Скульпторы

                Анатолию Клюеву
Патина времени лежит на каждой строчке
Кирпичной кладки. Гулкий грязный двор,
Летучий мусор, под соленья бочки,
Гараж чиновной фирмы. И забор.
За ним завалы гипса и бетона,
Ржавь арматуры и скульптурный хлам.
Под мастерские отдан старый храм.
Он потемнел, как древняя икона,
От времени и треснул пополам.

Три скульптора сидят во тьме подвала
Вокруг пенька. Один, угрюм и рыж,
Как будто весь проржавел, он бывалый
Лепила глины. Рядом – юный стриж
Из институтской выпорхнувший клетки.
Он крутит ус и делает заметки,
Не объегоришь, мол, меня – шалишь!

А третий – мэтр. Его творений тонны
Забили двор, ломаясь на куски.
Он – шахматист. Купил себе кальсоны
Все сплошь с рисунком шахматной доски.

Сидят и пьют отчаянно, по-русски –
Ни одного стакана, без закуски.

Заводят речи. Мастерство… шабашки…
Слова мелькают, будто жала змей.
Все, трое, в глубине души своей
Великие, а прочие – букашки.
От водки  бронзовея тяжёло,
Они глядят вокруг себя, как рыбы.
Не видя, что в оконное стекло
Спустились с неба облачные глыбы.

В сыром подвале загустевший мрак
Набит скульптурой. Головы, фигуры –
Горения души застывший в гипсе знак,
Блеск гениальности и нищета халтуры,
Следы умершей и живой натуры –
На невесёлый пьяный кавардак,
На мастеров со стен взирают хмуро.

Ночь до утра разводит их пути.
Кого-то ждёт душевная подруга.
Кого-то ищут тёща и супруга.
Кому-то просто некуда идти,
И он добавить захотел немножко,
Обходит все весёлые места.
А после в вытрезвителе звезда
Подмигивает в грязное окошко…

Их утром ждёт борьба самих с собой,
Печали век и радости мгновенья.
Работай, мастер, чтоб вокруг толпой
Окаменели всплески вдохновенья!