяние беспомощности в противостоянии стремительно меняющемуся миру, я, быть может, еще на что-то надеюсь.

2001 год