***

она восходит на свой пятый (последний) этаж. как на пьедестал. или как на голгофу. ей нора её видится будто мираж, там хоть и совсем убого, зато ближе к богу. она отпирает замок ключом, нажимает на дверь плечом, переступает порог. она проходит домой, а там никого нет. Снимет пальто, включает свет, врубает комп. скидывает на стол охапку цветов (какой-то букет), три коробки конфет, бутылку шампанского, снимает джинсы и свитер, надевает шёлк и какие-то куртуазные кружева, ставит музыку - гитарное что-то, испанское, она дома, она одна, она наконец-то права. она снимает маску, трогает лицо пальцами, гладит себя по щеке. Ей наконец-то можно расслабиться, она так устала барахтаться в этой реке, где течением сносит всегда не туда, где хотелось бы оказаться, а до берега и подавно уж не добраться, приходится всё барахтаться и бултыхаться, а иначе на дне валяться, а там, кажется, холодно. Ну уж нет. Она плохо выносит холод, у ней дома теперь тепло, зверь пушист, фикус опять колосист (она не забывала его поливать уже дней шесть или пять, а может неделю), ковёр ворсист. Она садится и смотрит в окно. Там, конечно, темно, она видит себя в стекле - в шёлке и в серебре, в масле и на холсте, и ей уже ничего не надо хотеть, у неё всё есть.