Ко дню милиции

В кабаке, однажды, сидя,
Пил настойку горькую,
Вдруг, знакомую увидел –
Старушонку бойкую.
Подозвал: - садись, бабуля,
Выпей, - водки ей налил, -
Расскажи-ка, мать, как в Туле
К тебе Ленин заходил.

Бабка села, ножки свесив,
Засияла, как медаль,
А потом, губу отвесив,
Устремилась взглядом в даль.
А потом стакан махнула,
Закусила рукавом,
И беседу затянула
И об этом, и о том:

- Зря смеёшься надо мною -
Я, ведь, милый, смерть твоя...
- Не просил я, бог с тобою –
С кем-то спутала меня,
И, вааще, со мной, бабуся,
Этим лучше не шутить...
Ладно, мать, давай – не дуйся,
Подставляй, во что налить.

Пью, а сам себе смекаю:
Чем ни шутит, лысый бес –
Я из книжек точно знаю,
Он любитель до чудес:
Заморочит, заболтает
И зубами в левый глаз,
Отсосёт, и исчезает –
Вурдалак и ловелас.


Как представил, стало жутко –
Перспектива...боже мой,
И решил: ну, вот уж дудки –
Я для смерти молодой.
Смерти – было, клянчил с дуру,
Но, ведь, пьяный был в дугу,
И сказал старухе хмуро:
- Не, я дальше не пойду.

Слушай,- начал бить на жалость,-
Мать, я счастья не видал,
В жизни мне всего досталось –
Только то, о чём писал,
А в любви, клянусь, ей богу –
Ну, не любила ж ни одна...
Да куда же мне в дорогу?
Да, пошла ты, Сатана.

Бес сидит убитый горем,
В самый раз пустить слезу:
Все мы пишем, мать, про море,
А купаемся в тазу,
А ещё, бывает, «звёзды»...
«Спотыкаются» ,
И униженно на землю к нам
Спускаются...

Тут старуха прослезилась –
Очень верно, мол, сказал,
И в лице переменилась
(Сатана, я так и знал) :
Предо мной сидел небритый,
С клыками жёлтыми -
Уголовник не добитый,
Весь с наколками.

Он разлил по-полстакана,
Выпил, злобно матерясь:
- Парень, вижу ты бывалый,
Не пойму, какая «масть»?
Ты мне душу размотал,
В сердце глядучи,
Но я вижу, человек,
Ты порядочный.

Ты не то что эти, наши -
За тридцатку не продашь.
Кто ты, в сущности, не важно,
Ты же другу... всё отдашь?
Не поверишь, но я тоже,
Потому здесь водку пью,
Что терпеть такие рожи
С детства, просто, не терплю...

Я сидел, в глазах темнело,
Собеседник пропадал,
А товарищ то и дело,
Всё обличии менял:
То медведем мне казался,
А то хрюкал, как кабан,
И ко мне всё подвигался –
Но я был ещё не пьян.

Он грозил кого-то грохнуть,
Подливая в свой стакан,
Выпил (чтоб ему подохнуть),
И заплакал, как пацан.
После каялся и клялся,
Загубили, мол, талант,
И мне живо рисовался
В нём отпетый... музыкант.

Обращению обучен,
Языком трепать мастак,
Но и я на этот случай,
Вроде, тоже – не чудак:
И когда он предложил мне :
- Поцелуемся, браток..?
Я с трудом, но, все же, выжал –
Погоди ещё, чуток,

Целоваться будешь с волком
В зоопарке, лысый гад,
Ишь ты, родственник нашёлся –
Змей поганый тебе брат!
Кровь взыграла – я взбесился
И бутылкой запустил...
Он, конечно, раздвоился –
Я в соседей угодил.

Тут соседи налетели,
Стали руки мне ломать.
Я ругался – проглядели,
Упустили, вашу мать?!
Тут смотрю, он входит в форме,
Я к нему - ублюдок, на!
Мне была в тот миг опорой
Вся родимая страна.


Правда, утром, оказалось,
Настоящим был сержант,
Но остался, вот уж жалость,
Недобитым «музыкант».
Я к ментяре, извинился –
Четвертной ему отдал,
Чтобы он не очень злился,
А, ну, и в суд не подавал.

При посредстве милиционеров
Я в психушнике лежу –
Подлечили мои нервы,
Но упрямо я твержу:
Форма серо-голубая,
Дорогая ты, моя...
Был бы жив, сейчас, не знаю,
Но убить не дали – ЗРЯ! 

10.11.1984