Завтра и Вчера Владимира Сорочкина

   Сегодня мы – и в стихах, и в беседах – всё чаще делимся друг с другом горестями, печалями, тревогами. Тут всё понятно и никуда не денешься: мы обмануты и у нас украли веру в завтрашний день… Но я всё-таки хочу поделиться радостью – радостью от встречи с настоящей современной поэзией.. Передо мной книга. Называется она «Завтра и Вчера». Издана – в Брянске. Автор – Владимир Сорочкин. Как-то он приезжал к нам, в соловьиный край, где и подарил мне свой сборник стихотворений. Не сразу я открыл его: книг дарят много, а времени у меня мало. Но когда открыл – изумился:

Ещё блестят в песке глаза
Горячей полночи вчерашней,
И всходов света ждёт гроза,
Посеяв молнии над пашней.
                ( «Гроза»)

Читаю дальше и опять изумляюсь и радуюсь:

Уснул темнотой убаюканный сад,
Затих – хоть трава не расти.
Как губы твои, эти листья блестят
Под тяжестью звёзд и росы.

… Да, мне повезло. Ведь Владимир мог бы и не заглянуть в нашу губернию, ведь и сегодня «поэтам деньги не даются» – особо не разъездишься. Но, слава Богу, выручил Фет. В тридцати километрах от Курска находится святое место – Коренная Пустынь, а в десяти верстах от Пустыни – село Воробьёвка, которым с 1877 года владел наш великий Афанасий Афанасьевич. «В настоящее время Воробьёвка – единственное, а потому уникальное место в России, хранящее следы поэта». Превратив свою усадьбу в «земной рай» (так сам Фет называл свою Воробьёвку), поэт пропел здесь свои чудесные стихи-песни, наполненные любовью, светом зари,  синью небес, блеском звёзд и росы, шелестом листьев… «В Воробьёвский период А.Фет достиг высоты в поэзии, издав четыре выпуска «Вечерние огни»,(в отличие от предыдущего – Степановского периода,  когда он не написал «и более трёх лирических стихотворений»), он создал единственные в своём роде стихотворения на века». «… Его стихи как бы вплотную приближали космос к нашему человеческому, земному восприятию… Первые слова об этом сказал поэт глядя из своего ночного сада на роящееся звёздное небо где-то в земной глуши около Курска» (К. Паустовский). Здесь – «около Курска» – у Фета гостили и Толстой, и Полонский, и Тургенев, и Чайковский, и Страхов, который так описал Воробьёвку. «Деревня Воробьёвка стоит на левом, луговом берегу реки, господская усадьба на правом берегу, очень высоком. Каменный дом окружён с востока каменными же службами, а с юга и запада огромным парком на восемнадцати десятинах, состоящим большею частью из вековых дубов. Место так высоко, что из парка ясно видны церкви Коренной Пустыни. Множество соловьёв, грачи и цапли, гнездящиеся в саду, около дома благоухали розы, в оранжерее выращивались кипарисы, олеандры, лимоны, кактусы»…
   Теперь у Фета гостим и встречаемся мы, надеясь, что это святое место поможет и нашим душам вдохновиться и спеть так, чтобы услышали другие души. Впрочем, песни Фета не просто услышали: песни Фета сегодня, в век разора и разрухи, спасают Воробьёвку. Уже скоро, хотя, конечно, со страшным запозданием, здесь будет открыт музей… Да у нас теперь и надеяться-то больше не накого, кроме как на наших гениев. Александр Сергеевич спасает Михайловское, Михаил Юрьевияч – Тарханы, Тютчев – Овстуг, Толстой – Ясную Поляну, Тургенев – Спасское-Лутовиново, Есенин – Константиново… Гении наши, конечно, сильны, но помогать им надо…
   В древнем Китае было очень мудро заведено: император назначал своим помощником («премьером»), при всех прочих достоинствах, лишь того, кто досконально знал поэзию и вообще – литературу, справедливо полагая, что такой человек менее всего способен на предательство, двуличие, воровство. Вот мудрость! У нас наоборот: всё чаще совершенно чужеродное стараются привить к нашему стволу развития. Тщетно: сохнет и вянет. Почему? Не только потому, что – чужое. Главное – не мудрое. Не плохо было бы, если б у нас все кандидаты на высшие посты сдавали экзамены по литературе, по ключевым вопросам истории.  И хорошо бы – прямо в прямом эфире. Здорово было бы всех кандидатов обязать посмотреть документальные фильмы о космосе, чтобы эти большие начальники не особо кичились высотой своих постов… А прочитав классиков, глядишь, прочли бы и современных поэтов. Например, – Сорочкина Владимира, который, как мне кажется, является одним из прямых литературных наследников и Случевского, и Анненского, и Фета. Прочтём стихотворение Сорочкина «Вьнок».

Цепляясь за щебень, лежащий у ног,
За чёрную грязь, просмолённого бруса,
Под самые рельсы подсунул вьюнок
Свои граммофонные белые блюдца.

И дружно плетётся зелёная нить
На свет прорываясь из сумрачной глины,
Пытаясь обнять, задушить, окрутить
Железки и насыпь тщетой паутины, –

Хватается, тянется с разных сторон
Цветками и листьями живописуя
Дорогу, но каждый молчит граммофон
И музыку вынужден слушать чужую.

   Такие стихи требуют повторного прочтения. И не потому, что не понятны, а потому, что хороши. Но и после повторного прочтения останется загадкой: как это сделано? Как стихи появились, выросли? Где поэт нашёл слова? Только ли у железнодорожного полотна?.. Но эти мысли мимолётны: читая настоящие стихи, не возникает никакой охоты «разбирать их по косточкам». Просто: читаешь – и радуешься, радуешься этому «горькому хлебу».

Опять приходишь ты, ступая
Невнятно, кротко –
Поэзия, – моя скупая,
Чужая тётка.

Что мне делить с тобою?.. Горек
С любого бока
Твой хлеб, и только тем и дорог,
Что он – от Бога…

   Вот как! Тонко – да не рвётся, хрупкое – да не ломается, крепкое – но не железное, а живое! Это, конечно, завидное счастье – уметь себя выразить: уметь из провалённой ли ямы жизни или с её  возвышенности достать до звёзд поэзии.

Ни тепла не прошу, ни покоя,
Пусть и холод наступит, но – твой.
Пусть ненастье твоё всеблагое
Над моей прошумит головой.

Реют тучи, как хищные птицы,
Дождь стучит и стучит по окну, –
Но ненастье твоё – как затишье,
И твой холод подобен огню…

   «Затишье – птицы» - смелая рифмовка? Но, во-первых, перед словом «птицы» стоит слово «хищные», что придаёт более созвучности, а во-вторых, смелых рифм у Сорочкина немало: твои – травы; ушко – ушло; затворя – твоя; моего – молоко – легко; неги – в небе; иначе – наше….. Смелость эта оправдана: она берёт сердца в полон. А всё потому, что перед тем, как обратить внимание на рифму, читатель покоряется красоте и содержательности строк. К тому же рифмовка эта хотя и смелая, но – до определённых границ. Стихи не перестают быть стихами и даже наоборот: они неожиданны и, значит, – интересны. Да и не злоупотребляет такими рифмами поэт, хотя их и немало.

…То, что пело – уже отзвучало.
Так зачем я пытаюсь открыть
Дверь в ушедшие дни, чтоб сначала –
Пусть не жизнь – но тебя – повторить.

Чтобы снова услышать сквозь тени
Над заснеженной серостью плит,
Как цветущая ветка сирени
Молодою листвою шумит.

   Эти стихи как бы даже не из нашего времени. И сам поэт как бы нарочно отстал от века. Отстал, чтобы искать и находить там слова для своих стихов. Даже стихи с какой-то политической окраской у лирика Сорочкина остаются быть лирикой:

Как трагик погорелого театра,
Себя переигравший на ура,
Я не хотел бы оказаться в завтра,
Которое мы прожили вчера. –

Такие стихи не бьют читателя по мозгам, не заставляют их закипать, негодовать, но заставляют думать. И ещё напоминают, что одной правды для стихов недостаточно.

Где родились мы, там и сгодились.
То раздор, то разлад, то война…
Мы же в красной рубашке родились,
Только что ж наизнанку она?.. 

… Вот и снова, вскочив спозаранку,
Над разором, над чахлым жнивьём,
Мы в рубашке своей наизнанку,
Подбоченясь, на праздник идём.

   А впрочем, стихи – настоящие, самоцветные стихи на чистом русском языке – о природе ли они, о любви ли, о политике ли, о детях, о нескладной ли жизни, о терзаниях ли души,  – могут сделать для страны намного больше любых лозунгов. Могут! Но для этого они должны быть известны широкому кругу читателей. Я к тому, что сегодня тираж книг часто не выходит за сто-двести экземпляров. И не дай нам Бог, и тут гнаться за Америкой, где книгопечатание, если верить "телику", практически исчезает… Но, слава Богу, тут мы отстаём. Худо-бедно, у нас ещё выходят книги. И даже – хорошие, с такими стихами:

Ночь… Даже отсветы застыли,
Не в силах память осветить,
Как будто до меня не жили
Здесь – и уже не будут жить.

Чем осязаемей утрата,
Тем оглушительнее даль,
Как будто я и сам когда-то
Здесь и не жил, и не страдал.

И нелегко на самом деле
Не сокрушаться об ином,
как будто нет дорог за дверью
И нету улиц за окном.

Но веком кажется минута,
И тяжелеет ночь без сна,
Как будто ты ушла – и утро
С собой случайно унесла…

   Как не случайно в этом волшебном стихотворении слово «случайно»!..
Да, стихи бывают разные, но не наличие рифм отличает их от подделок,  не соблюдение формы, главное – они должны быть сердечным выдохом, логическим выводом судьбы, потребностью отдать, одарить. Поэтому настоящие стихи может творить только настоящий поэт. Владимир Сорочкин – один из них.
   …Планета Сорочкина, конечно, образовалась из нашей русской туманности, она ещё сформирована не совсем: она растёт, на ней появляются новые моря, материки, горы. И если некоторые плачутся: «Где же читатели?», то он пошёл по пути Господнему, который вначале создал мир, а лишь потом его заселил. И поэт создал свой мир – красивый и мудрый. И, конечно, его Завтра будет прекраснее, чем Вчера.


                Юрий АСМОЛОВ