Переселенка...

Сердце сжимал тот проклятый платок.
Как же, растоптанным горем, одежды
Все увязать, чтобы тронуться с места,
Самый крутой совершая виток…

Кто фанатичный приказ издавал,
Юности память отнять не гнушаясь?
Рвал  по-живому лихой коновал,
Кнопку нажал, затопить всё решаясь!
 
Ветер, что в косы любимых вплетал
Пряди берёз, в этот миг, хоть и не пил,
Жёсткой волною по баржам хлестал,
Их изгонял в астраханские степи…

Глебовы жили в дворянстве своём,
Из Петербурга на лето съезжались…
Сколько совместных затей кувырком,
Пойменный луг на конях объезжали...

Сколько веночков, свечей допоздна,
В Красную Книгу внесённых фиалок…
Здесь сорванец расписной не был жалок,
Коль барчука поджидал у окна…

Вместе в ночное на топком лужку,
Вместе - под дулами ярких созвездий…
Оба стащили бутыль коньяку:
Боль заглушить от отточенных лезвий…

В сердце же переселенка всерьёз
Чёрной казачьею стАтью пульнула…
Так и застыл до Ухода у стула,
Что он с собой на чужбину принёс…

Тасе девятый десяток годков.
Всё хорошо, да глаза вот не видят...
Плачет не часто: да  кто тут обидит?
Воет по-волчьи – до всех петухов…

Перед портретом подпёрлась рукой:
Чаю б в компании выпил непьющей.
Но убрала, поворчав: – Завидущий…
Складно живу… не хочу на покой…

Фото автора