История, рассказанная моей бабушкой

История, рассказанная моей бабушкой (12.04.2006 14:05)

По странной улице без ветра и названия,
Сентябрьским вечером, быть может летним днем
Шагают утомившиеся граждане
Работой или солнечным огнем.
Не знаю точно.

Но в городах так много разных улиц
Я поясню, чем эта столь странна,
На ней стоит торговец злополучный,
Недвижимый. Как пред собакой страх
Его движенья лишь глазам поручены
И плавно закрывающимся векам.
Он бел, как будто холода зимы
Ему не избежать. К концу столетия
Стекала лимфа жизни,
И тромбом этот человек
Стоял на тлеющем проспекте (может быть проспекте)
Который, как артерия сердец,
Толкал людскую массу
В переходы, в трамвай, в такси
И в мусорный подъезд,
Торговец преграждал людей теченье,
А сам был худ и мрачен. Как асбест
Его лицо, запавшими щеками,
Кричало в недвижимой пантомиме,
Что он не рад и самоистязает
Не для торговли скопленные силы.

А перед ним, на стоптанной асфальта глади
Укрытой теплым, но колючим одеялом
Лежали Книги. Все одной породы.
Зеленая обложка, белым что-то
Написано, не трудно разобрать
Лишь градус отклонения от курса
К дому, но проходящим всем плевать.
Лишь крупных букв не многозначное
Сплетение для многих:
Стихи. А автора - не разобрать.

Торговец был
Их автором, я это понял четко,
Когда его глаза подобно
Материнским ласкам поглаживали мягкую обертку
И блеск зрачков, секундой замирал,
Когда он, как бы извиняясь
Не-покупателя глазами провожал.
Мне может, показалось,
Но для обычных, слишком влажные глаза.
На книгах будто бы в слезах
Блестела мутная клеенка,
Но не было дождя.
И он укрыл их от всё сушащего ветра,
Которого никто не замечал.

Быть может, это были тверди клеток,
Где он почтовых мыслей-голубей
Сокрыл в словах пульсирующих метром.
И им хотелось к людям полететь,
Чтоб передать, ведь это долг и почесть,
Послание отца. Но одиночество и
Лишь клеенки полоса в них смотрят,
Взамен внимающим глазам.

О красоте и о бессильи сплетен
Должны были они вещать.
Должны были, как рупоры кричать.
Должны были лететь в истоки слуха,
Но проходящим мимо всем плевать,
Плевать на мысли и на стойкость духа,
Который чудом мог заставить не рыдать
Поэта этого, но им на все плевать…

Сам написал,
Сам заверстал,
Сам продавал,
Сам понял,
Что не в его стихах проблема,
А в черствой плесенной слюне,
Которой брызжут те прохожие бессменно
В неразвороты непрочитанных страниц,
Как в бред и в вздор бессмысленной газеты.

И этот миг, приняв за вдохновенье,
Он, обнажив душевное нутро,
В блокнот занес печальное виденье
Эскизом своих будущих стихов.